На методические пособия у Джона была аллергия, от которой он мгновенно начинал задыхаться, как от поллиноза тяжёлой степени.
Но тот статный ветеран даже после вашего преображения оставил боевые шрамы, за которыми скрывается чуть ли не вся его прежняя жизнь, неожиданно для себя без сарказма произнёс Джон.
Мы же не забываем прошлое, оно просто перестаёт нас определять и волновать, попыталась парировать девушка.
Джон еле сдерживался, чтобы его мимика не выдавала реакцию на очередную, с его точки зрения, высокопарную чушь. Он считал, что просто не нашлась ещё женщина, которая сказала бы ветерану убрать это со своего лица, а скорее всего, есть женщина, которую эти следы былого величия заводят больше остального. В любом случае, свет Сына здесь ни при чём, хотя, чем больше Джон здесь находился, тем больше он начинал сомневаться в своих изначальных предположениях.
Тогда я перестану быть собой, продолжил беседу Джон.
Это так кажется с вашей стороны, но как только вы погрузитесь в свет Сына, то поймёте, насколько все ваши страхи были надуманными, сказала она и кивнула в сторону надписи «Красота, Любовь, Жизнь!», на фоне которой Сын с распростёртыми руками встречал всех потерянных и обременённых.
Как я оказался в церковно-приходской школе, хотя собирался в бордель? улыбка Джона выглядела как оскал загнанного волка. Хотя уж лучше так, чем наоборот.
Он очень надеялся, что такое граничащее с кощунством замечание сойдёт ему с рук. Ему действительно повезло, потому что Сьюзен отвлеклась на то, чтобы достать из кармана жакета бело-золотистый буклет с процитированными ею ранее словами, который она вложила в руку Джону. Буклет был потрясающе мягким на ощупь, хотя отлично держал форму. Джон тщетно мял его пальцами, пытаясь понять природу этой потрясающей шелковистости. Тактильность была для него так же важна, как и остальные органы чувств, благодаря чему он лучше чувствовал атмосферу охоты. Кристиан смеялся над ним, когда он мог потратить неделю на подбор нужного материала для накладок для рукояти револьвера. Это особенно возмущало Кристиана после того, как они уже поднялись в рейтинге и могли позволить себе лучшее оружие и снаряжение. «У нас и так самые крутые пушки, пули практически сами летят в цель!» ворчал Кристиан. «Да, они-то крутые, только вот я нет!» отвечал на это Джон. Всё это позволяло ему стрелять, полагаясь на интуицию, и уже лет восемь не промахиваться. Когда Сьюзен попыталась забрать буклет, он не сразу отдал его.
Сейчас это будет вам только мешать, напряжение в её голосе показывало, насколько тяжело ей было вырвать буклет, но при этом, стоит отдать ей должное, она широко улыбалась.
Он не верил её словам о том, что все всё забыли: про себя, про секс, про смерть и прочее. Он посмотрел на себя: обычный жилистый наёмник со шрамами не было ни капли желания открыться «красоте, любви и всему остальному» и забыть про времяпровождение с представительницами прекрасного пола. Но он согласился с одним: что-то здесь его постепенно меняло: Сын ли это или атмосфера заведения уже другой вопрос. Может быть, расслабиться и попытаться получить удовольствие, а то Кристиан замучает его своими незатейливыми подколами: «О, а Джон Айрон уже не тот. Не смог совладать с девушками сверху!». Его передернуло от мысли, что ему придется выслушивать это до конца своих дней.
Он зашёл в просторную комнату, где было более слабое освещение, что уже радовало. Второе не было матового стекла и никакой возможности для посторонних глаз наблюдать за ним. Только после сорокасекундного изучения комнаты Джон наконец-то обратил внимание на обнажённую девушку лет двадцати двух двадцати трех.
Гвендолин, представилась она и поправила длинные каштановые волосы.
Он кивнул в ответ. Ну, вроде здесь уже привычнее, без всяких там нравоучительных лозунгов. Он сразу лёг на кровать, а девушка сразу поняла, что он хочет сеанс массажа, который должен был помочь ему расслабиться. Она явно работала здесь уже давно, так как техника массажа у неё была просто безупречна: без лишних усилий она быстро разминала нужные точки. Джон сначала думал молча получать удовольствие, как он обычно это делал. Но атмосфера «Дома Любви» пока не очаровала его, и к тому же ему до сих пор было интересно, что здесь всё-таки происходит.
