Рита, Валя и Галя далеко, они с Настей идут ходко, и вновь море. Оно не такое, как в Крабозаводске, будто огороженное непреступными берегами, а длинной лентой. Весь Малокурильск набережная. Но и тут, видимо, не купаются. В Крабозаводске, например, нет выходов к воде. Не поплавать. Купальник ни к чему.
В Малокурильске полно домов, не только бараки, не только баня и столовка. Причалы вдоль дороги, это, видимо, центр. Окраины на сопке. Да вот же мостик, где сходили с плашкоута студенты, а вербованных уволокли к другому берегу. Где-то тут командир отряда Саша, с которым танцевали на палубе корабля до полупьяных тёток, прервавших веселье. Эти бабы работают на рыбе каждый сезон. Им не надо далеко ездить. Они неподалёку, например, во Владике. Такой контингент окраин этого города. Тема для журнала «Вопросы социума».
На дороге машины. Они немного одичали в Крабозаводске. Цунамными лестницами вниз вверх. Название удивляет: какое тут Цунами? Цунами это бедствие, вроде тайфуна, какие-то непомерно-огромные волны
Давай проголосуем! говорит активная подруга.
Она отоварилась в Крабозаводске «детям» необходимое, дёшево. И тут купит. Матери тоже. Она так говорит: не брат и сестра, а дети, не мама, а мать.
Тормозит микроавтобус эпидемической станции, медработники: дама, двое мужчин, не старые, лица добрые. Подкинут до универмага, это немного в объезд. Катят в гору.
В окошки видны пешеходы. Риту, Валю и Галю обгоняет автомобиль.
Наши девочки, с наивной энергией Настя.
Врачи торопятся, они «не такси», но тормозят
Девочки, Рита, Валя! Далековато, да и не думают, что кто-то их окликнет из автомобиля. Девчонки, мать вашу так! ну, будто в цехе в общении с Тонькой.
Дама теряет доброту:
Выходите, живо!
Настя вылезает. Сандра выпрыгивает:
Спасибо! Извините!
Чего ты им расспасибковалась? Пошли они
Вот и «наши девочки».
Универмаг на горке: мне одна на конвейере говорила. А вы идёте впереди, не сворачивая. Я ору вам, и вдруг вас нет! Рита напоминает о роли старшей группы Маргариты Трофимовны.
Я золото куплю. Тут дешевле, чем на материке. Тряпки, что, износишь Продам. Купим с моим хоть какой-нибудь неновый «жигуль». Вот как сынок умер, он о машине твердит, прямо до развода На любой Шикотан уедешь
Говорит Валя с подъёмом перед обретением «золота», ведь оно автомобиль для «моего», отмена идей о разводе, а там и ещё ребёнок, и не умрёт А на работе её ценят, кое-как дали отпуск. Начальница сжалилась: Димочка умер. Работает Валя, Валентина Олеговна, инспектором в отделе кадров небольшого предприятия, но одного в их городке.
Даст бог, будут у тебя детки! говорит ей Галя.
Она в платке до глаз. Одета в рабочий халат на линялое платье. Халат ценный, с карманом для денег. Тратить их Галя не намерена. У неё другая цель, не быть одной в комнате: крючок на дверях слабоват. Лиходей (или лиходейка) войдёт, отнимет деньги. Она и в «Промтоварах» ничего не купила, и, довольная именно этим, вернулась вместе с другими. Сохранить деньги главное.
Универмаг открыт, набит покупательницами.
Сандра вдруг берёт английскую сорочку для папы И это не всё.
Фирменных джинсов у неё три пары, двое техасских, привезённых из Америки маминым братом дядей Петей, Петром Ивановичем Бурцевым. Бабушка гордится сыном. «У тебя парень фарцовщик?» Настя легко роняет такие слова («пересылка», «проститутка»)
Для работы на рыбе куплен японский ширпотреб, зато цвет морской волны. В тему.
Глядит в море, которое отличается от неба волнами, блестящими и живыми. Ну, и бухта! Никакого залива. И красоты нет. Видимо, и для неё Крабозаводск (как для Насти) дом: он ей нравится. Выход в океан определённо приятный. Тех, кто у моря, выход в океан волнует; какой он: лёгкий или трудный, красивый или нет? «Тут лёгкий выход в море», говорит дедушка Джек, Евгений Георгиевич Семибратов.
