Та, воспользовавшись суматохой, бросилась бежать, не разбирая дороги. А вдогонку ей неслось:
Мау-ау-ау-ау!!! это потешалась над ней банда Мурзилы Ивановича.
На следующую ночь, когда Люська бежала к Василию, из-за угла соседнего цеха прошмыгнула еле заметная в сумерках тень и тут же прилепилась к стене. «Кто это еще? Не Маркиз ли? А может быть и того хуже Мурка? Как бы мне все объяснить ей? Но ведь она и слушать не захочет»
Люська остановилась в нерешительности. Но никто не появлялся, и она побежала дальше. Серая, едва различимая тень следовала за ней. Люська остановилась тень тоже остановилась. И пока Люська бежала до пятого цеха, тень неотступно преследовала ее, а перед самым цехом незаметно растворилась в темноте, словно ее и не было. Люська даже подумала: «Может, показалось?». И вернулась до угла, где растаяла преследовавшая ее тень. Нет, ей не показалось. На недавно выпавшем снегу отчетливо виднелись свежие отпечатки кошачьих лап. «Час от часу не легче!», расстроилась Люська и опрометью рванула в спасительную темноту цеха.
Василий встретил Люську уже стоя на трех лапах.
Ну, вот видишь, а ты боялась, что калекой останусь. Ничего нам котам не сделается, хорохорился он, демонстрируя Люське, как он уже может передвигаться.
Ну, как сынок? Подрос?
Ну, Вась, ты даешь! За один день он так и подрос! рассмеялась счастливо Люська.
Молока-то хватает? деловито спросил Василий.
Хватает. У нас в цеху люди не без понятия, кормят хорошо. Не то, что у тебя
А что у меня? У меня тоже хорошие люди работают, кормят
Да! Еще и поят всякой гадостью
Люсь, ты опять? Ну, слово ведь дал. Сколько можно об одном и том же?
Только когда они уже нежились, валяясь рядышком на подстилке, Люська, беспокоясь, что ей пора возвращаться, пожаловалась:
Ой, Вась, ты знаешь, пока к тебе бежала такого страху натерпелась!
Чего вдруг? обеспокоился Василий.
Кто-то всю дорогу за мной бежал, а разглядеть я так и не смогла. Кто бы это мог быть, как думаешь?
А-а-а, это нормально! даже обрадовался Василий. Не боись, Люся, все в порядке. Это ребята Мурзилы Ивановича охраняют тебя от Маркиза.
«Лучше бы они меня от Мурки охраняли», подумала Люська. Про то, что вчера произошло у Мурзилы Ивановича и про Мурку, Люська не стала ничего рассказывать Василию. Мало ли, не так поймет, как и Мурка.
Слушай, Вась, а какие у тебя дела с этими бандитами? Ты меня пугаешь своими связями
Да ничего особенного. Отмахнулся Василий. Просто этот Мурзила Иванович травкой балуется. Поняла, какой? Как-то раз он нажевался, и под кайфом, дуриком полез на Герду. Типа: «Я тебе сейчас морду бить буду!» Ну, та его и прихватила. Да крепко так, что ему и не выбраться. А я как раз на дубе около их цеха сидел: птичку одну там себе присматривал. Вижу, кранты Мурзиле приходят. Еще немного и даже на чучело не сгодится. Я и рухнул с дуба прямо на Герду, в загривок ей вцепился. Она от неожиданности пасть свою и раззявила. Короче, спас я тогда Мурзилу. Он, когда от дури отошел, пришел благодарить меня, и сказал, что за ним должок. Вот и сгодился должок. Теперь этот черномордый носу за заводской забор не сунет, заказал я его Мурзиле Ивановичу. Нечего ему наших кошек сманивать, породу русскую голубую портить. Раз породистый, так и ищи себе такую же, а за наш забор, к простым котам, не суйся. Правильно говорю?
Не знаю, Вась. Вроде бы и правильно, но что-то не связывается.
Чего не связывается? удивился Василий.
Пока слушаю тебя, вроде все правильно получается. А если хорошенько подумать то совсем неправильно.
Ну и чего я неправильного сказал? обиделся Василий.
А как же свобода? Ведь мы, животные, вольны жить там, где понравится, и как захочется. А какая же это свобода, если туда не суйся, сюда не суйся?.. Это уже не свобода, а дискриминация. Одним, значит можно, а другим ни-ни?
Слово-то, какое придумала! И не выговоришь! Лучше прямо скажи: Черномордого пожалела? Может быть, у тебя с ним все-таки что-то было?
