Что тут случилось? По ним по всем будто прошлись огромной кувалдой, не вижу не укусов, никаких рваных ран. Аня. Посмотри, там, рядом с лужей крови. На полу сидит мёртвый военный, тот, что облокотился спиной на операционный стол. Да его будто в пол вбивали!
Я не хочу на это смотреть, давай в темпе к той двери! Ты кровь теряешь, уже бледный стал как смерть.
То, как выглядел солдат, после полученных им повреждений, было похоже на прорезиненный костюм, что набили опилками и бросили как зря. Одна из его рук была вывернута наизнанку и не понятно, вообще, на чём держалась голова, лежащая вверх тормашками на груди. Рядом валялись приборы для забора анализов, а также чемодан металлического цвета, открытый и наполненный разными по размерам пробирками.
Так, я в курсе, что ты не хирург, а шить умеешь? А, ну и ещё пули извлекать? Приходилось? спросил полицейский, растерянно посмотрев Анне в глаза, которые спешно бегали по дверным проёмам палат.
Девушка ничего ему не ответила, и они вдвоём вошли в комнату с кушеткой, где вдоль стены находились металлические шкафы и столы, заваленные разными операционными инструментами. Когда Саша прилёг, то Аня взяла ножницы, разрезав полицейскую форму над местом, где кровоточила рана. Пинцетом она стала пытаться нащупать и достать пулю, что застряла под дельтовидной мышцей.
Нащупала? По ходу это она! вцепившись в запястье своей правой руки зубами от боли, пробормотал участковый.
Медсестра достала деформированную пулю и положила её на стол вместе с пинцетом. Взяв флакон с медицинским спиртом, она полила им рану Токарева, а тот, чтобы не кричать от болевых ощущений, до крови прокусил кожу в области запястья. Рана была обычной для огнестрельного ранения, диаметром с рублёвую монету, края которой имели отчётливые углубления. Саша закрыл глаза, и приоткрыв их, увидел как Аня уже продевает нить в ушко закруглённой иголки. При виде которой, тот откинул свою голову обратно на подголовник и произнёс: «Твою мать! Какая то слабость, да и ещё озноб пошёл по всему телу».
Как твоя фамилия?
Соловьева. А что?
С таким красивым именем и такой крутой фамилией ты обязательно должна сделать карьеру врача. Очень хорошего специалиста, причём!
Ага, спасибо. Только вот денег у моей матери не было заплатить за мою будущую карьеру врача. А твоя фамилия?
Токарев. Чёрт, смотрю на эту сраную иголку в твоих руках и мне кажется, что я уже чувствую, как мне будет больно. Знаешь, это как лечить очень больной зуб, который воспалился, и где ещё живые нервы остались. Ты видишь все инструменты в руках у стоматолога и уже представляешь, как тебе больно. Хотя тот ещё даже не начинал работать своим сверлом. То есть, ты чувствуешь боль только при одном виде инструмента.
Аня наклонила свою голову вниз и накрыла ладонью правой руки лоб и глаза. Резко вскочив со стула, на котором сидела, она заговорила: «Извини, забыла, у меня голова сейчас вообще не соображает! Нужно было сначала анестезию сделать. Тут должно быть какое ни будь обезболивающее». Медсестра стала быстро открывать шкафчики, швырять небольшие пустые коробки на столы, но в них ничего нужного не было. Быстрым шагом подойдя к двери, пока Александр большим куском марлевой повязки сдерживал кровь идущую из огнестрельного ранения, Соловьева уже почти опустила вниз дверную ручку, как услышала за дверью снова эти странные шаги. Полицейский, как не пытался прислушиваться, из за протяжного и неприятного звона в своей левой барабанной перепонке, ничего не слышал. Медсестра аккуратно и без лишнего шума поставила стул к двери, заблокировав спинкой саму ручку.
Там за дверью, будто кто то мешок таскает с костьми, назад и вперёд. Блин, обезболивающее всё скорей всего в операционной.
Вернись обратно! Одна ты не пойдёшь. Я потерплю, Аня, только не иди туда.
Девушка посмотрела на закрытую дверь перед собой ещё несколько секунд, развернулась и взяла со стола иголку с ниткой. Она наклонилась над Сашей и принялась зашивать рану. Понимая, что у него сейчас будут снова не самые приятные ощущения, да и к тому же она впервые видит его в этом городке, Соловьева посмотрела в его глаза и сказала: «Расскажи мне что ни будь!». Полицейского нужно было хоть как то отвлечь от боли.
