Будь, что будет, не то тихо, не то про себя произнесла Александра Ильинична и как в сказке вышла на утоптанную и слегка присыпанную снегом тропу, уходящую в лес.
Она зашагала по ней, безропотно подчиняясь судьбе и тому пути, что открывался перед ней. Находясь уже среди деревьев, она пришла в себя как после короткого сна или забытья, в которое погрузилась от отчаяния и истощения собственного организма, измученного голодом, холодом и постоянными длинными переходами. Она стояла посреди леса, не понимая, где находится и как сюда попала. Тропинка как будто заканчивалась, упираясь в поваленное старое дерево, что перегораживало путь женщине. А чуть в стороне, под небольшой елью, непонятно как выросшей в нехвойном лесу, под небольшим слоем снега проглядывался довольно большой узел, какие делали деревенские жители, отправляясь в путь и не имея при этом чемоданов и вещмешков.
Посмотрев по сторонам, женщина, не спеша, подошла к ели и, протянув под нее руку, не без труда вытащила брошенную кем-то поклажу. Отогревая горячим дыханием замерзшие руки, она развязала плотно затянутый узел и развернула перед собой горловину мешка, разглядывая содержимое находки. Перед ней были аккуратно уложенные чьи-то вещи, по большей части состоявшие из солдатского обмундирования, мужского нательного белья, не домотканого, а казенного. Лежало несколько кусков ткани, как будто нарезанных под портянки. Были солдатские ботинки, почти новые, не ношенные. Разворачивая очередной кусок материи, она натыкалась то на кусок мыла, то на кусок заледеневшего сала или замерзший каравай хлеба. Попался плотно набитый махоркой большой кисет, отрез ткани, солдатский подшлемник, новые меховые рукавицы. В общем, все то, что в данное время для простого человека, изгнанного войной с насиженного места и вынужденного мыкаться по чужим углам, голодать и попрошайничать, было настоящим богатством и большой удачей.
Александра Ильинична опустилась на колени, медленно выпустила воздух из легких, словно изгоняя из себя накопившиеся переживания и подняла глаза к небу, благодаря Господа за посланную ей в тяжелую минуту помощь. Придя в себя, она быстро увязала все найденное и направилась в обратный путь, впервые за последнее время счастливо улыбаясь самой себе и строя в голове планы на продажу найденных вещей или их обмен на продукты. Она шла вперед и радовалась удачной вылазке, удивляясь столь удачному исходу событий, нахождению того, что никогда бы не обнаружила хотя бы потому, что не пошла бы в незнакомый лес.
Уже к вечеру она прибыла к родным, обрадовав их, прежде всего своим возвращением и, конечно тем, что было принесено с собой. Замороженный хлеб и сало были немедленно отогреты на маленькой печи и пущены на приготовление похлебки, позволившей растянуть на время имеющиеся продукты. Вслед за варкой пищи последовал разогрев воды для мытья и стирки самых необходимых вещей. То, что не годилось в употребление, будь то махорка или мужская одежда, предполагалось обменять на следующий день у торговцев на рынке, но спустя какое-то время, после раздумий, в дело вмешалась Анна Михайловна, мать Александры Ильиничны и Дуси.
Шура, да оставь ты себе эти вещи, сказала она, разглядывая в тусклом свете огня в печи, найденные ватные солдатские брюки, телогрейку и нательное белье. Тебе это в пору придется. А то ходишь целыми дня по морозу, того и гляди, что околеешь. Нельзя же так.
Та задумалась, медленно проводя руками по бедрам, где уже под достаточно изношенной и протертой местами до дыр одеждой, она чувствовала боль от воспаленной кожи. Тридцатиградусные морозы текущей зимы делали свое дело. Измотанный и истощенный организм поддавался. Щеки, губы, руки и все то, что не было спрятано от холода теплой одеждой, было воспалено, зудело и не давало покоя. Все это усугублялось отсутствием возможности нормально помыться и постирать одежду, которой было и без того очень мало, а практически все то, что, как говорится, только на себе.
И то верно, ответила матери Александра Ильинична, оценивая свое состояние и взвешивая очередные планы на обследование еще нехоженых ей мест, где можно было бы найти что-то нужное и ценное.
Уже на следующий день она, облаченная во все то, что было обнаружено в лесу и потому выглядевшая по-военному, дошла до места скопления в поселке торговцев и спекулянтов, где довольно быстро обменяла махорку и отрез материи на небольшое количество муки и крупы. На обратном пути, у самого выхода с территории рынка ее догнал шустрый молодой человек, пустой рукав солдатского ватника которого был ловко заткнут за ремень, тем самым, выдавая всем видом его владельца за искалеченного фронтовика, не подлежащего больше призыву, а потому промышлявшего торговлей и обменом вещей на продукты. Настигнув Александру Ильиничну, он еще раз бегло осмотрел ее с ног до головы и, видимо, оценив ее облачение в новые вещи, предложил весьма выгодную сделку, обещая дать за зимнее солдатское обмундирование и ботинки довольно приличное количество всевозможных продуктов. Это заставило ее серьезно призадуматься, так как жить она с детьми, матерью и сестрой могла только сегодняшним днем, абсолютно не имея возможности загадывать на будущее и, каждый раз заново искать пути и возможности достать пропитание, отказывая во всем, прежде всего, себе. Боязнь быть обманутой и желание видеть своих детей сытыми вынудили ее не давать согласие сразу, пообещав искалеченному войной торговцу вернуться назад через некоторое время, после того как решит все дома с родными. Условившись о месте вероятной будущей встречи, она вернулась домой, где начала советоваться с матерью и Дусей, обсуждая сделанное ей предложение. В результате семейного совета был сделан выбор в пользу продуктов, но с акцентом на проверку их количества и не испорченности, а также на участие в сделке всех членов семьи, для исключения обмана со стороны торговца.
И хоть и было подпорчено Александре Ильиничне настроение вероятной сделкой из-за того, что уж очень не хотелось расставаться ей с теплыми вещами, которых так не доставало ей, но деваться было некуда, дома всегда ее ждали голодные дети, а приготовленная из найденных в лесу продуктов похлебка вот-вот должна была закончиться.
В какой-то момент она выглянула в тусклое и покрытое толстым слоем инея окно, за которым увидела не на шутку разыгравшегося на улице Толика и, решила загнать его домой, чтобы тот просушил мокрую от снега одежду. Еще не сняв себя солдатского ватника и шапки, она вышла из дому и позвала сына, который тут же отозвался и послушно забежал в хибару. Затем она зашла за угол и прошла вдоль улицы, решив также найти и позвать дочь.
Едва Александра Ильинична повернула за очередную постройку, как нос к носу столкнулась с военным патрулем, который, казалось бы, не должен был обратить внимание на простую женщину-беженку, однако вынудил ее остановиться. Старший по званию и виду в патруле, представился ей и велел предъявить документы, приняв ее за военнослужащую, так весь вид Шукаловой напоминал солдата, грубо нарушающего ношение формы одежды, немного неопрятного и не полностью соответствующего внешне воинскому уставу. Опешив от данной ситуации и не понимая причины требования патрульными у нее документов, Александра Ильинична попыталась отговориться, ссылаясь на то, что она с детьми бежала с оккупированной гитлеровцами территории, где сожгли не только ее родной дом, но и всю деревню. Но ее не слушали и велели идти с ними в комендатуру, объяснив, что лишь там будет проведена полная проверка подлинности ее слов и установлена личность, как этого требует закон военного времени.