Последним гвоздем в гроб самоуверенности имперского посланника, был унитаз. Эта штука, простая на вид, била по всем позициям Венского двора насмерть.
Что, разве, при дворе императора Леопольда, такого нет? Удивленно спрашивал обер-церемонимейстер, показывая, как надо спускать воду. Странно. При дворе, его светлости Конрада фон Шаффурта, ночными горшками, уже давно не пользуются.
Ужин, в честь высокого гостя, проходил в башне, бывшем донжоне, переоборудованном под зал торжественных церемоний. Электричества тут было в достатке. Поэтому светло было, как днем. Стены украшали картины, экзотическое оружие и головы невиданных зверей. Все это было вперемешку с расписными медальонами. Деревянные колонны и балки украшала замысловатая резьба. От этих узоров веяло такой дикостью, что Абеле почувствовал желание упасть на колени и молиться о спасении души.
Поражал церемониал, принятый при дворе бургграфа. Стоя за спинкой стула, посланник ждал, когда сядет фон Шаффурт. Однако к его удивлению, первой села бургграфиня Агнесса Женевьева, за нею две присутствующие дамы, Терезия Камила фон Гансграбен и аббатиса Жанна Старжицкая. Только после них, сел сам бургграф, потом по знаку обер-церемонимейстера, Кристоф Абеле, а за ним тайный советник Войтеховский и камер-канцлер Александр Кельнский.
После этого тихий ужас, этого дня, продолжился. Взглянув перед собой, посланник обнаружил разложенные в строгом порядке ножи и вилки, стоящую горой ткань и фарфоровую тарелку украшенную изображениями причудливых птиц. Невозможно было понять, что со всем этим делать. Секретарь слыхал, что в Италии едят вилками, но воочию этого никогда не видел.
Слуги сновали, возле стола бургграфа, словно бесплотные тени. Никто не ерничал, не кривлялся, не рассказывал анекдоты. Не развлекал вкушающих. Слуги нарезали блюда, наливали вино, так бесшумно и сноровисто, что посланник стал потихоньку проникаться к бургграфу черной завистью. Чтобы не отставать, от присутствующих он тоже взял в руки нож и вилку, однако если бы не сидящая рядом мать-настоятельница, попал бы в отвратительную ситуацию, опозорив своего государя и всю семью Габсбургов, в придачу.
Не волнуйтесь господин Абеле. Негромко советовала ему Старжицкая, чуть наклоняясь. Нож возьмите в правую руку, вилку в левую. И не эту. Эта вилка для рыбы. Нет. Эта вилка для фруктов. Да вот эту.
Благодаря оказанной поддержке имперский секретарь, вскоре освоился настолько, что смог поддерживать разговор.
Обратив внимание, на интерес посланника к резным балкам, бургграф сказал:
Это кельтский орнамент. Дюжина галлов, у меня больше двух лет, над этим, работали.
Французов, вы хотели сказать, ваша светлость.
Им до французов, как мне до турецкого султана. Я, же говорю галлы. Которые еще до Цезаря. В клетчатых штанах. Дикие и волосатые. Мы их в рамках культурного обмена пригласили поработать. Разумеется, не бесплатно.
После этих слов бургграфа, за столом зашел разговор о кельтской культуре, до завоевания ее римлянами. На стороне завоевателей, выступал только Кристоф Абеле. Остальные собеседники выражали сочувствие побежденным и сожалели, что великая культура канула в лету.
На замечание посланника, о том, что Цезарь был великим полководцем, аббатиса Жанна ответила:
Легко воевать, будучи не связанным никакими рамками. На подножном корму, грабя направо и налево, мирное население. В таких условиях легко иметь постоянную армию. Если Цезаря поставить в рамки понятий о чести и достоинстве, которыми руководствовались галльские вожди, вряд ли у него, что получилось. Те ведь воевали в окружении друзей, связанные договорными и брачными отношениями. Кормиться и вооружаться им приходилось за счет добровольных взносов общин. Так, что ресурсы у галльских вождей были скудные. Дав сражение, не имеющее припасов и лишенное возможности грабить, галльское войско расходилось кормиться, по домам. Предводителям приходилось к каждому новому сражению собирать войско заново. Поэтому римлянам и было так легко маневрировать, повсеместно опережая противника.
