Барон кивает:
Тогда никаких возражений.
Стадо кабанов расположилось на прогалине у небольшого дубняка: пара матерых секачей, пяток кабанчиков-подростков с уже наметившимися клыками, штук семь молодых игривых свинок, четыре матерые самки и с полтора десятка веселых полосатых поросят, суетящихся меж более взрослых особей.
Ветер тянул на нас, а потому кабанье стадо чувствовало себя вольготно наши запахи до них просто не долетали. Стадо полагало себя в полной безопасности. Многие звери развалились на охапках ветвей и смятой травы. Вокруг них прыгали и перелетали сороки, склевывая обильных кровососов-насекомых, привлеченных кабаньей кровью.
Карабины мы с бароном подняли одновременно. Я прицелился в подсвинка, чесавшего спину об обломанный сук одного из деревьев. Барон выстрелил первым, я почти без промедления нажал на спуск. Жертвой Маннергейма стала молодая свинка. И моя пуля прилетела, куда надо.
В первое мгновение после наших выстрелов на тайгу обрушилась звенящая тишина. И почти сразу звери с треском бросились вверх по косогору, унося ноги поглубже в дубняк. Следом за ними с возмущенным стрекотом снялись с места и сороки.
Когда мы подошли к нашим лежащим жертвам, оба зверя были уже мертвы. Только поблескивали остекленевшие глаза, пялящиеся в голубое небо.
Ваши благородия, надо бы поспешить с потрошением, а то застынут туши, будет не повернуть их, Скоробут торопился дать дельный совет.
Впятером мы принялись за дело. Желудки нашей добычи были набиты полупереваренными желудями и свежими ветвями каких-то кустарников. На запах свежей крови тут же налетела масса мух, так что пришлось отплевываться от лезущих в глаза и рот наглых насекомых. Сообразительный Кузьма вооружился веткой и принялся разгонять эти мушиные орды.
Как ни старались, а в крови мы все же изрядно выгвоздались. Сняли с добычи шкуры и в них завернули лучшие куски мякоть, окорока и печень. Остальное пришлось оставить. Даже впятером нам это было не унести.
В лагере бойцы встретили неожиданный приварок к надоевшей сухомятке с энтузиазмом. Часть мяса пошла в варившуюся кашу, а печень и часть мякоти запекли кусками на прутьях над углями. Если бы не война, могло создаться полное впечатление выехавшего на корпоративный пикник крепко спаянного мужского коллектива.
А потом пришлось собирать мозги в кучу и писать в кратких, но емких выражениях историю с вскрывшимся предательством Вержбицкого, его «смерти» и последующего исчезновения. (Я бы исписал тетрадь мелким почерком, но почтовый голубь такое послание просто не поднимет в воздух, так что пришлось изощряться в крат-кости и убористости.)
Последний голубь взмывает в воздух, я провожаю его взглядом. Но что это? Наперерез нашему посланцу из-за дальних деревьев устремляется тэнгу.
Черт, неужели японцы так близко от нашего тайного убежища? Это первая плохая новость. И вторая Тэнгу настигает нашего голубя. Птица мечется, пытаясь избежать поимки.
Вскидываю карабин была не была: не знаю, что хуже, перехват нашего послания командованию или обнаружения себя противником? Задерживаю дыхание, жму на спуск, передергиваю затвор, целюсь, стреляю.
Тэнгу не успевает дотянуться до моего голубка, кубарем валится с небес в сторону нашей многогрешной земли. Кажется, от него во время попадания даже перья в разные стороны полетели, но думаю, это иллюзия разглядеть такие мелкие подробности на таком расстоянии без хорошей оптики невозможно. Голубь благополучно скрылся из глаз, но и тэнгу сумел выправиться над самыми деревьями и превратить падение в хромающий и кособокий, но все же горизонтальный полет.
Отряд! Тревога! В ружье! командую я.
Я сам только что раскрыл противнику наше местоположение, так что теперь надо удирать, путая следы, если хотим уцелеть.
