В один из жарких дней ШКМ решил изменить суть происходящего и отправился в путешествие. Для юноши, стремительно осознающего, но не принимающего навязываемую ему реальность, такое решение было вполне логичным, хотя и очень рисковым. Оставив часть натанцованного бюджета семье, он скрылся из дома, в котором его инициатива не нашла должной поддержки.
Преодолев на попутках, поездами и своим ходом не одну тысячу километров, ШКМ оказался в Одессе. Чем и как руководствовался подросток в принятии своих решений остаётся только догадываться, но ветер дул явно в его сторону. Довольно быстро он умудрился поступить в Высшее Мореходное Училище.
Со временем дела начали идти гладко, и жизнь приобретала всё большее очарование. Уже через пару лет, рассекая волны на огромном паруснике, он, будучи курсантом, совершил своё первое кругосветное путешествие. При этом, из всех членов экипажа, ШКМ был единственным, кто страдал от укачивания. Его мутило всегда. В полный штиль у причала, на ходу корабля, и у штурвала. В таком сумеречном состоянии бледный моряк находился постоянно, лишь изредка наслаждаясь грандиозным умиротворением от прибытия в каждый новый порт. Сослуживцы были скептически настроены по отношению к его перспективам и постоянно подтрунивали, но вопреки их ожиданиям, морская болезнь никак не помешала ШКМу закончить обучение. Сказать, что они были удивлены, значит не сказать ничего.
После училища, курсант ШКМ военную службу продолжать отказался и отправился в новый путь. На этот раз он выбрал Москву. Непостижимым образом его взор и стремления пали на Московский Государственный Университет. Для моряка это было очень странное решение, однако он туда всё же поступил. И ни много, ни мало, на физический факультет. Все весёлые студенческие годы ШКМ учился хорошо. Вплоть до пятого курса. Возможно, учился бы и дальше, но с него был отчислен руководством института за «аморальное поведение». Сильно сблизившись с темнокожей студенткой Университета Дружбы Народов, был уличён, не без помощи «доброжелателей», в танцах с ней нагишом у памятника Ломоносову, прямо напротив главного здания. Эти обстоятельства вынудили ШКМа отправиться на Камчатку, где он стал школьным преподавателем физики.
За время своих промежуточных метаний ШКМ успел обзавестись семьёй любимой женой и двумя прекрасными детками мальчиком постарше и девочкой помладше. В своих ребятишках он не чаял души и видел сквозь них прекрасное будущее. Это восторгало ШКМа, усиливая его вкус к жизни.
Однако и его любовь к МГУ не угасала. Будучи крайне настойчивым, ШКМ, спустя два года скитаний, восстановился обратно. При этом он выбрал другой факультет биологический, который благополучно и окончил. Практически сразу после обучения, ШКМ устроился заведующим в клиническую лабораторию в Научно-Исследовательский Институт Педиатрии Академии Медицинских Наук. Проработал он там совсем недолго и быстро «перелетел» на другое место.
Одно из спортивных обществ, как и многие другие организации, спешившие с пылу с жару забрать новоиспечённых специалистов к себе, питало особую страсть к юным дарованиям выпускникам биофака МГУ, и ШКМ сразу же получил у них должность. Оставив рядом с собой самых близких по духу, общество, строго соответствуя своему наименованию, отправило его в дальнюю дорогу в Наукоград. Для ШКМа это была не самая большая дистанция из всех преодолённых, и потому уже вскоре он занимался разработкой научных методов допинг-контроля для спортивной медицины посреди молодого разрастающегося научного оазиса. Туда только и продолжали прибывать всё новые и новые люди, тянущие за собой свои жизни, мечты и надежды. Воистину, все цветы расцветали там.
Годы шли. Жизнь продолжала литься и гореть, а город отстраивался и заселялся. Биологи, агрономы и экологи выводили и выращивали специальные виды растений, которыми украшали его изнутри. Ими были высажены удивительные по красоте яблоневые и вишнёвые сады возле школ и аллеи вдоль центральных улиц. Сорванцы с удовольствием кидались в друг друга яблоками по пути на уроки. Для озеленения были созданы эксклюзивные виды сирени и других декоративных кустарников. Каждый сезон они благоухали восхитительным ароматом.
Внутри некоторых дворов ремесленники создали эксклюзивные произведения искусства в виде деревянных детских городков и длинных кораблей. Корабли закрепили на цепи и подвесили под крыши специальных крылец. Получившиеся качели не знали отбоя от детворы и впечатляли своим видом.
Появлялись шедевры модернизма: по вечерам гуляющим горожанам освещали дорогу фонарные столбы со светильниками в виде звёзд и совиных лиц. По странному стечению обстоятельств, сами живые филины предпочитали именно этот город другим местам для сычевания. Ночных птиц, уютно раскинувших свои крылья, можно было обнаружить сидящими прямо посреди тропинок. Возможно, сказывалась близость с уникальным биосферным заповедником, находящимся на противоположном берегу реки. Такое бытие весьма благостно отзывалось в сознании горожан.
Художники и архитекторы украшали жилые дома, постройки и институты уникальными мозаиками и композициями. Их творчество моментально попадало на первые места в международных конкурсах и получало премии на выставках. Краеведы изучали древнейшие языческие капища и городища, поблизости от которых располагались космическая обсерватория и соседствующий с городом пионерлагерь под говорящим названием «Космос».
Воздух был наэлектризован счастьем. Присущий здешним местам туман каждое утро рассеивался в свете зари и ободрял невесомой свежестью каждый вздох наступающего нового дня.
Всё шло своим чередом. Дети ШКМа быстро росли, а сам он, тем временем, начал испытывать разочарование в сути своей работы. Он обнаружил, что его больше интересуют применяемые в ней методы, нежели чем её цель. Как молодому специалисту, ШКМу было предоставлено общежитие, но так как он тянул всю семью на себе, смена деятельности была довольно рисковым предприятием. Без особых раздумий ШКМ вновь выбрал перемены и бросил свою недавно начавшуюся карьеру в области спортивной медицины.
В поисках новой работы ШКМ начал обивать пороги научных учреждений Наукограда. Особенный интерес к нему проявил биофизический институт, которому подходила специальность ШКМа, полученная им в МГУ. Немного спустя, он устроился в один из его недавно сформированных отделов.
Рабочее место находилось в подвале, но ШКМа это нисколько не смутило. Попав туда, он оказался внутри просторного помещения лаборатории, разделённого на три комнаты. Один из кабинетов достался ему, что отделило его от остальных коллег сначала физически, а потом и интеллектуально. Хотя они и заходили к нему по долгу службы, большую часть времени он проводил там один.
Довольно легко ШКМ привык к своему новому амплуа и начал проявлять огромный энтузиазм. Схватывающий всё на лету, по тамошним меркам «неумеха», быстро наловчился работать со световым микроскопом, чем поначалу лишь забавлял коллег-биохимиков. Они принципиально были уверены, что разглядеть в него возможно немногое, ведь и сам прибор был плохенький, и задачи, которые сам себе ставил ШКМ, были весьма амбициозные. Его восхищали красота и сложность микромира, и, подобно древним оккультистам и алхимикам, он постоянно пытался вывести закономерности влияния микрокосма на макрокосм, изучая малозаметные детали движения жизни внутри клеток.