Что вы говорите?! изумился Мехлюдьев.
Могу вас уверить! Да вот, не хочется только рыться в старых бумагах, а то бы и вам показал стихотворение, написанное, когда мне было 5 с чем-то лет И, знаете, очень недурненькое стихотворение! В общем у меня написано более 10000 стихотворений в разных родах и на всякие случаи, по отделам Есть отделы: весенний, летний, осенний. зимний Отделы: грустно-элегический, любовный, вакхический, философический, эмпирический, юмористический, дидактический и, гм хе-хе-хе эротический!..
У Мехлюдьева в глазах зарябило от перечисления бесчисленного множества всех этих «ических» отделов стихотворений, и при ежеминутном сверкании зубов посетителя он чувствовал себя в таком состояния, как будто вместо собеседника. с его зубами, перед ним находился фокyсник-гипнотизёр, который держал перед ним не отводя пресловутый блестящий шарик, вследствие чего казалось, будто целое сонмище пауков залезло ему в мозг и заткало все его извилины липкой паутиной.
Он сидел перед зубами поэта совсем истуканом, не будучи в состоянии пошевелить языком, и усиленно хлопая глазами, из опасения заснуть и свалиться бревном под стол.
А тонкий тенорок всё пел да пел перед ним, и вечная улыбка ни на минуту не покидала лица воодушевившегося хозяина.
Стихи даются мне замечательно легко, просто, знаете, как-то сами ложатся на бумагу! Иногда, право, не успеваешь записывать, и я, серьёзно, хочу взять несколько уроков стенографии Мысли бегут, один образ сменяет другой, третий. четвёртый Я гасконец по происхождению, а так как в Гасконии все поэты, то немудрено, что и я в высшей степени обладаю поэтическим даром В последние годы я нашёл. наконец, нужным привести в систему процесс своего творчества И это мне удалось как нельзя лучше! Вот как я распределил часы своих занятий, по отделам: утро, до чаю (я встаю рано, в 7 часов), я посвящаю лёгоньким поэтическим вещам антологического содержания; после чаю, от 9-ти до 11-ти отдел философический (голова свежа и работает очень легко!); завтракаю я в час: чашка бульона и два яйца всмятку, Куличка знает мой вкус и всегда собственноручно готовит мне завтрак; от часу до трёх я посвящаю отделу любовному, или, так называемому, сезонному: весна там, осень, или «лёд идёт», или «пушистым снегом перекрылась кормилица-земля» После обеда, от 5 до 7 часов отдел юмористический; вечером, если мы не отправляемся в театр или в гости отдел дидактический К слову сказать, но только под большим секретом, никому ни-ни: я пишу большую поэму из народного быта Нужно послужить и народу!.. Ну, а на сон грядущий. что-нибудь этакое лёгонькое шалость, эпиграмму, или в эротическом духе И вот мой день! Как видите, он весь распределён по часам, потому что я стараюсь жить как философ Как вы находите? Это хорошо? Да? Неправда ли, хорошо? Вы согласны?
Что хорошо? спросил, словно очнувшийся от сна Мехлюдьев.
Да вот, распределение моё? Т. е. распределение занятий?
Гм Да. конечно Хорошо! отвечал Мехлюдьев, желание которого, чтобы гость его провалился сквозь землю, достигло своего апогея.
Но поэт с древесными псевдонимами и не думал ни мало изчезать. Он ещё комфортабельнее раскинулся в кресле и трещал без умолку, повествуя о плане будущих работ, о гонорарах, которые получал в различных изданиях Наведя речь о старых поэтах, он без стеснения раздавал им эпитеты: «романтик», «лакричный лирик», «ходульный» «бездарность» и пр.
По уходе своём, поэт оставил Мехлюдьева в каком-то полубессознательном состоянии. Канарейки, Куничка, поэтическая болтовня хозяина всё смешалось в безобразный хаос и давило голову жильца свинцовою тяжестью.
Пройтись, освежиться являлось настоятельной потребностью. Он оделся и вышел, под нежное воркованье поэтических голубков, происходившее в столовой, где, судя но бренчанию чайных ложек, происходил в это время знаменитый завтрак поэта, из чашки бульона и двух яиц всмятку.