Интерлюдия 1
Иттохэй (рядовой первого разряда) 14-го полка армии микадо Масаро Морита стоял на посту у провиантского склада, когда со стороны леса показался странный человек. Незнакомец был гол и грязен, явный гайдзин сквозь грязь у неизвестного проступала белоснежная кожа. С первого взгляда Морита решил было, что человек в крови, но это закатное солнце так прихотливо окрасило его тело своими лучами. Часовой действовал строго по уставу. Сорвал с плеча «арисаку» с примкнутым штыком и рявкнул срывающимся от страха голосом:
Tai tte, dare ga rai tei ru to![1]
Штык смотрел точно в направлении приближающегося голого гайдзина. И дрожал мелкой дрожью. Гайдзин с каждым шагом был ближе.
Tai tte, shi ha utsu deshou!!![2]
Морита передернул затвор, досылая патрон в ствол. Гайдзин был уже в шаге от часового штык уперся в его грязную голую грудь.
Chouhou bu no Ishikawa taisa ga hitsuyou desu[3], гайдзин тщательно выговаривал японские слова, явно некогда крепко им заученные наизусть.
Морита чуть отодвинул штык от груди незнакомца, поднес к губам висевший на шее свисток и резко дунул три раза.
Спустя несколько часов у штабной палатки в расположении 14-го полка японской императорской армии остановились двое всадников: полковник генерального штаба Исикава и британский военный агент при японской армии майор Флетчер. Они спешились, оставили коней у коновязи и вошли в палатку.
Зрелище им предстало фантасмагорическое. Отмытый от грязи гайдзин, завернутый в одеяло на манер римского патриция, с аппетитом поглощал содержимое армейского котелка, которым его любезно угощал один из старших офицеров полка.
Здравствуйте, Станислав-сан, на чистом русском языке приветствовал гайдзина Исикава. Рад видеть вас живым и здоровым.
Вержбицкий, а это был он, поднялся навстречу японцу и англичанину.
Я тоже рад быть живым и здоровым. Если бы не ваша волшебная пилюля, подселившая ко мне в критический момент демона-оборотня, я бы сейчас болтался на каком-нибудь суку, вздернутый лично штабс-ротмистром Гордеевым.
Ну и что вы скажете об этом русском офицере? поинтересовался Флетчер.
Это очень опасный человек, господа. Последнее время он проявил себя как дерзкий диверсант, полный необычных, но действенных придумок. Я писал в донесениях о «тачанках», маскировочных накидках и других его идеях. Они оказались действенными разгром 17-го полка осуществлен отрядом Гордеева, который насчитывает чуть более полусотни человек.
Флэтчер и Исикава встревоженно переглянулись.
Это, действительно, опасный человек. Он всегда был таким?
Нет. Очень изменился после ранения несколько месяцев назад.
Глава 4
Бегство от противника почти всегда слабая позиция, признак проигранного сражения, особенно когда солдат охватила паника.
А вот убегать с целью сманеврировать и нанести новый удар в неожиданном месте совсем другое дело.
Помнится, в училище пичкали всякими байками из жизни великих полководцев. Про Нельсона одноглазого рассказывали, что, когда ему доложили, мол, на горизонте превосходящие силы противника, он приставил подзорную трубу к выбитому глазу и заявил, что ни видит никакого превосходства.
Но к нашей ситуации больше подходит история про Александра Васильевича, свет Суворова. В одном из боев противник был силен и крепко вдарил по суворовским богатырям. Те не выдержали и давай отрицательно наступать в сторону собственных тылов. А Суворов вместе со своими солдатушками бежит да прикрикивает: «Веселей, братцы, веселей! Заманивай!» Солдаты понять ничего не могут, что же их командир творит. А Суворов, знай себе: «Заманивай!» Добежал до какого-то одному ему ведомого рубежа. Когда решил, что преследующий их враг несколько выдохся бежать за ними взапуски, развернулся, махнул шпагой: «В атаку, орлы! Бей басурмана!» И побежал со своей шпагой на врага. Богатыри переглянулись, почесали репы непорядок, командир один в атаку пошел. Развернулись и вдарили штыками.