В чем дело?
Минута прошла, отвечал я, вынув часы из кармана.
Какая пунктуальность! вы всегда так точны?
Я не точен, но нетерпелив.
Ах-ах-ах! Скажите на милость! «он нетерпелив». Да на что вы рассчитываете? А? За кого меня принимаете?.. «Не точен»
Черт возьми, почему же она меня не узнает? Обиделась, что ли? и я начал:
Вы я бу
Да вы что?!
я будто бы знаком с вами? сказал я нерешительно.
Нет, что вы
Я пожал плечами: она не врала, но все мне здесь было неясно.
Нет? тогда я просто потерял голову
Поищите ее в другом месте.
Она здесь, под ванной. Читатель, я балагурю от смущения.
Ничего, вам без головы-то лучше.
На ней остались мои глаза.
Я их уже не стесняюсь.
Так я могу остаться?
Оставайтесь я ухожу!
И она вышла, накидывая купальный халат. Я за ней. Она спросила:
А скажите, зачем вы, собственно, сюда пришли? Вы ведь не вор?
Да, как вам сказать, ответил я, подходя к столу. На нем лежало распечатанное письмо. Я прочитал имя адресата: «Марине Стефанне Щекотихиной».
Читатель, стой!!! не верь ни единому слову! ведь я увидел ее вовсе не в ванне
Где? а куда я направлялся, читатель, ты помнишь?.. Вот именно! там.
Мария Стефанна сидела с сосредоточенным от внутреннего напряжения лицом, выкатив глаза в пространство, и с губ ее готов был сорваться мучительно-сладостный стон. Она распространяла амбре. Мне показалось даже, что она нетерпеливо перебирает бедрами, словно бы присела на златоглавый фаллос Ивана Великого.
Здравствуйте, сказал я.
Здравствуйте, вы заставляете ждать, отвечала она, вставая.
Я точен ровно семь.
Ладно, мог и пораньше прийти, сказала она, и мы вышли из метро.
Но ужели же все это правда? думал я, когда мы под руку шли к ней домой, неужели действительно есть эта неземная цивилизация и богиня ее небосклона? Неужели я тоже?.. Черт возьми! вот как шествуют рядом Меркурий с Венерой. Но теперь мне придется просить, хлопотать за звездного странника, влюбившегося в земную девушку, как он ловко, хитрец, подсунул мне в электричке Марину Стефанну и все остальное зачем? и главное: если мы боги, то почему? В чем наша божественность? Почему все-таки бог я, а не, скажем, Марлинский?
Почему? да потому, что Марлинский всегда знает: где сон, а где явь.
Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка, счастливая бабочка, которая радуется, что достигла исполнения желаний и которая не знает, что она Чжуан Чжоу. Внезапно он проснулся и тогда с испугом увидел, что он Чжуан Чжоу. Неизвестно, Чжуан Чжоу снилось, что он бабочка, или же бабочке снилось, что она Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, существует различие. Это называется превращением вещей.
Но большинство отличает сон от яви, ибо есть момент пробуждения, между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, существует отличие, а вот я не всегда знаю это, напротив, слишком часто путаюсь.
Здесь ты скажешь:
Я тоже часто не различаю, где что, особенно, если пьян или под наркозом, значит, я бог?
И тогда я отвечу, что это вполне вероятно, но вот твой сосед по квартире: о нем ты не можешь того же сказать ведь это тебе неизвестно.
Но есть и второе условие: ты должен быть избран. Не из всякого дерева можно вырезать Меркурия, не все из людей, обладающих замечательным свойством неразличения границ, есть боги. Нет! богов не так много, а остальные (из тех, кто мог богом стать) не боги, а шизофреники, мой бредовый читатель. Много званых, да мало избранных.
Понятно теперь, что за устройство бог: он любой бред воспринимает как реальность, и, в зависимости от оценки этого бреда (реальности) то есть мольбы! эта мольба имеет последствия или не имеет.
Бог вовсе не должен ведь знать, что когда он видит превращение кожи на лице человека в дермантин и говорит себе: «что это?» или: «во дает», или: «забавно», он этим самым удовлетворяет (не удовлетворяет) мольбу неземного страдальца, состоящую в том, для примера, чтоб где-то (неведомо где), предположим, ну тридцать чего-то (чего мы не знаем) сделали то, для чего у нас нет никакого понятия.
