Вынужденный отъезд из России еще более обостряет подход к осмыслению этой темы. Не принимая никаких официозных, заказных представлений о самом главном в духовной и гражданской позиции мыслящей личности в вопросах религии и связанных с нею путей развития страны, в предыдущем сборнике «Крохи бытия» в одном из знаковых стихотворений «К чувству родины» он приходит со следующим ощущением:
И наконец в этой книге, как бы подводящей итог многолетним внешним и внутренним скитаниям в поисках смысла жизни, в стихотворении «Возможно, о самом главном» он говорит о том, что в показной вере, как и в показном патриотизме истина не ночевала. Путь к ней лежит совсем в иной плоскости, определить которую и предлагает читателем автор, делясь при этом своими жизненными установками:
Попытки разрешить ключевые вопросы человеческого бытия предпринимаются в большинстве произведений Лазаря Соколовского. Однако даже там, где темой стихов стали конкретные библейские и просто исторические сюжеты, он подходит к ним не с готовым набором истолкований, появившихся в многовековой культурной традиции, а вступая с ним в диалог, который стал для поэта излюбленной формой выражения своих мыслей. Здесь противоположные точки зрения доводятся до предела. Автор не только сам вступает в полемику с Гомером, Джонатаном Свифтом, Альбером Камю или Иосифом Бродским, но порой сталкивает друг с другом известных деятелей истории и культуры. Так построена поэма «Очередной крестовый», в которой византийская царевна Анна, дочь императора Алексея Комнина и автор исторического труда «Алексиада», беседует с персонажами своей книги рыцарями Готфридом и Боэмундом. При этом поэт не копирует стилистику оригинала, используя в повествовании современный язык. Так, он вкладывает в уста своей героини такие слова:
Современность слога особо подчеркивает смысловая разбивка слов дефисами. К слову, оригинальный стиль Анны (с поправкой на перевод) выглядит так:
«Поток времени в своем неудержимом и вечном течении влечет за собою все сущее. Он ввергает в пучину забвения как незначительные события, так и великие, достойные памяти; туманное, как говорится в трагедии, он делает явным, а очевидное скрывает».
Еще более прихотлива стилистика поэмы «В преддверии мартовских ид», в которой в эпистолярной схватке сошлись правитель Рима Юлий Цезарь и поэт Катулл. Написанная стихом, восходящим к «Письмам римскому другу» Иосифа Бродского, она утверждает приоритет творческого начала в человеческой деятельности.
В преддверии мартовских идПрофессиональный педагог, стараясь погрузить читателя более глубоко в, казалось бы, хорошо знакомую классику, Лазарь Соколовский строит на драматической основе обнажении различных, порой неожиданных, точек зрения и свой цикл «Вариации на темы Шекспира». Это как бы маленький спектакль, где каждый герой «великих трагедий» будто высвечивается софитами. Так, «Гамлет» показан там не только «глазами» собственными или друга и последователя Горацио, но и проходит перед зрителем под взглядом представителей противоположной стороны Полония с Клавдием. К примеру, оценка главного героя Полонием в этой политической схватке такова:
В стихотворении «Трагедии глазами режиссера» поэт подводит неутешительный итог этому продолжающемуся и ныне противоборству героической личности с несовершенным устройством жизни:
Одной из заметных тем сборника стало осознание ограниченности человеческих возможностей, причем не только собственных, а вообще:
ПодорожникК вопросу о водеОднако, обращаясь к ушедшему другу, Лазарь Соколовский вновь возлагает надежду на преемственность поколений главную движущую силу культуры:
Через границыТот же посыл заложен и в этом сборнике, который призван донести до читателя метания и надежды российского интеллигента рубежа тысячелетий. И пусть автор с грустью замечает, что «время поэзии вышло», и даже более того одно стихотворение заканчивает констатацией:
с чем трудно не согласиться, однако остается надеяться, что ренессанс возродится, безвременье канет в прошлое и спираль духовного развития потянет нас за собой, поскольку без подлинной культуры человечество обойтись не в состоянии. Иного выбора для него нет.
Екатерина Зотова,журналист, кандидат филологических наукВек уходящий
«Сквозь пляски шутов и шутих»
К стилю
Цветаева-поэт была тождественна Цветаевой-человеку; между словом и делом, между искусством и существованием для нее не стояло ни запятой, ни даже тире: Цветаева ставила там знак равенства.
И. Бродский
К вопросу о рационализме
(маршрутами Гулливера)
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
В преддверии мартовских ид
(виртуальный спор двух знаменитых современников)
Нет, чтоб тебе угодить, не забочусь я вовсе, о, Цезарь!
Знать не хочу я совсем, черен ли ты или бел.
Валерий Катулл
1. Аргументы Цезаря
2
3
4
5
6
2. Аргументы Катулла
1
2
3
4
5
6
Дорога
кмВыхожу один я на дорогу
Лермонтов
2
3
4
Осенние эклоги
1. Эклога родины
Есть ли та родина, где и гекзаметры эти понятны?
Миклош Радноти
2. Эклога радости
Только лишь бедность одна, Диофонт,
порождает искусства,
Бедность учитель работы.
Феокрит, Илиллия XVI
3. Эклога любви
Ах, моя прелесть, Бомбика!
Точеная кость твои ножки,
Голос пьянящий, как трихн,
описать тебя всю я не в силах.
Феокрит, Идиллия Х
Вдоль флорентийского ренессанса
(зимние сонеты)
I. Данте
Умом, искусством, нужными словами
Я беден, чтоб наглядный дать рассказ.
Пусть верят мне и жаждут видеть сами.
А что воображенье низко в нас
Для тех высот, дивиться вряд ли надо,
Затем, что солнце есть предел для глаз.
Данте
1
2
3
4
II. Джотто
О тщетных сил людских обман великий,
Сколь малый срок вершина зелена,
Когда на смену век идет не дикий!
Данте
III. Петрарка
Не будет мне потомство благодарно,
Напрасно за мазком мазок кладу
Петрарка
V. Микеланджело
Ухвачено художнической призмой,
Божественнее станет божество!
Микеланджело
1
2
3
4
VI. Леонардо
Величайшие реки текут под землею.
Леонардо
1
2
3
4
VII. Послесловие
1
2
Январское
Вдогонку Иосифу Бродскому
1
2
3
4
5
6
Пеший февраль
К послесловию
Братья
Памяти старшего брата
Век уходящий
(разговор с лирическим героем)
1
2
3
4
5
Эпитафия деревенскому другу
Володе Виноградову
Сначала
Соловьиный бред
(ответ брату в далекое)
Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знамением вечного завета между Мною и между землею.
Бытие, 9 13
1
2
3
4
Утешение Харона
Старый диван