Пошел Емеля на другой день в лес и топор с собой захватил. Вот подходит он к березе и слышит, та ещё издали ему скрипит: «крры» да «крры»
Зло взяло Емелю за сердце.
Ну, земляк, нет. Один раз просил, я обождал; вдругорядь попросил, опять я тебя уважил. А теперь не прогневайся Я и то тебя вчера упреждал о том
Достал Емеля топор из-за пояса, поплевал на ладонь, взмахнул топором, только щепки от берёзы во все стороны полетели
Затрещала берёза, повалилась на землю, а из дупла у неё кубышка вывалилась, и рассыпалось из неё золото по земле. Вздохнул Емеля и говорит берёзе:
Вот, земляк, до чего ты себя довел А всё почему? Всё от жадности своей Я тебя честью просил, а ты всё своё ладил: «обожди да обожди!..» Вот оно тебе же хуже и вышло
Собрал Емеля золото, не считая, в кубышку ссыпал, пришел к братьям, те только ахнули и руками развели.
Вот, говорит Емеля, всё-то вы мне не верили. А земляк-то мой старичок ничего себе, скуп только больно!.. Гляньте-ка, всё до копейки выплатил.
Зажили умные братья на славу, а Емеле справили новый синий кафтан да шапку с красным махром, будь, мол, доволен и на том!..
8. Колка и Жожга
Жили-были в давние времена два удалых, добрых молодца Колка да Жожга. Загуляли молодцы, отбились от людей добрых и пошли гулять по Волге-матушке, разбивать бусы-корабли да грабить торговых гостей.
Становились они станом в Жигулях, в пещерках потаённых, и сносили они туда всё награбленное добро-богачество
И серчал на разбойников Грозный царь, да что ты с ними поделаешь? И близок локоть, а не укусишь. Да напал удалый разбойный народ на царский орлёный корабль, ограбили его, царских служивых людей перебили, а царского посла связали и в Волгу бросили
И так прогневался на Колку с Жожгой Грозный царь, что собрал противу них рать несметную.
Как прослышали атаманы про царев гнев, и стало им страшно. Становились они на бережке, скликали голытьбу поволжскую во единый круг, говорили им такое слово:
А и полно нам, братцы любезные, народ смущать, торговых гостей грабить, корабли на дым пускать, а пуще того, царёвы орлёные корабли: Дошла до нас весточка нерадостна: поразгневался на нас Грозный царь Иван Васильевич Высылает он противу нас рать свою великую, хочет нам, лихим разбойничкам, головы снести по самые плечи могутные Надо нам будет грехи великие замаливать, приутишить сердце батюшки Грознаго царя. Его сердце неуёмчиво; оно, сердце-то, что ни день все пуще гневом распаляется!.. А как повалит на святую Русь басурманская сила могучая, отколе солнце красное на заре встает, так и станем мы, братцы любезные, супротив нея; мы ту силу басурманскую своей грудью выстоим; не допустим зла-татарина на святую Русь, потому он, поганый, похваляется. «Я-де всю святую Русь с головнёй пройду, я ни ребят, ни жен не помилую; церковь Божью на-тло разорю!..»
Становились люди разбойные заставой могучей; выжидали они силу басурманскую Набегал на них сам поганый царь, набегал неверный Кудреянище. Выкликал он себе супротивника из стана разбойного, говорил, похваляясь неподобно:
Вы идите, люди неверные, поклонитесь мне, царю, дарами богатыми. И о ту пору я вас помилую, буду брать с вас дани-пошлины А не то я всю святую Русь с головнёй пройду, не оставлю ни ребят, ни жен Ещё церкви Божьи на-тло разорю
Выходил на смертный бой атаман разбойный Колка, рукава по локоть засучивал, сапожки сафьянные подтягивал, шапку-мурмолку на правое ухо заламывал. Не сизые орлы слеталися, сходилися удалые богатыри; они бились, ратились три дня и три ночи без роздыха, до конца борьбы не доваживали, разнимали руки железныя, друг другу челом били, расходились в стороны по-честному
Пуще прежнего царь порасхвастался. Во всю голову кричит, горы-гаркает:
Али сильно-могучие богатыри на Руси перевелись, что не могут одолеть меня, татарина?..
