Все с большим любопытством следили за его движениями.
Слушайте, господа! торжественио начал Рыхликов. Во вчерашнем номере «Обще, доступной квашни»
Но тут всё общество воскликнуло, как один человек:
Знаем, знаем!
Что вы знаете?
Вот те на!
Эка новость!
Критическая беседа Скорпионова
Читали, читали!
Ну. а если читали, то нечего и рассказывать! спокойно заключил Рыхликов, снова обращая свои любопытные глазки на стол с закусками.
Господа начал. Бог весть в который уже раз хозяин, позвольте мне выразить
Но и на этот раз речь его была прервана в самом начале. Дверь рядом с диваном, ведущая в спальню и остававшаяся раньше всё время затворённой, стремительно распахнулась, треснув прямо в плечо сидевшего ближе всех. к ней поэта, тотчас же мелькнула и скрылась, мгновенно, как молния, толкнувшая его нога в башмаке и затем открылось торжественное шествие Матрёны, облечённой в шумящее при каждом движении новое ситцевое платье и несущей большой поднос с налитыми чаем стаканами, а за ней по пятам шла сама хозяйка с лоточком, в котором возвышались привлекательной горкой сухари, крендельки и сдобные булочки.
А-а-а, чаек! не проговорил, а как-то сладостно прорычал драматург, первый протягивая руку к стаканам и погружая другую в вазочку с сахаром, причём два куска упали и покатились по полу. В ту же минуту вынырнувший из-под дивана Нарцис поспешил затушевать неловкость, своего господина, похитив оба куска, между тем как Рыхликов галантно расшаркивался и держа стакан в левой, руке, правую протягивал хозяйке.
Все занялись чаепитием. Воцарилось молчание. Вновь появилась Матрёна, отобрала пустые стаканы, и снова опять появилась с наполненными горячею влагой, Рыхликов отверз уста и рассказал анекдот. К сожалению, он оказался, по заявлению всех, где-то уже давно напечатанным. Опять воцарилось молчание. Рыхликов отверз снова уста и рассказал ещё анекдот. Этот нигде не мог быть напечатан, потому что, по свойству своему, отнюдь не должен был касаться женских ушей, вследствие чего Рыхликов рассказал его, затворив предварительно дверь и значительно пониженным голосом. К сожалению, и этот анекдот тоже оказался давно всем известным. Снова воцарилось молчание. На лицах гостей выражалось томление. Взоры всех неподвижно покоились на заманчивой плоскости, покрытой белоснежною скатертью и уставленной яствами Опять, в третий раз, отверз уста свои Рыхликов, и тихим, мечтательным голосом à part, произнёс:
Водчонки теперь хорошо бы?..
Пухляков кашлянул. Ногтиков высморкался. Остальные хранили спокойствие.
Но хозяин в ту же минуту воспрянул со стула и заверещал. радостно сверкая зубами:
A. в самом деле, ведь хорошо? Да, хорошо? Вы согласны?
Мм оно, пожалуй, ничего хорошо закусить Что ж, ничего! замогильным голосом отозвался со своей стороны Пухляков.
И выпить! подтвердил драматург, энергично потирая ладони.
В таком случае покорно прошу Господа! Покорно прошу! пропел хозяин..
Гости дружно снялись с мест и двинулись гурьбою к столу, влача за собою седалища. Чрез минуту стол яств представлял приятное для глаз сочетание носов, бород и усов с тарелками, стаканами, рюмками Послышалось бульканье льющейся живительной влаги, чоканье, кряканье, и опять и опять, бульканье, чоканье
Господа. начал хозяин, позвольте мне сказать, что мне необыкновенно приятно
Но и на этот раз судьба помешала окончанию столь упорно начинаемой речи, так как в ту же минуту разыгралось событие самого неожиданного, фантастического свойства.
В кухне послышались вопль, грохот, возня, и, вслед затем, в комнату стрелою ворвался провиденциальный Нарцис, волоча по полу в пасти какую-то тёмную массу, а вдогонку за ним в открытое пространство дверей, влетело и грохнулось о пол полено
Среди наступившего тотчас смятения раздался голос хозяйки, которая выбежала из кухни и всплеснула руками.
