Старший уже хотел было мне ответить, но Велес хрипло отрезал:
Не твое дело.
Я вспыхнула:
А что вообще мое дело? Ты притащил меня сюда ничего не объяснив, потом куда-то исчез и привел с собой мою мужскую копию, на этих словах уши у брата Велеса запылали, и я почувствовала себя еще более неловко, потому что мои вели себя точно также, но остановиться уже не могла, и если ты думаешь, что посмотрев на него, я должна была что-то понять, то я ни черта не понимаю! прошипела я, однако Велеса моя тирада не впечатлила. Как и раньше в лесу он схватил меня за локоть и куда-то потащил. Братец пошел за нами, время от времени оглядываясь по сторонам.
Меня зовут Ладимир, тихо донеслось мне в спину. Мы ведем тебя к отцу, который наверняка объяснит, в чем дело. Мы с Велесом практически одновременно фыркнули.
Светало. До замка великого князя, который, как я поняла, был сердцем города, мы добрались без приключений. Это было длинное, двухэтажное деревянное здание с резной крышей. Карниз также покрывала изящная резьба, правда рассмотреть рисунок в деталях мне не удалось. На крыше были укреплены два флюгера в виде коней, которые слабо покачивались из стороны в сторону. Окна княжеского замка были выполнены из цветного стекла, что показалось мне крайне непрактичным, но красивым. Высокое парадное крыльцо из красного дерева также было резным, ступени покрывал богатый ковер. Я было решила, что мы сейчас поднимемся на него, и Велес громко постучит в украшенные изразцами двери, однако он уверенным шагом прошел мимо и завернул за угол. Он остановился и вновь проделал фокус с потайной дверью.
Отец не одобряет этого, ты же знаешь, тихо сказал Ладимир, с тревогой глядя на брата.
Но он и не запрещает, верно? парировал Велес. Ты разбудил его, как я тебя просил?
Да, но в его состоянии, я не уверен, что он не уснул снова.
Акамир проследит за этим.
Друг за другом мы прошли через потайную дверь, а дальше последовала череда коридоров и переходов в стенах замка: прямо, поворот направо, два поворота налево, лестница, снова прямо, еще один поворот налево, еще одна лестница а потом все время прямо. Я повторила этот маршрут про себя несколько раз на случай, если мне придется бежать из замка, хотя тогда мне пришлось бы скорее всего выбираться через главный вход, где стоит стража, ведь Велес вряд ли великодушно оставил бы дверцу открытой. Об этом я предпочла не думать.
Велес вдруг остановился, постоял, к чему-то прислушиваясь, едва заметно нажал на стену, и ее часть отъехала в сторону, открыв проход в комнату. Братья пропустили меня вперед, и я оказалась в покоях великого князя.
Комнату освещал только слабый свет заходящей луны. Мне удалось разглядеть огромную кровать с балдахином, который был не задернут, темный камин, напротив гобелен, закрывающий дальнюю стену комнаты, у окна дубовый письменный стол, на котором в беспорядке валялись бумаги, а в углу большое мягкое кресло и клетчатый плед на нем. Кресло ощутимо выбивалось из интерьера. На подоконнике сидел ворон Велеса. Он хитро посмотрел на меня и принялся чистить перья.
Раздался приглушенный балдахином голос:
Велес, я знаю, что это ты. Лад передал, что у тебя для меня есть нечто важное.
Ну вот, теперь у меня еще и галлюцинации начались. Этого просто не могло быть. Нет.
Прежде чем Велес успел что-то сказать, я подошла к кровати и отдернула полог, чтобы посмотреть в глаза того, кто когда-то давно оставил маленькую девочку с мамой одних безо всяких объяснений.
На подушках лежал старик: лицо болезненно желтоватого оттенка покрывала жесткая седая борода, кожа высохла, седые волосы свалялись в колтуны, а глаза глубоко запали. Но это были все те же светло-голубые глаза, в которых я в детстве видела хитринку. Глаза, которые всегда улыбались мне, даже если коленка у меня была в крови после неудачного катания на велосипеде или я приходила домой с фингалом под глазом и замечанием в дневнике после драки с одноклассницей. Сейчас в них был лишь отблеск того света, но я все еще могла его разглядеть.