Выходил из стана разбойного Жожга на смертный бой. Рукава по локоть засучивал, сапожки сафьянные подтягивал, шапку-мурмолку на ухо на правое заламывал, говорил царю такое слово:
А и что ты больно рано похваляешься, поганый царь? Еще кому Бог пошлет одоление в честном бою, то неведомо!.. Одолею я тебя, и тут, станешь ты меня о милости просить, да уж я тебя в те поры не помилую
Ухватились удалые, добрые молодцы бороться, грудь о грудь сошлись, словно корни сплелись руки их железные, да ни тот, ни этот не ворохнётся О ту пору у царища Кудреянища ножка правая подогнулась, и вогнал его разбойник в землю по-колень
А уж в чистом поле пыль столбом валит, поспешает сила ратная царя Грозного над разбойным людом суд чинить Нападала рать московская на разбойный стан, избивала всех разбойников до единого Настигала Жожгу в чистом поле калёна стрела, пробивала сердце его ретивое. Не вздохнул удалый, добрый молодец, припадал он к матери сырой земле. Только мать о нем и горевала
И вставал царище Кудреянище на ноги резвые, похвалялся он силою-удачею. Выводил орду на рать великую, побивал ее и на Москву пошёл
Уж ты, Грозный царь, Иван Васильевич!.. Ты почто убил разбойника бессчастного?.. Не разбойника убил ты в чистом поле; ты убил свою заступу верную Как не стало заставы разбойничьей, стало некому силы басурманской грудью отстаивать.
9. Март-озорник
Звал Март соседа своего, Апреля, в гости:
Приходи да приходи, соседушка; посидим, побеседуем с тобой о том, о сем!.. Чего нам с тобой друг друга чураться!..
Апрель парень простой, душа нараспашку.
Что ж, говорит, ладно. Буду у тебя!..
А Март всегда озорной был, всегда шутки разные шутил со зла надо всеми.
Посмотрел Апрель в окно, видит, снег уж сошел, он запряг таратайку и поехал к Марту в гости на колесах.
А Март только того и ждал. Надул щеки, растряс из рукава снегу видимо-невидимо, напустил морозу лютого, ни дать, ни взять Ноябрь на двор заглянул. Что ты с ним поделаешь?.. Застрял Апрель со своей таратайкой в сугробе, ни взад, ни вперед двинуться не может
А Март-месяц, знай себе, втихомолку посмеивается, рад, озорник, что с соседом шутку такую сшутил.
Разобиделся Апрель на него, повернул домой. «Никогда, говорит, больше к тебе не поеду, хоть в ноги кланяйся, проси!..»
Да отходчив был Апрель. Мало времени прошло, и забыл он об этой злой шутке.
А Март не унимается. Пришел к нему и говорит:
Что, соседушка, не довелось нам повидаться с тобой да по душам покалякать. Приезжай ужо ко мне, родимый, авось погода лучше будет. Да ты бы, отец, того на санках бы
Ну, что ж, говорит Апрель, можно и на санках попытать.
А он уж очень прост был, Апрель-то. Ну, вот только он сани запряг, только за ворота выехал, а Март его уж сторожит; напустил тепло, всю дорогу раскиселил, грязь непролазная, куда там на санях ехать!.. Что ты будешь делать? А не ехать нельзя, разобидится на него Март-месяц!..
Вот и говорит Апрель другому своему соседу:
Так и так, братик Май! Надоумь, что мне теперь делать, как быть?..
Подумал-подумал Май, да и говорит:
А ты вот что, братан, сделай. Запряги-ка ты телегу, на нее сани взвали да дощаник и ступай в путь-дорогу.
Так Апрель и сделал и, спасибо доброму Маю, блогополучно добрался к Марту то на колесах, то на санях, а иными местами на дощанике вплавь.
Подивился Март на Апреля, даже позеленел от досады: выходит так, что он сам в дураках остался, вместо того, чтобы самому над Апрелем потешиться!..
Вот и стал он к Апрелю приставать:
Скажи да скажи, соседушка, кто тебя этому надоумил?
А Апрель и признайся:
Да меня Май надоумил!.. То-то прост уж больно был он.
Вот с той поры Март и злобится на Май-месяц.
Подожди, дай срок, сказал он в сердцах, я тебе штуку устрою!..
С той поры в Мае всегда нет-нет, да и ударят мартовские морозы А кто этому причинен?.. Все он, Март-озорник. Сердится он на Май-месяц за советы его Апрелю, вот и шутит над ним шутки неладные. А от этих шуток у Мая чистое горе: и яблоня, и груша, и вишня гибнут в цвету, и озими страдают, и трава туго в рост идет