Боже мой ростбиф!.. Ах. какое несчастье!.. Нюничка! Нюня!.. Ростбиф!.. Ведь он ростбиф стащил!
Господа!.. Пожалуйста!.. Ради Бога! завизжал и заметался хозяин. Помогите! Держите! Ловите!
И он, с опасностью размозжить свой открытый и поэтический лоб, ринулся на четвереньках к дивану, где, во мраке, рыча, урча и давясь, хищный Нарцис самым эиергичным образом расправлялся с добычей.
Конечно, было бы постыдно отнестись с равнодушием к такому наглому нарушению всяких прав собственности, проявленному хотя бы со стороны неразумного пса, почему кое-кто из гостей схватили со стола по свече и, в одно мгновение ока, в углу перед диваном образовалась весьма живописная группа на четвереньках всех участников пиршества, между тем, как сам счастливый обладатель Нарциса, успев во время смятения налить и отправить в рот рюмку водки, воскликнул, торопливо глотая закуску и тоже бросаясь к дивану:
Ах, какая каналья! Вот я сейчас его вздую!
Оставалась на ногах одна только Куничка, которая, стоя поодаль и ломая руки, с мучительным ожиданием следила за результатом происходившей у дивана борьбы с наглым хищником. Вместо самого хозяина виднелись только подошвы его сапогов, между тем, как всё туловище исчезало под диваном, в опасном соседстве Нарциса, и оттуда слышался глухой задыхающийся голос поэта:
Нарцис! Тубо! Каналья! Тубо!
Нарцис! Тубо! Нарцис! вторила группа гостей на четвереньках.
Р-р-р-р Гам, гам! отвечал из под дивана раздражительным басом Нарцис.
Господа, я дегжу за хвост его! прокартавил торжествующим голосом Ногтиков. Тащите из зубов его гостбиф!
Тащите ростбиф! слышался отчаянный голос Махреева.
Ах, шельма! Кусается! воскликнул обладатель замогильного голоса.
Р-р-р-р Гам, гам!
В одно мгновение ока группа перед диваном шарахнулась в разные стороны. Кое-кто вскочил на ноги. Дело в том, что осаждённый Нарцис рискнул на диверсию. Ухватив крепко в зубы оставшийся кусок ростбифа, он ринулся грудью на осаждавших, перепрыгнул через тело хозяина, повалил навзничь Мехлюдьева, выронившего при этом из рук свечку, и вихрем устремился в дверь спальни, не выпуская из пасти добычи.
Сражение было, очевидно, проиграно.
Эх, свинство какое! заявил Пухляков, кряхтя и подымаясь с коленей.
Я дегжал за хвост его, что же вы не тащили? укорил его, тоже подымаясь на ноги, Ногтиков.
Что ж не тащили! Кусается! оправдывался обладатель замогильного голоса.
Сам хозяин уныло молчал и даже не улыбался. На нем ярче всех отражались следы геройской борьбы. Поэтический лоб его лоснился от пота, и на нем виднелась даже в одном месте ссадина Кончик носа был обвит паутиной. На самой середине груди крахмальной сорочки, зияло, как рана, тёмно-красное пятно от подливки Руки были покрыты пылью и грязью, словно на них надели перчатки Он тотчас же скрылся, чтобы привести свою внешность в порядок.
Общество снова столпилось у стола, отряхиваясь, чистясь, и собираясь с мыслями и чувствами. Промелькнула стремительно в спальню Матрёна. Через несколько минут она промчалась обратно в кухню, влача за шиворот упиравшегося и огрызавшегося виновника всей кутерьмы Рыхликов обвёл взором общество и заявил:
Что ж, господа? Надо выпить!
Ответом послужило молчание. Тем не менее все заняли свои прежние места, налили, чокнулись, выпили и закусили.
Повесить её надо, проклятую! вырвался из кухни довольно явственно голос Матрёны. В ту же минуту мужественный баритон обладателя Нарциса звучно воскликнул:
Повторим ещё, господа?! По водчонке!
Шляется с эдаким
Господа, кто читал последнюю брошюру, прогремел настойчиво Рыхликов, брошюру, которая как её?.. э э
Какую брошюру? откликнулось застольное общество.
Да вот, как её заглавие чёрт