Кто-то из бойцов испуганно крестится, губы шепчут молитвы. Переглядываемся с троллем.
А где же труп предателя? Тигр сожрал его полностью?
Отрицательно мотаю головой:
Вместе с костями? И не подавился? К тому же мундир штабс-капитана только разорван, но совершенно не испачкан кровью.
Неужели тигр унес тело вместе с собой? высказывает догадку один из солдат.
Предварительно разорвав на нем мундир? замечаю я.
И тут же добавляю:
Необъяснимая история. Но, как говорил мой отец, оставим необъяснимое будущему. Рано или поздно, но оно разъяснится.
Поворачиваюсь к Лукашиным.
Мы сможем догнать зверюгу? Если идти по следам
Ночь же, Николай Михалыч. Надо хотя бы рассвета дождаться.
Резон в их словах есть. Не спорю.
Добро. Сейчас давайте похороним Сороку, мир его праху.
Лукашины крестятся.
Тигр-убийца бежал по ночному лесу. Птицы испуганно верещали в вершинах деревьев. Гигантская полосатая кошка их там, конечно, не достанет, но страха в крохотных птичьих мозгах от этого меньше не становилось.
Шершавый язык на ходу слизывает с волосатой морды вокруг пасти последние следы крови ночной жертвы. Мерно вздымаются полосатые бока, по которым хлещут ветки кустов и лесная трава. Тигр остановился перед лесным ручьем. Фигура его окуталась темной густой дымкой. А когда пелена рассеялась, на берегу ручья лежал голый человек, он застонал, открыл глаза, с трудом встал на четвереньки. Так, на четвереньках и преодолел несколько метров до ручья. Человек жадно припал к воде, пытаясь утолить жажду и голод.
Последнее пристанище Сороке было готово где-то через час могила вышла не слишком глубокой. Каменистая почва плохо поддавалась нашим саперным лопаткам, приходилось практически долбить.
Погибшего бойца проводили в последний путь заупокойной молитвой. Жаль, батюшки не было, но что поделаешь, война
Укрепили самодельный крест между камнями в изножье насыпи. Ну и помянули, благо винная порция подразделению была выдана еще перед началом рейда.
По следам таинственного тигра-убийцы со мной вызвались идти братья Лукашины, Маннергейм и, разумеется, мой верный ординарец. В лагере за старшего остался Бубнов. Я приказал удвоить караулы и всем быть настороже. И ни в коем случае не отлучаться из лагеря поодиночке.
Когда на востоке забрезжил красноватый рассвет, а звезды в небе словно подернулись пеплом и малость потускнели, мы двинулись в путь по тигриным следам. Мы углубились в лес, с первых шагов окруживший нас плотной стеной. Шли молча, только шорох шагов да обычные звуки предрассветного леса не давали тишине сделаться полной, вязкой и тягучей. След зверя-убийцы вел нас все дальше. Мы то поднимались на каменистые увалы, то спускались в небольшие распадки. В стороне вдруг резко застучал свою барабанную дробь по древесному стволу дятел. Продравшись сквозь густой подлесок, мы вышли на берег лесного ручья. Младший Лукашин дал знак остановиться.
Все, ваши благородия, обратился он к нам с Маннергеймом, последний тигриный след. Дальше нет ни одного.
Мы с троллем переглянулись.
А что есть? спросил Маннергейм.
Федор Лукашин почти распластался у земли, вынюхивая следы.
И запах тигриный здесь заканчивается. Дальше человечий. До самого ручья.
Все страньше и страньше, особенно чем дальше Прям стихи какие-то!
А за ручьем есть человеческие следы?
Наш следопыт внимательно все осмотрел по обоим берегам ручья и отрицательно помотал головой.
Вот здесь он вошел в воду. Дальше ушел по воде. Вверх или вниз непонятно. Здесь он на другой берег не выходил, вашбродь.
Федор, а мог Вержбицкий быть оборотнем? Вы чувствуете собратьев или как?
Чувствуем. Но господин штабс-капитан точно не был оборотнем.
Николай Михалыч, Маннергейм пристально смотрит на меня, а сами вы ничего не чувствовали в отношении пана Вержбицкого? Вы же охотник за демонами.