Кстати, ведь точно так же, как небесная цивилизация, понимает богов и Библия (когда речь заходит о чужих богах) она понимает их инструментально, то есть как некие устройства, отражаясь в которых мольбы реализуются. Но то рукотворные боги. Может быть, тот факт, что нас выбирают, аналогичен этой рукотворности.
У древних лучшие боги получались из людей: их специально отлавливали (охота за черепами), выдерживали в определенных (пыточных) условиях, с тем, чтобы они приобрели нужные свойства набрались энергии, дошли, затем медленно убивали, потрошили, золотили созидали себе кумиров. Но мы, слава Аллаху, живые люди и только живыми можем функционировать как боги. Нас, может быть, тоже помещают в какие-нибудь экстремальные условия в процессе становления; но, раз уж мы стали богами, мы боги!
Мы боги! подумал я на пороге. А через мгновение станем четою богов.
В квартире звонил телефон. Марина Стефанна заспешила к нему, а я, отмахиваясь от попугая, кричащего: «Сию минуточку», прошел в комнату и сел пока в кресло.
Щекотихина, разговаривая по телефону, слегка наклонила корпус вперед. Став в профиль ко мне, она стала совсем похожа на купчиху с картины Федотова «Сватовство майора».
Да-да, говорила она, нет, никак не могу: у меня гости ну, гость! почему артист? а, трагик?! Она взглянула улыбаясь: Ну, может, и трагик, посмотрим! как? серьезно? это меняет дело
Сидя в кресле, я смотрел на аппетитную купчиху: ее поза, ее голос, ее ласковый взгляд и улыбка и слово «трагик», произнесенное на немецкий манер, не могли оставить меня равнодушным и не оставили им плоть моя всколыхнулась и бахнула вспыхнувшей бочкою спирта в зенит, то есть, как только Марина Стефанна повесила трубку, я, как демон, полез на нее.
Скажу положа руку на сердце: никто до сих пор не сумел устоять под моим бурным натиском все: молодые и старые, толстые и тонкие, красивые и уродки, замужние и одинокие, черные и белые, холодные и горячие, хохотушки и серьезницы, сухие и влажные, потаскушки и простушки, иностранки и россиянки, девчушки и матронны, лесбиянки и скотоложницы, мужчины и женщины, звери и птицы, живые или мертвые все отдавались мне безоговорочно и беззаветно. Одна лишь Марина Стефанна устояла. Все мои усилия разбились об этот лед:
Нет-нет, пожалуйста, не надо! Как-нибудь в другой раз ой! нет, ну успокойтесь Мне надо идти! Подождите! Вы слышите меня? Да послушайте же: если хотите, подождите меня здесь; нет, выйдем вместе! Поняли?
Нет, я ничего не мог понять:
Куда идти?
По делу.
Я остаюсь.
Глава VII. Метаморфозы
Вот вы уже прочли изрядный кусок моего текста, уже примерно поняли, чего в принципе можно ожидать от моей истории случайность царит в ней: совершенно случайно оказался я на бульваре и повстречал там Смирнова, случай свел меня после этого с Сидоровым (а еще раньше с его женой), на следующее утро я случайно познакомился с племянницей Смирнова, а к вечеру уже с неземной цивилизацией и т. д.
Я бы, конечно, не стал так напирать на это, если бы не знал, что обязательно найдутся недалекие любители, которые забрюзжат, обнаружив так много случайного: все, мол, здесь случайно, и так не бывает. Это, конечно, глупость, ибо случай лишь второе имя судьбы, все это выглядит цепью случайностей лишь потому, что я случайно выбрал точку отсчета, а выбери я ее более расчетливо, читатель не нашел бы здесь вообще ничего похожего на случайность.
Всякий читающий эти строки сможет сам выбрать точку отсчета, прочитав всю книгу. Я же не сумел сделать этого потому, что еще не читал свою историю как книгу: в те дни я даже и не подозревал, что нахожусь в истории. Или, по крайней мере, до поры до времени, для меня эти события ничего особенного не означали: они были просто событиями, совпадениями (совместными падениями), случайными пересечениями моего бытия с бытиями Лики, Сары Сидоровой, Марины Стефанны, Томочки и так далее.