Янга Акулова
Магнитофонного дерева хозяйка. Часть I дилогии
О книге
Не бойся! Всё самое страшное, что может с тобой случиться твой собственный страх.
Глава 1. Не выбрасывайте музыку
Серенькое тельце дня прильнуло к оконному стеклу. Ни отлепить, ни прогнать.
Стоило просыпаться? Упускать другой цвет тёплый из тёплых, похожий на надежду. Всего только секунду назад сумрак сна вдруг прорезало лучом: незнакомый негр, сверкнув зубами, расплылся в улыбке до ушей и брякнул: «Газон»! Счастливый, как дурак. И тут как тут рекламный коврик зелени. Яркий, сочный, хоть ешь его.
Снова нырнуть в сон, зажмуриться покрепче? Поздно. Не догонишь. Зеленое провалилось в колодец. Остался один стойкий оловянный. Непобедимый серый.
Вот и глаза Вчера на том непонятном лице они тоже были серые. Cеверно-серые, что мех норки. Не какой-нибудь полуживой из затхлой клетки, а нормальной, дикой, рыскающей по диким снежным просторам Да нет, ни на что они не могут быть похожи, те глаза, или одновременно и на мех, и на сталь. И не обязан никто выискивать сравнения для того, что не с чем сравнить. Если надо, пусть сам их и ищет так ему и скажу.
Сказала Ветру в поле.
Как объяснить ждущему, что он ждёт напрасно? Никак. Он ждёт хоть убей! Даже если толком не знает, кого. До вчерашнего дня еще хоть было известно того, другого, кто постоянно был занят чем-то таким уж взрослым, что не пробиться к нему со своим детским: «Ну, когда мы увидимся?». Из тех деловых, у которых их «некогда» считай, уже «никогда».
А сегодня? Ещё лучше. Столкнулись внезапно с этим северооким на узкой тропе, всего-то.
Все из-за дерева? Смотришь в окно, а там он насквозь пропылённый клен с магнитофонной лентой в волосах, ну, или в ветвях. Тонкая, спутанная головоломкой лента, треплется на ветру, а пониже кассета. И откуда ей там взяться? Сейчас уже не продают такие. Это надо было швырнуть со всей силы! Иначе бы не долетела до веток.
Кто-нибудь на спор метнул долетит, не долетит? Или со злости? За ожидание хуже казни? Что, если там танец когда-то его танцевали вдвоем, одни на всём белом свете? А потом ни слуху ни духу от того, с кем танцевали Клавиша «Стоп», кассета с катушек (Не вышвыривайте музыку в окно!). Но форточка настежь, и пластмассовая коробка летит прямо в жадные лапы ветра Да еще ворон. Им тоже чего-то надо от этой насмерть перепутанной покружат-покружат, сядут на соседние ветки, ржавой дрелью подырявят воздух, и опять кружить.
И вот именно под моим окном! Опекай теперь это дерево, раз оно не как все, раз в его ветках запуталась музыка. Никто ее не слышит? Кассетка стукалась о ствол в однообразном ритме, и завывания осеннего ветра подстраивались в такт. И что там за мелодия получилась, пополам с ветром?
Ничего сложного: надо было только натянуть толстый, порванный-на-рукаве-давным-давно (потому что любимый) свитер, и спуститься во двор. И, как к магниту к нему, к дереву.
То есть не совсем это был двор, а тыльная сторона дома с непонятной, ничейной, заброшенной территорией. Деревья, не ведающие руки садовника, полные сухих мертвых сучьев, бурьян в пояс, тропинки, и те заросшие.
И я остановилась, на этой диковатой тропинке непонятно почему. Причин не было. Будто КТО-ТО остановил меня. Задрала голову повыше наверх-вдаль да еще почему-то горделиво. И увидела вот оно что! Там собиралось садиться солнце. Что такого? Так появилось-то оно, может, всего за минуту до посадки! Выглянуло мимоходом, как красавица, знающая себе цену впервые за недели ненастья и дождя. Не успело как следует разгореться и тут же валится за горизонт.
Но даже от этой мимолётности всё стало не так. Само настроение окружающего стало другим, новым такое необычное освещение лежало на всех этих беспризорных деревьях и кустах мягкое, но удесятеряющее яркость. До того, что она превращалась в тепло. И так здешние заросли ухватились за это тепло, будто враз перестали быть заброшенными, согрелись и сами заполыхали последними остатками оранжевого, красного Прямо торжество ждали они этого момента, и вот он наступил!