Тут Абеле вынужден был согласиться с собеседницей. Причем не только из уважения. Довод, который привела прекрасная Жанна, показался ему убедительным. И, кроме того, за ее дивную красу можно было продать душу. Главное никакой пудры, никаких румян. И кожа, как у девочки.
На волне рассуждений об культурных ценностях, разговор перекинулся на Новый Свет. Присутствующие стали дискутировать о том, потеряла или не потеряла, мировая культура с исчезновением государств инков и ацтеков.
Абеле об инках и ацтеках имел весьма смутные представления, поэтому высказался о дикарях, которые населяют Новую Францию. Рассказал о том, как они мучают пленных и снимают скальпы.
Собственно говоря, они мало отличаются от нас. Заметил тайный советник Войтеховский. Во время прошлой войны, хорваты и финны творили такое, что этим дикарям и не снилось. А, если говорить прямо, то и остальные армии мало придерживались цивилизованных методов, при поиске пропитания. Пытали крестьян, почище дикарей. Очень изощренно мучили, выпытывая, куда те угнали скот и где зерно закопано.
Все присутствующие, включая Кристофа Абеле, согласились со словами Войтеховского целиком и полностью. Он продолжил:
Если говорить, опираясь на факты, то предки французов, галлы, германцы, до Хлодвига, мои предки, славяне мало отличались от коренных жителей Новой Франции. Они так же снимали скальпы, пытали пленных и уводили людей в рабство. Отличие наших предков, от современных европейских варваров, в том, что они пытали своих пленных, из уважения к ним. Приносили людей в жертву, будучи твердо убежденными, что оказывают приносимым услугу. Заменяют их жалкое земное существование, вознесением в стан богов. Ведь в этом мире, им уготовано рабское состояние, до конца жизни. А, на небесах, они будут вести счастливое существование, до грядущего конца времен.
В таком натурфилософском ключе беседа за столом продолжалась до конца ужина.
Первой поблагодарив посланника, за оказанную честь, из-за стола встала бургграфиня. Все мужчины, в тот же момент, тоже поднялись со своих мест. Абеле запоздал, но последовал их примеру. Не скрывая изумления, он наблюдал за тем, как бургграф и его министры терпеливо ждут, пока дамы встают и уходят. Только после этого бургграф сел обратно. За ним остальные. Мужчины выпили еще по бокалу вина. После этого бургграф пригласил дипломата перейти в кабинет.
Туда же были приглашены тайный советник Войтеховский и камер-канцлер Кельнский.
Абеле тонко намекнул, что желательно бы было переговорить с глаза на глаз, но бургграф отмел все намеки.
Послушайте господин Абеле. Мне от моих советников нечего скрывать. Господин Войтеховский и господин Кельнский мои самые доверенные лица.
После этого заявления, посланник сдался. В кабинете бургграфа было очень уютно и, в то же время, по-деловому. Стол у фон Шаффурта был массивный, шкафы были уставлены книгами, простенки украшены картинами и портретами каких-то героических личностей.
Согласно здешнему этикету, присутствующие расположились, как попало, в самых естественных позах. Бургграф и его сановники закурили странные табачные веретена, Абеле отказался от этого подозрительного удовольствия и закурил трубку.
Итак, господин имперский секретарь, с чем вы к нам прибыли? Перешел к делу бургграф.
До императора Леопольда, дошли странные слухи о том, что во французской и рейнской армиях, ходят разговоры, вздорные конечно, что будто бы вы бургграф попали под влияние иудеев. И, больше того, находитесь у них в плену. По словам одного вашего родственника, находящегося на службе у принца Георга Фридриха Вальдекского, вы стали заложником иудейских магов и вас нужно срочно вызволять. Скажу прямо, в среде военных, подобные утверждения находят благодатную почву, поэтому не исключена возможность появления в ваших землях французского войска, которое может произвести, под благовидным предлогом помощи, вашей светлости, значительные опустошения.