«Опять закрутился, подумал и без того крепко расстроенный Бармалё, и, как всегда, не заметил наступления праздника!» Добропряд не преувеличивал и был совершенно честен. Ведь технология создания нитей добра из света заключалась именно в том, что наш посланник Света должен был быстро-быстро вращаться вокруг своей оси и этой своей круговертью добывать волокна любви. Бармалё называл это «головокружительная карьера».
Галя-ля продолжала очень громко и надрывно плакать, временно забыв про поварёшку:
Эти монстры приходят, только чтобы сделать мне больно своими огромными иголками. Это так больно! Очень больно!
Сострадая всей своей гусеничной душой заболевшей девочке, Бармалё грустно хмыкнул: диагноз ясен и, увы, крайне распространён. В скольких детских сердцах надрывались ниточки любви, когда вместилищам этих сердец маленьким телам причиняли боль. Ах, если бы врачи только знали об этом, они бы наверняка стали изобретать лекарства только в виде мармеладок. А объятия с плюшевыми зайцами прописывали бы для наружного применения.
Только было Бармалё размечтался о том, как далеко могла бы шагнуть медицина, как плетение его светлой мысли прервал пронзительно-шершавый скрип палатной двери. Галя-ля тотчас же смекнула, в чём тут дело. И, временно прервав рыдания, спряталась под своё кургузое холодное одеяло, проявляя чудеса телосложения и компактности.
Галя-ля, ты куда? Что с тобой? всерьёз забеспокоился Бармалё. Но, рассмотрев-таки через проступающую мглу тучную фигуру медсестры, судя по всему вышеупомянутой Любки, гусениц всё понял без слов. Любка с двумя шприцами, зажатыми между её большим и указательным пальцами, будто только что вышла из фильма про гангстеров действовала быстро и хладнокровно.
Подавшись своим маленьким, но плотным тельцем вперёд, словно раскачиваясь на качелях, наш добропряд в мгновение ока очутился на плече у Гали-ли. И принялся за дело.
Значит, так, Галя-ля, слушаем меня внимательно, бодро забармалёлил он в ухо больной. Сегодня один из главных дней в твоей жизни. Сегодня ты перестанешь бояться уколов. Сегодня ты навсегда забудешь о том, что кто-то пытался сделать тебе больно. Сегодня ты прекратишь думать, что люди спят и видят, как бы причинить тебе зло. Научишься благодарить за помощь. Сможешь видеть в каждом человеке хорошее. И, главное, навсегда позабудешь эту несусветную глупость будто бы твоё сердце умеет ненавидеть. Ах да! И прямо сейчас ты перестанешь болеть.
Бармалё внимательно наблюдал за тем, как девочка потихонечку перестаёт трястись под своим холодным колким покрывалом. И продолжал:
Завтра ты выздоровеешь и пойдёшь домой. Тебя там ждут родители, подарки и толстый щекастый рыжий хомяк.
Стройняш! Откуда ты узнал про Стройняша? изумлённо высунулась из своего укрытия Галя-ля.
Так это же я для тебя его соткал! Чтобы в твоём сердце росла любовь и ничего, кроме неё.
Со-что ты сделал? Девочка была так удивлена, что села на кровать, свесив ноги, не обращая никакого внимания на приближающуюся угрозу в виде медсестры. Я его даже от мамы прячу в коробке из-под абрикосов, на чердаке. А ты узнал растерянно разглядывала девочка тонкую светящуюся спиральку на своём плече.
Удивительный ты, конечно, человек Галя-ля! Маленький, но удивительный! То есть говорящий гусениц тебя ни капельки не впечатляет А гусениц, читающий мысли, тут же производит фурор?!
Я про Стройняша вообще никому не рассказывала, даже родителям! снова заняла горизонтальное положение Галя-ля и даже добровольно высвободила из-под горе-одеяла и пижамных штанов то самое важное место, предназначенное для уколов.
Ладно, про Стройняша я замолвлю перед мамой словечко. Ты сейчас, главное, не отвлекайся и смотри на меня. Бармалё перебрался на подушку почти вплотную к девочкиному носу. Я буду раскачиваться на своём светопроводе туда-сюда, а ты с меня глаз не своди. Лады́-мармелады́?
Лады-лады, самоотверженно кивнула Галя-ля.
Бармалё закачался из стороны в сторону, словно светящийся маятник.
Представь, что укол это не укол. Иголка не иголка. Медсестра не медсестра, продолжал спокойным монотонным голосом гипнотизировать девочку Бармалё. Представь, что шприц не шприц. И в нём не лекарство, а прекраство! Оно затекает в тебя сотней самых красивых, самых светлых оттенков, и на чистом внутреннем холсте твоей души