Почему так давно работаешь здесь? спросил Джон. С нами бывает нелегко.
Мне нравится, ответила она.
Давай попробуем честно, Джон развернулся и лёг на спину.
Здесь хорошо платят, а у меня есть мечтано тебе не скажу, иначе не сбудется, хихикнула Гвендолин.
Давай вопрос на вопрос, предложил он.
Девушка кивнула, так как решила, что игриво-позитивное настроение со стороны клиента это хорошо. И это было бы справедливо, если бы речь шла не о Джоне Айроне.
Как ты давно занимаешься нейтрализацией? она взглядом указала на катетер для боевых стимуляторов на левом предплечье.
Охотой за головами? После смерти отца, спокойно ответил Джон. И это ответ сразу на три вопроса: «как давно?», «из-за чего?» и «зачем?»
Ты действительно охотник, немного завелась Гвендолин. «Стреляй» теперь ты.
Что ж, перейдём к основному действию, Джон провёл внешней стороной ладони по щеке Гвендолин. Я всё-таки прилично заплатил за это.
Здесь не продается секс, только любовь и красота, ответила она, мягко обхватив его кисть, но не убирая её от своего лица.
Потому я и здесь, Джон, не моргая. смотрел в её карие глаза. Только любви здесь не больше, чем в борделе мадам Питерсон.
Он вновь лёг на живот.
Ты просто не позволяешь ей охватить тебя, девушка продолжала гладить плечи Джона.
За такие деньги это не моя проблема, Джон, как лев, довольно заурчал.
Не всё измеряется деньгами, попыталась уколоть его Гвендолин.
А твоя мечта?
По её дыханию Джон понял, что она нисколько не обиделась. И не таких угрюмых, видимо, обслуживала, но и он не таких доводил. В какой-то момент ему стало нравиться здесь гораздо больше, потому что в заведении мадам Питерсон все его притязания на психологическое доминирование могли бы закончиться жалобой. Это привело бы к немедленной «моральной» кастрации, что, в свою очередь, вызвало бы несказанную радость у Кристиана, а такого исхода Джон не мог допустить ни при каких раскладах. Здесь и сейчас ему пока ещё позволяли вести себя как непоседливому ребёнку, который своими вопросами ставит взрослых в неудобное положение.
Ты здесь близко общаешься с другими девочками? спросил Джон.
Хочешь, чтобы я посоветовала другую? Гвендолин пальцами сыграла по точкам релаксации. Они все идеальные и особенные, как и я.
В идеальном нет особенности, Джон снова повернулся, чтобы ещё раз оценить Гвендолин. Особенность это история наших недостатков.
Ты так говоришь, потому что свет Сына не озарил и не изменил тебя, ответила она.
Тут Джон понял, что так напрягало его в посетителях. Их взгляд был одинаковый, а соответственно, и они были каким-то одинаковыми. Потому его внимание и привлёк ветеран, ведь его взгляд ещё сохранил индивидуальность.
Его свет не меняет, а заменяет тебя, произнес Джон. Но смотрю, тебя это ещё не коснулось.
Гвендолин немного отодвинулась от него, как будто его еретические рассуждения могли быть заразными.
Прости. Я просто невежда из Нижнего города. Не более того, он рассчитывал, что искренние извинения вернут Гвендолин хорошее расположение духа, но всё равно не удержался. Ты очень милая, но помни, в борделе, как бы он ни назывался, погоня за мечтой легко превращается в жизнь.
Несмотря на извинения Джона, Гвендолин стало неуютно. Такой клиент, который не хотел открываться и расслабляться, не попадался ей с тех времен, о которых она предпочитала не вспоминать. Даже если он сам не оставит отрицательный отзыв, его неудовлетворённость могут заметить менеджеры, и ей понизят класс принимаемых клиентов. А уже там придётся работать по старинке, пока те не дорастут до высших проявлений любви, потому что главное в политике заведений такого толка клиент должен возвращаться снова и снова, пока не изменится. Она не хотела вновь возвращаться на прежний уровень и посчитала, что лесть, как универсальное оружие против мужчин, должна всё исправить.