Увы, Густав Карлович, ничего, кроме обычной человеческой неприязни, которую пан Вержбицкий подчас вызывал во мне своим жлобским поведением. Но после перенесенной контузии я стал хуже владеть этим даром.
Жлобским? Разве Вержбицкий был скрягой? Маннергейм удивленно смотрел на меня.
Вот же ж стоило немного расслабиться, и тут же вылезло словечко из моего родного мира и времени.
Ну я несколько в ином смысле Пан Станислав порой был излишне спесив и заносчив.
О, да у вас тонкое чувство юмора, улыбнулся тролль в усы, вы прошлись по пану поляку его же собственным родным языком, ведь буквально по-польски «жлоб» олух и грубиян.
Да, у нас в имении был поляк-управляющий, он нередко употреблял это словечко, вот и прилипло к памяти, надеюсь, что я смог выкрутиться. Впредь не стоит терять осторожности.
Что дальше, Николай Михалыч?
Предлагаю разделиться. Вы со старшим Лукашиным двинетесь вниз по течению ручья, а мы с Федором и Кузьмой вверх. Будем искать, где оживший и обернувшийся тигром-убийцей пан Станислав выбрался на берег.
И как долго будем двигаться?
Думаю, с четверть часа. Нам еще в лагерь возвращаться.
Что ж, сверим наши часы, Маннергейм выудил из нагрудного кармана своего кителя часы-«луковицу».
В среднем темпе втроем движемся по берегам ручья вниз по течению. Основная надежда на нашего следопыта-оборотня Федора, но и мы с Кузьмой внимательно смотрим на берега, не появится ли след, где поляк-предатель выбрался на берег.
Солнце уже поднялось достаточно высоко. Мы движемся словно по дну огромного зеленого океана. Звенит летняя мошкара, досаждая нам ежеминутно, перекликаются птицы, журчит весело вода в петляющем между берегов ручье.
Господин штабс-ротмистр! Кузьма хватает меня за плечо и показывает на довольно свежий обвалившийся край берега ручья. Не здесь ли?
Да, похоже, что кто-то поднимался здесь от воды на берег.
Федор, что скажешь?
Оборотень склоняется над следами. Отрицательно качает головой.
Кабаны, Николай Михалыч, спускались к ручью на водопой. Вон, копытца отпечатались.
Н-да, это явно не Вержбицкий был в тигрином или человеческом обличье. Смотрю на часы. Отведенное время почти на исходе. Надо возвращаться.
Обе наши поисковые группы встретились в условленном месте почти в обговоренный срок. На мой немой вопрос барон отрицательно покачал головой. Что ж, этот гештальт нам закрыть не удалось.
Возвращаемся. Дальнейшие поиски отнимут слишком много времени, а с ним у нас просто швах.
Пояснять, что такое «швах», не приходится постепенно и сам тролль начинает перенимать кое-что из моего лексикона.
Движемся по собственным следам обратно. Выходит быстрее, чем в первый раз проделали мы тот же самый путь в погоне за ускользнувшим не то тигром, не то поляком-шпионом. Солнце уже довольно высоко, воздух прогрелся, и даже здесь, под кронами деревьев основательно припекает. Птицы смолкли, лишь перестук дятлов то тут, то там несколько оживляет тишину. Неожиданно Федор делает знак остановиться. Замираем, всматриваясь и вслушиваясь в окружающее. Невозмутимую тишину нарушило еле слышное за расстоянием хрюканье.
Кабаны. Должно быть, целое стадо.
В голосе младшего Лукашина прямо сквозит желание свежего мясца. Прекрасно его понимаю, сухомятка всем уже порядком надоела: каша с вяленой рыбой да каша с вяленым мясом, вот и все наше пищевое разнообразие в рейде. Да еще каменного состояния сухари мечта стоматолога.
Что, господин барон, скрадем кабанчика? предлагаю я.
А если враг заслышит нашу пальбу? осторожничает Маннергейм, но по его виду чувствуется: тоже не прочь разнообразить рацион.
Ограничимся парой выстрелов. Да и мы далековато от японских расположений, чтобы выстрел-другой мог быть ими услышан, излагаю соображения я.