Спасибо, сэр, премного вам благодарен!
Вам не за что благодарить меня, я ничего не приукрасил. Подумать только, простой бирмингемский рабочий, можно сказать самоучка ни учителей, ни единомышленников, ни возможности ездить по миру и перенимать полезный опыт, ничего! Он до всего дошел своим умом, сам воплощал свои идеи в чугуне и стали, добился признания в ученых кругах и теперь легко может разбогатеть, если пожелает И при таких талантах сумел сохранить спокойную целеустремленность, редкую простоту манер!.. Меня, право, зло берет на себя, как вспомню, сколько денег вложено в мое образование, сколько городов и стран я объехал, сколько умных книг прочел И чего я в итоге достиг? По большому счету ничего! Вероятно, в жилах вашего отца течет особая, добрая кровь, недаром и родственник ваш, мистер Холмен, сделан из того же теста.
Но он нам не кровный родственник просто муж троюродной сестры моей матери.
Жаль, что моя изящная теория потерпела фиаско. Однако я хотел бы познакомиться с этим Холменом.
На ферме вам будут рады! загорелся я. Честно говоря, Холмены просили меня привести вас, только я боялся, что вам будет скучно у них.
Глупости! Впрочем, с этим придется обождать, даже если бы меня пригласили. Одна железнодорожная компания поручила мне обследовать местность в N-ской долине и доложить, пригодна ли она для строительства новой ветки. Так что некоторое время я буду отсутствовать и смогу наезжать лишь от случая к случаю. Вы останетесь здесь за меня и отлично справитесь, не сомневаюсь. Единственное, что, боюсь, не в ваших силах, это отвадить старину Джевонса от бутылки.
Затем мистер Холдсворт дал мне подробные указания касательно организации дел в конторе и на стройке. О визите на ферму он больше не вспоминал ни тогда, ни в течение последующих нескольких месяцев, так как вскоре отбыл в N-скую долину сумрачную, окруженную холмами впадину, где даже в середине лета солнце скрывается за вершинами в четвертом часу пополудни. Вероятно, особенности местного климата и спровоцировали у него вялотекущую лихорадку; так или иначе после Нового года он почувствовал сильное недомогание. Болезнь растянулась на недели и месяцы. Замужняя сестра мистера Холдсворта его единственная близкая родственница, если не ошибаюсь, приехала из Лондона ухаживать за ним. Я при любой возможности навещал его, внося «мужскую ноту» (как он выразился) в его инвалидное существование своими докладами о ходе строительных работ на линии. Скажу без ложной скромности, что в его отсутствие я неплохо справлялся: дело двигалось медленно, но верно именно в том темпе, который более чем устраивал компанию, поскольку в экономике наблюдался застой и деньги вздорожали. Эти визиты отнимали почти весь мой скудный досуг, и я редко выбирался на ферму к Холменам, где меня встречали с неизменным радушием, всякий раз справляясь о здоровье мистера Холдсворта.
Только в июне, если мне не изменяет память, мой патрон достаточно окреп, чтобы вернуться в Элтем и взять на себя хотя бы часть прежних обязанностей. Несколькими неделями раньше его сестре, миссис Робинсон, пришлось срочно уехать домой выхаживать собственных детей, подхвативших какую-то заразу. Пока я навещал мистера Холдсворта в деревенской гостинице в Хенслидейле, привычно воспринимая его как больного, я не вполне отдавал себе отчет в той разительной перемене, которую произвел в нем изнурительный недуг, и осознал это только теперь, когда увидел его в прежней обстановке, где раньше меня приветствовал жизнерадостный, словоохотливый, остроумный, энергичный молодой человек, мой неподражаемый герой! Теперь он поник, и у меня от сострадания сердце кровью обливалось. После самого незначительного усилия бедняга надолго умолкал, обреченно глядя перед собой, словно не мог собраться с духом для нового действия, а когда наконец решался, силы вновь изменяли ему. Разумеется, это естественное состояние для человека, перенесшего тяжкую болезнь, и любому нужно время, чтобы вполне оправиться. Просто я по неопытности о том не знал и, вероятно, сгустил краски, когда поделился своей тревогой с добросердечными родственниками. А те, со свойственной им простотой и отзывчивостью, тотчас вызвались помочь мистеру Холдсворту единственным доступным им способом.
Везите его сюда, сказал мне пастор. Здесь, как говорится, и воздух лечит. Июнь прекрасная пора. Ваш друг может хоть целыми днями отдыхать на ближнем лугу и дышать ароматами трав и цветов, а это, поверьте, лучше любого лекарства.
А еще, вставила миссис Холмен, едва дождавшись, когда ее муж закончит речь, скажите ему, что он будет вдоволь пить парное молоко и есть свежайшие яйца. Дейзи словно нарочно подгадала на днях отелилась, а молоко у нее жирное, как сливки! Поместим вашего друга в спальне с клетчатыми обоями, чтобы по утрам к нему заглядывало солнышко.
Филлис ничего не сказала, но я видел, что она загорелась этой идеей не меньше родителей. Я безотлагательно взялся за дело, ведь мне давно хотелось представить Холменам мистера Холдсворта или познакомить его с ними, как вам больше нравится. Вернувшись в Элтем, я прямиком отправился к нему и рассказал о предложении пастора. Мистер Холдсворт выслушал меня без энтузиазма: под вечер он так уставал, что идея пожить у незнакомых людей, подразумевавшая некоторые дополнительные усилия, вызвала у него инстинктивный протест. Короче говоря, он фактически отказался, к моему большому разочарованию. Однако наутро его настроение переменилось. Извинившись за свою вчерашнюю резкость, он объявил, что распорядится заранее погрузить в поезд все необходимое, с тем чтобы в ближайшую субботу отправиться со мной на ферму к Холменам.
Без вас, Мэннинг, я не поеду, предупредил он. Сейчас я уже не тот самонадеянный малый, каким был раньше, когда мог без страха затесаться в незнакомое общество и заставить всех уважать себя. После болезни я стал робок, как девица, от неуверенности то краснею, то бледнею.
На том и порешили: в субботу после обеда вместе поедем на ферму, и, если тамошний воздух и образ жизни устроят мистера Холдсворта, он останется на неделю-полторы, присматривая по мере сил за строительством хитбриджского конца нашей линии, а я вновь займу его место в Элтеме. С каждым днем, приближающим наш отъезд, во мне нарастало беспокойство: по нраву ли моему блестящему патрону придется скромное, но весьма своеобычное семейство пастора; и по нраву ли хозяевам придется он сам, с его чужестранными замашками. Желая заранее подготовить почву, я начал понемногу просвещать мистера Холдсворта относительно особенностей жизни на ферме.
Мэннинг, наконец не выдержал он, по-моему, вы считаете, что я не вполне добропорядочен для ваших друзей. Так и скажите!
Отнюдь, сэр, храбро ответил я, для меня вы образец добропорядочности! Просто я не уверен, что их добропорядочность и ваша одного и того же сорта.
А, так вы уже осознали, что конфликт между двумя «сортами» добропорядочности, по-разному трактующими идею праведности, бывает намного глубже, чем конфликт между всякой добропорядочностью и умеренной испорченностью, ибо последняя чаще всего проистекает от безразличия к праведности?
Не знаю, что вам ответить. По-моему, это все метафизика. Если хотите знать мое мнение, такие мудрствования вам не полезны.
Помните, Мэннинг, что сказал великий насмешник? «Если один не способен понять другого, когда тот рассуждает о вещах, которых не понимает сам, это и есть метафизика»[23].