Что мне рассказать?
О себе, откуда сам приехал? Меня всё интересует, только говори со мной сейчас.
Я из Днепропетровска, служу участковым уже пятый год. Эта служба это полнейшее издевательство над собой. Утро начинается с того, что ты получаешь большую Твою мать! Большую стопку материалов, половина из которых отписана не тебе и половину из которых ты не имеешь права исполнять. И пока ты разбираешься а чьё это ребят? Это ещё нужно умудриться сделать в перерывах между вызовами и сука именно сделать сегодня, потому что у материала срок проверки вышел ещё вчера. Вот, начинаешь списывать материал, люди нужные не опрошены, объяснений нет, ты рвёшь на голове волосы или в бешенстве куришь одну за одной. Все эти действия ты проводишь периодически разнимая драки в каких ни будь кафе и оттаскивая за ноги алкоголиков, лежащих на проезжей части. Потом ты
Ладно, с этой работой! О себе лучше расскажи.
Александр стал ей говорить о том, что любит читать, особенно биографии знаменитых людей и фантастику, а в его двух комнатной квартире целая коллекция книг. Ему нравится сидеть на своём застеклённом балконе на семнадцатом этаже, листать страницы и смотреть на свой город с высоты, как начинает темнеть. Особенно когда улицы окрашиваются новыми цветами от ночного освещения. Мебель в квартире это не просто купленная мебель из за какой то скидки, или потому что «пора уже давно было купить!». Нет, она именно такого дизайна и такого цвета, что сочетаются со стенами, полом, потолком. Он продолжил рассказ, описывая красивые картины на стенах, некоторые из которых были привезены из штатов родственниками, пока не остановился на одном из моментов:
А в том углу стоит моя шести струнная гитара, тёмного как ночь цвета. Рядом с ковриком, где спит собака. Точнее спала раньше.
У меня тоже есть собака. Сейчас сидит одна дома и ждёт меня, бедняжка. Сколько ей лет, что за порода? Что у тебя за собака? Ты слышишь?
Полицейский резко замолчал и сделал вид, что не слышит её вопросов. Его веки стали опускаться всё чаще, так как слабость во всем теле после операции только нарастала. Анна не задавала больше никаких вопросов несколько минут, не понимая, что не так она у него спросила. Как за спиной у себя девушка снова услышала звуки того самого «мешка с костьми». Опять громкий хлопок дверей где то в конце хирургического отделения и те самые отчётливые шаги. Аня замерла, держа иголку с ниткой на уровне своего красивого носа со слегка приподнятым вверх кончиком. Тот шум опять пошёл на убывание и вовсе пропал. Анна отрезала ножницами край нитки, аккуратно убрала фрагмент полицейской формы над ранением и стала накладывать бинт на левую руку участкового. Из за сильного переутомления и огнестрельного ранения он уснул во время перевязки. Девушка же, облокотившись на один из столов, стояла и внимательно разглядывала лежащего перед ней Токарева.
Глава четвёртая. Что это такое?
Нужно было идти и искать обезболивающее. В шкафах одной из операционных палат должны были быть такого рода медикаменты. Медсестра понимала, что когда Саша придёт в себя, то без ощущения жуткой боли он рукой пошевелить даже не сможет. Она взяла автомат «АКСУ»12 за рыжее деревянное цевьё в одну руку, а другой убрала стул от двери. Медленно и аккуратно её открыв, девушка вышла в тот самый ужасный коридор хирургического отделения, который был усыпан телами убитых военных в защитных костюмах. Аня, как девушка без опыта обращения с огнестрельным оружием, и не зная как откидывается скелетный приклад, держала автомат на вытянутых дрожащих руках прямо перед лицом. Она ещё раз обернулась назад, убедившись в том, что точно закрыла дверь в помещение, где лежал Токарев. Войдя в ближайшие открытые двери с левой стороны, медсестра нащупала выключатель рядом с дверным проёмом. Раздался щелчок и над хирургическим столом в центре засияла большая операционная лампа. Анна положила оружие на металлический холодильник и принялась искать то, что ей было нужно.