Мехлюдьев вышел на Невский и поплёлся, как говорится, куда глаза глядят. Позевал он в окно магазина эстампов, потом перед окном другого, оказавшегося магазином готового платья, а в голове его всё жужжало: «элегический, вакхический. философический» «го-вром, до-вром, жо-вром» «Не правда ли? да? вы согласны?»
«Тьфу!» плюнул Мехлюдьев, к великому недоумению какого-то проходившего мимо него господина, который, истолковал, вероятно, этот поступок Мехлюдьева присутствием в окне какого-нибудь соблазнительного предмета, с живейшим любопытством подошёл и уставился тоже.
Требовалось каким бы то ни было образом, хоть звуками других речей, что ли, выбить из головы всю эту чепуху. Мехлюдьев вспомнил, что это был как раз именно тот день и именно тот час, когда открыта редакция «Задора» Он быстро туда и направился.
Редакция помещалась во дворе старого, невзрачного дома, находившегося в узком и довольно-таки пахучем переулке (Мехлюдьев поднялся но лестнице. на которой, несмотря Ииа полуденное время, было темно, как в густыя сумерки, |и тускло чадили керосиновый лампочки, и толкнул обитую Ииваной клеёнкою дверь, с вывешенным па ней таковым объявлением:
Редакция и главная контора ЕЖЕНЕДЕЛЬНОГО ЖУРНАЛА ЗАДОР. Открыта ежедневно, от 9 ч. утра до 9 ч. вечера. Объяснения с редактором по вторникам, от 3 до 4 ч. пополудни.
Он, очутился в узенькой, тёмной прихожей.
Из соседней комнаты слышались голоса, шаги и звуки чайной посуды.
Мехлюдьев собственноручно повесил пальто на вешалку. рядом с бывшими уже здесь: одним жиденьким летним пальто, крылаткой и шубой, и вошёл в комнату, не заперев за собою двери на лестницу, так как таковое действие было прямо враждебно привычкам редакции, неизвестно, в силу чего: для того ли, чтобы вход сюда оставался для всех всегда невозбранным или, может быть, с некоторой юмористической целью повергнуть в уныние вора, буде нашёлся бы таковой, который побеспокоился бы проникнуть сюда в наивном уповании на выгодные результаты этой экскуpсии во всяком случае, дверь никогда не была заперта, и самый звонок был давным-давно в безвестном отсутствии. Первое, что бросалось в глаза в этой комнате была огромная груда сложенных кипами листов печатной бумаги, занимавшая целую стену, от одного угла до другого. Bсe эти листы были в своё время сложены в строгом порядке, но постепенно утрачивали свою симметрию, как бы под разрушительным влиянием какой-нибудь хищной руки. С десяток их даже просто валялись по полу. Происходило это вследствие того обстоятельства, что постоянные посетители этого места усвоили себе с некоторых пор привычку при уходе выхватывать из груды и прятать в карман сколько придётся листов на домашние надобности. «Задор». «Задор», «Задор» пестрело на полу во всех направлениях
У мутного, мрачного окошка помещался длинный стол, покрытый зелёным сукном, закапанный чернильными пятнами. На нем стояли стаканы с чаем и по бокам виделись сидевшие на стульях, как истуканы, два господина. Третий при входе Мехлюдьдева, чуть на него не наткнулся. Этот господин был длинный, тощий, сутуловатый, мрачнаго вида, с взъерошенными, падающими на лоб волосами и таковой же взъерошенной бородой. Он, как паук в банке, шнырял по комнате большими шагами, ехидно улыбался и ещё ехидней шипел, энергично потирая руки, будто мылся или ему было холодно.
Прекрасно-с! Отлично-с! Вот уж можно сказать, великолепно! урчал взъерошенный господин, подав на ходу руку Мехлюдьеву и продолжая шнырять по комнате.
Мехлюдьев поздоровался с остальными и сел тоже к столу.
Чудесно-с! Обво-ро-жи-тель-но-с!! продолжал господин и с новой силой потёр руки так, что даже хрустнули пальцы.