Как не поддаться такому неспроста всё это. Почему это оказалась я здесь именно сейчас в сей час то ли завершения чего-то, то ли начала? Даже на цыпочки приподнялась чтобы поймать щекой теплый луч. И в это мгновение луч, или что-то другое, страшно острое пронзило меня в грудь. В самую серёдку. Очень тонко и очень остро. До озноба. До самых пят. Тонкой и длинной, каких не бывает, иглой. Жгучее желание чего-то. Счастья? И боль. Не достичь его. Но почему-то не стала я противиться этому вонзанию, странно покорно приняла. Скрючилась от остроты, но не испугалась.
Потрогала рукой то место через свитер посередине груди унять боль. Не зная, что это было. И стала думать наверно, что-то хорошее. Предчувствие, должно быть. Но чего?!
Вдох поглубже. Понемногу отпустило. Все это от этой, как её недодинамии. Зачем я на этих задворках? Послушать записи магнитофонного дерева. А оно молчит, как глухонемое. Приложила ладони к стволу: колкому, шершавому, изрытому траншеями будто бы войны. Видать, нелегкая жизнь выпала бедалаге. Отращивало кору, чтобы обороняться. А теперь через такую толщу разве к нему достучишься? Совсем, как люди: с годами тоже обрастают невидимой коркой. Ни гибкости, ни лёгкости. Иногда даже и не с годами, с самого начала толстокорые.
Нечего пытаться нижние ветки так высоко, не дотянуться, даже если на цыпочки. И не допрыгнуть невозмутимо сообщало дерево. Сколько угодно можно запрокидывать голову вверх вон окно в пятом ряду будто и не моё, совсем чужим смотрелось снизу. Лента была хорошо видна сквозь полуголые осенние ветки, чуть ни у самой макушки. Видит око, да Без лестницы бесполезно.
Да-а Без лестницы без мазы.
Чей-то голос. Дерева?! Не его вовсе, потому что задыхающийся на бегу. Никого же и близко не было, ни души на этой необитаемой тропе! И вдруг незнакомый, тёмный, как осенний ствол дерева, человек: в тёмном пальто, с такими же волосами, совсем близко, чуть не нависая, словно едва удержался, чтобы не налететь на меня с разбегу. На худом лице кривоватая такая ухмылка без тени радости.
Нет, ну можно, если там подсадит кто, и смотрит выжидающе, будто кто-то должен обрадоваться.
Похоже, деревья и кусты были с ним заодно стояли истуканами безучастно. Сговор? Иначе откуда он мог взяться?! В одну екунду вырос из-под земли: руки в карманах пальто, плечи разгильдяйски приподняты, глаза бегают, да и самому ему не стоится на месте в любую секунду может сорваться, чтобы бежать дальше. Тут и стемнело на задворках дома резко. Солнце село бесповоротно, обидевшись на невнимание. А тот знай, стреляет глазами, будто высматривает кого в зарослях, или поджидает. Глянула по сторонам никого. Только «тёмный» и я под голым тревожным деревом. И, как назло, пса своего дома оставила.
Свалившийся же неизвестно откуда вынул руки из карманов и стал махать ими, будто от мух. А мух-то никаких и не было. Ведь не лето.
Нет, незачем пригнулась я слегка и сделалась спешно идущей по делам.
Быстрей, быстрей отсюда. И двух шагов не сделала
Вообще-то мне не трудно, мог бы подпрыгнуть и подтянуться, он даже и подпрыгнул, как баскетболист, нехотя выбросив одну руку вверх, легонько коснувшись ветки. Но Не, лучше нет. Правда, не надо, и отряхнул руки в черных перчатках, свободные от какой-либо ноши: ни сумки, ни банки с пивом. Потому что дерево это что?
Что-о? переспросила я, как тот, кому знания даются с большим трудом.
И поймала взгляд то ли впрямь строгий, то ли понарошку. Потому что и глаза были непонятные бархат, только такой, что из него не бархатинки, а ядовитые колючки лучами. И вспомнила про укол. Но взгляд был недолгий, тут же перескочивший на кусты вокруг и на тёмное дерево.