Папа
2
Соня он попытался приподняться на подушках, но не смог и зашелся в сухом, надрывном кашле. Я с ужасом смотрела на человека, которого помнила молодым, сильным мужчиной.
Сделайте же что-нибудь, что вы стоите как истуканы? обратилась я к братьям, которые стояли у кровати отца: лицо Ладимира хоть и оставалось спокойным, глаза выдавали тревогу за отца. Понять, что чувствует Велес было невозможно его лицо напоминало маску, в глазах не отражалось ничего кроме лунного света.
Мы не можем ему помочь, тихо сказал он, и меня поразило, с каким спокойствием он это произнес. Как будто все давным-давно было решено. Когда приступ прошел, Велес обратился к отцу:
Ты узнал ее, он перевел взгляд на меня, и я догадываюсь, кто она. Ты можешь нам объяснить, что все это значит?
Отец посмотрел на меня и медленно кивнул.
Я все объясню вам, но сначала я должен поговорить с дочерью, хрипло проговорил он. Оставьте нас. В мои покои никого не пускать, даже великую княгиню, отец посмотрел на меня и добавил, в особенности ее.
Сыновья, поклонившись, вышли. Я осталась один на один с отцом, который казался абсолютно чужим человеком.
Соня, прошу тебя, помоги мне пересесть в кресло. Хочу, чтобы все было как раньше, помнишь? Он приподнялся, и я подставила плечо, чтобы он мог на него опереться. Когда отец встал, я ужаснулась его внешнему виду: он был похож на живой скелет. Ночная рубашка висела на нем мешком; без моей поддержки он просто упал бы. Те несколько шагов, что он сделал, чтобы дойти до кресла, дались ему с огромным трудом: на лбу выступил пот, руки и ноги дрожали. Я укрыла отца одеялом. Я села на толстый пушистый ковер у его ног, как делала когда-то давно, в детстве. Вот только то ощущение было уже не вернуть.
Прежде чем я начну свой рассказ, я должен спросить тебя, кое о чем. Ты помнишь, как попала сюда?
Я задумалась. На самом краю сознания свернулась клубочком какая-то мысль. Я попыталась дотянуться до нее, но она отодвинулась, потом еще и еще, будто пыталась сбежать. Наконец мне удалось ухватить ее и мысль начала разматываться в обрывок воспоминания.
За окном второй день не переставая лил дождь. Меня это, впрочем, очень мало беспокоило. Последние несколько дней меня вообще мало что беспокоило кроме старой тетради для записей, лежавшей у меня на столе. Листы в ней пожелтели, а записи порядком выцвели за годы, что она без дела лежала в ящике. Но меня это не волновало. Меня занимали лишь мысли о том, что я безумно хочу узнать, чем закончится история, записанная в этой тетради. Я долистала до последней исписанной страницы, которая была заложена рваным листочком с надписью, выведенной тем же немного корявым почерком, каким были сделаны остальные записи: «Начни писать и ты поймешь, что значит жить». В моей руке сама собой оказалась ручка. Ее кончик на секунду задержался над чистым листом бумаги, а через мгновение строчку заполнили чернила, формирующиеся в буквы, слова, предложения
То есть я оказалась в книге, которую начала дописывать, подытожила я. В твоей книге.
Это называется «слияние», задумчиво отозвался отец.
Я все еще не очень понимала.
Хорошо, допустим. Почему я этого не помнила сразу после того, как здесь оказалась? задала я самый очевидный вопрос. Отец сел чуть поудобнее и ответил:
К моменту «слияния» автор настолько поглощен произведением, что для него больше ничего не имеет значения. Мозг блокирует все остальные мысли, желания и воспоминания ближайших дней, а у кого-то и месяцев, чтобы человек больше ни на что не отвлекался, иначе «слияния» не произойдет, а это может закончиться для автора весьма плачевно. Если автор не готов отдать себя произведению полностью, может произойти «раздвоение» часть автора перенесется в книгу, другая же останется в реальном мире. В таком состоянии никому еще не удавалось закончить ни одно произведение и вернуться к себе. Поэтому очень важно, чтобы человек переносился в историю полностью. Состояние, предшествующее «слиянию» называют «авторским голодом», но мне этот термин никогда не нравился. Вот почему ты ничего не помнила сразу после того, как попала сюда. И даже то воспоминание, которое ты выцепила сейчас крайне обрывочно. Ты помнишь тот день? День до этого?