Да погоди ты со своей ревностью. При чем тут вообще черномордый?
Нет, ну я же к их кошкам, в квартиры не лезу? Не лезу! Так пусть и они моего не трогают, а то зашибу. Это Люсь, называется защита собственности.
Тебя послушать, так выходит, что я твоя собственность, вроде как игрушка? обиделась Люська.
Ну, ты завернула! И вообще Люсь, ты чего пришла? Лекции мне читать или больного проведать?
Проведать, вздохнула Люська.
Ну, вот и давай, проведывай, а не морочь мозги всякой ерундой.
Какая же это ерунда, не могла успокоиться Люська. Вот ты посуди: мы кошки, все хоть и дальней, но родней другу дружке приходимся
Ну и что с того? не понимал Василий, куда клонит Люська.
Вот я и думаю, откуда у нас вдруг такая ненависть друг к другу появилась? Только оттого, что кот другой породы: перс, сиам, британец или еще кто там?
Наверное, Люсь, от бедности. Задумался Василий. Кто-то в теплых квартирах жирует, а кто-то по помойкам скитается. Разве не обидно? Породистые все по теплым домам, а я что мордой не вышел?
Ну, просто кому-то повезло больше в этой жизни, а кому меньше, вздохнула Люська.
А почему не нам с тобой?
Как же нам не повезло? Если бы мы с тобой по квартирам жили, то и не встретились бы даже. И Барсика бы у нас не было. А ведь большего счастья нам и не надо, правда, Вася?
Говоришь-то как хорошо, словно сказку рассказываешь. Мурлыкнул Василий. Ладно, заговорились мы с тобой. Давай-ка, подруга, беги.
И опять Люську до самого цеха провожала щемящаяся по темным углам сумрачная тень. Только теперь Люська ее не боялась, а радостная и счастливая бежала к своему Барсику. Торопясь к детенышу, она и не заметила, что кроме сопровождающей ее тени, за ней следят еще два глаза, держась на приличном расстоянии от охранника. Это была Мурка. «Так, зло думала та, он еще и охрану к своей марухе приставил! Гляди, какая особа! Ну, я тебя все равно достану!» Охранник, убедившись, что около цеха никого нет, не стал дожидаться, пока Люська пролезет под воротами, и повернул в сторону помойки.
Едва Люська распласталась, чтобы пролезть в щель под воротами, как сверху на нее яростно обрушилась Мурка.
Люська сражалась не на жизнь, а на смерть, но явно проигрывала бой, слабея с каждой минутой. Ей и надо-то было всего лишь прошмыгнуть под воротами, и она бы была в безопасности.
Заводская территория в этот ночной час была пустынна: все охранники и сторожа сидели по своим теплым будкам, а это значило, что разогнать этот шипящий клубок было некому. Люське каким-то чудом все же удалось вырваться из цепких объятий Мурки, и она молнией метнулась к спасительному лазу, но, Мурка одним прыжком опередила ее, закрывая проход. Она угрожающе выгнула спину и злобно зашипела на нее. Люська отчаянно бросилась вперед. И тогда Мурка встала на задние лапы, а передними, выпустив свои страшные когти-крючки, мазанула по Люськиной морде. Один из когтей вонзился прямо в Люськин изумрудно-зеленый глаз. Люська завопила от пронзительной боли и дернулась. А ее изумрудный глаз так и остался висеть на Муркином когте. Кошки замерли на миг, но Мурка, придя в себя, вновь бросилась на истекающую кровью соперницу Она добивала ее, испуганную и обессиленную. Уже не встречая никакого сопротивления, Мурка, наконец, остановилась, нервно дернула шкуркой на спине:
Вот так-то оно лучше будет! А то ходят тут всякие, а потом коты пропадают! и поспешила к себе на помойку, оставив бездыханную и безглазую Люську около ворот.
* * *
Последние февральские метели, как ни старались, уже не могли остудить набирающее силу солнышко. И хоть по ночам еще изрядно подмораживало, днем все чаще и чаще неутешными слезами по злым январским стужам булькали сосульки, пузыря под собой небольшие лужицы. Царство бесконечно долгих ночей, темноты и мрака заканчивалось. Все чаще выглядывало солнце, разрывая серую безысходность и радуя глаз небесной лазурью. Природа, нежась под снеговым одеялом, нехотя просыпалась. Иногда по утрам несмело и робко начинали щебетать и тренькать ранние пташки, копошась в гнездах и стараясь разбудить соню-весну.