На обратном пути они впереди других. Настя, плача, говорит об Одессе. «Халупа» недалеко от порта, «хорошенькая блондинка», её мать. Правдиво или нет? Но, вроде, правда. «Я толстая, а она, как манекенщица». Халупа деревянный домик (две комнаты), туалет во дворе. В одной они, дети, их трое, в другой мать работает. Вроде, мать у неё проститутка? Но, оказывается, нет, она работала на дому
шьёт? у них в доме на Долгоруковской портниха
Шьёт и порет. Нас с милицией выселили.
У неё не было разрешения на работу?
Ну, да
Скитания бедных с двумя малыми детьми. Какими нелепыми бывают люди! Нет, чтоб выхлопотать разрешение, как у соседки с первого этажа Веты Штельманис. Одна комната в её квартире ателье. Дорого берёт. Но дамы на автомобилях заказывают у Веты целый гардероб Какой-то её «комплект» выбился в «прет-апорте». Эта глупая информация от мамы.
Рита приобрела шторы для будущей избы, на которую тоже заработает. А Валя два кольца. У Гали нет покупок, и этим она довольна больше тех, кто что-то купил.
Настя вернулась без денег. У неё готовая посылка. «Матери» кофту из какой-то японской мишуры. А «детям» каждому комплект: кеды, куртка, джинсы, свитер. Себе только тёплые носки, чтобы работать в резиновых сапогах на рыбе.
Всё до копейки? с укором глядит Валя.
Мы, когда из Одессы уматывали, шмотки (у матери было полно), спустили за копейки. Норку даже Настя пихает в чемодан добро.
Об их побеге из одного города в другой она рассказывает равнодушно. А вот о великолепном болгарском моряке с горечью.
Не договаривает подруга.
Маме трудно с папой, и он не договаривает, будто мама ему не ровня, будто она маленькая и глупая. Он говорит, что мама не понимает его (ну, а с тёщей, тем более, говорить не о чём): «Тебе не понять, Инга».
Тайна отдаляет. И Сандра одна на этом Шикотане.
«Отдых» кончился (глупая прогулка), а утром опять: сапоги, фартук, колпак, ледяная вода
Скорей бы конец путины, уехать с этого острова и не думать о нём никогда.
4
Глухота, разводит он руками.
Ты не понимаешь папу, у неё в дебатах с мамой и бабушкой аргументы Георгия Евгеньевича.
Чего-чего? взглядывает мама так, будто шкаф заговорил.
Настроил! Ребёнка! Против матери! выкрикивает бабушка.
Бабушка, а с тобой и вообще не о чём говорить! дерзит «ребёнок».
Они скандалят. Орут друг на друга. Потом ревут, но только Сандра и бабушка. Мама никогда.
Тебе многое непонятно. Любимая фраза мамы.
Маме бы помогала, чем такое устраивать, укоряет бабушка.
Кто, кто устраивает? Эти люди, явно глупые, явно виноватые, перекладывают с больной головы на здоровую!
Если б Ингу Ивановну хоть раз выселили, как Настину мать Инга Ивановна кадр! Гипнотизёр. Но её дочь не поддаётся внушению!
Воскресное утро, девять, тебе не надо идти в школу (или уже в универ), читала Джека Лондона до трёх утра. Он идёт по льду реки Юкон, начинает замерзать (пятьдесят градусов!) Он замерзает медленно. И умер.
Накануне папа говорит об этом рассказе, и Сандра каменеет в кресле у пыльного стеллажа. Человек, «полнейший материалист», не обладал воображением и оттого умер.
Мама выходит в кухню. Взгляд на часы, на книгу:
Не учебник! наливает себе воды. Мигом в кровать!
Утром она будит. Жерло пылесоса вплотную у дивана. Инга Ивановна трёт тряпками мебель, пол. Пол у неё, как стол (где нет ковров). Ковры Два персидских. Мамин папа дедушка Иван Илларионович Бурцев вывез из Персии, когда работал в МИДе. Папа рад, что теперь никто не гонит его с коврами во двор, где их чистит Липа, приходящая домработница.
Она в кресло, пытаясь дремать. Тем временем, пылесос вонзается в её диван.
Иди завтракать! дуэтом с техникой.
Попытка укрыться в ванной.
Ты чего там так долго? кара настигает и в этом убежище.
Бабушка подкарауливает на кухне:
Яичницу? Или кашу?
Как такое предлагать, когда она в таком состоянии?! Обдумывает главную экзистенциальную проблему. «Он замёрз, так как у него не хватило воображения. И у меня не хватит! О, материалистическое воспитание!»