Ох, уже эти беспокойные мысли! Эти проклятые сомнения!
Так и не ощутив себя умиротвореннее после недолгого пребывания в одиночестве на вершине горы, Стормайер отправился в обратный путь, естественно, решив напоследок заглянуть в облюбованную им миндальную рощу. Может быть, хоть там его сердце забудет о необъяснимой, тягостной тревоге.
Неторопливо спустившись вниз по склону и пробравшись через заросли кустарника, пожилой мужчина в который раз очутился на небольшой, укрытой густой, прохладной тенью поляне. Веселое щебетание многочисленных птичьих голосов окружила утомленного утренним зноем путника. Внимательно прислушиваясь к этой какофонии, Виллем терпеливо ждал, когда до его ушей донесется столь полюбившаяся ему песенка красноперого лесного артиста. И вот, спустя пару минут, чарующее слух щебетание разрезало прохладный тягучий, воздух рощи. Стормайер невольно улыбнулся и, подойдя к одному из деревьев, устало прислонился боком к влажной, ребристой от многочисленных трещинок коре ствола.
Как же много иногда значат в жизни эти маленькие, кажущиеся бестолковыми радости!
Всего-то чириканье маленькой птички, а душа мужчины то час наполнилась неописуемым блаженством. И ощущение это длилось ровно столько, сколько длилась сама песня пернатого певчего Не дольше пяти-шести секунд. Потом следовала короткая пауза, и все начиналось сначала. Раз за разом. Цикл за циклом.
Стормайер отошел от дерева и обеспокоенно посмотрел по сторонам.
Это было что-то новенькое. Кажущееся непривычным и даже противоестественным. Никогда прежде, за все время, что Виллем посещал миндальную рощу, столь обожаемые им красные птички не пели так странно. Никогда прежде их прелестные щебетания не звучали, словно заевшая старая пластинка. Обеспокоенный этим необычным событием, мужчина задрал голову и принялся внимательно рассматривать гущу древесных крон. Озадаченно нахмурившись, он пристально вглядывался между ветвей, пытаясь отыскать привычное ему юркое красное пятнышко. И сделать это в итоге оказалось не так уж и просто. Складывалось ощущение, будто источник звука постоянно перемещался, незримо ускользая от Стормайера в последний момент. Казалось, что искомая птица специально пряталась от него, играла в кошки-мышки, потешаясь над растревоженным пожилым человеком. Раздосадованный подобной ситуацией, Виллем уже собирался плюнуть на все и вернуться на тропу, но тут ему на глаза попался кривой, похожий на скрюченную лапищу сук. Он торчал из ствола дерева всего четырех метрах от земли, а у его основания, нахохлившись и распушив огненно-яркие перышки, сидела маленькая красная птичка. Вертясь на одном месте из стороны в сторону, лесной зверек широко раскрыл коротенький клювик и с определенной периодичностью повторял одно и то же сочетание звуков. Короткий стрекот, пара щебетаний и непродолжительный восходящий свист. Он делал это без остановки, совершенно не замечая вставшего прямо под веткой человека. А Стормайер, тем временем не мог оторвать взгляда от пернатого создания. Слишком странным было его поведение, неестественно зацикленным. Словно это было не живое существо, а сломавшаяся механическая игрушка.
И тут, по всей видимости, у этой самой игрушки кончился завод, так как маленькая красная птичка замолкла, замерев при этом на одном месте с распростертыми в стороны крылышками. Пораженный увиденным, Виллем стал бегать вокруг дерева, пытаясь как можно лучше разглядеть загадочное создание природы. Мужчина не мог взять в толк, кажется ли ему это все, или же происходит на самом деле. Он энергично помахал руками. Громко покричал, распугав всю живность на поляне. Даже попробовал достать до ветки в прыжке, на что Стормайеру попросту не хватало роста. А птица, меж тем, продолжала сидеть на суку в полном оцепенении, будто она какой-то муляж, тщательно изготовленное чучело. Темные бусинки глаз лесного существа смотрелись абсолютно безжизненными и пустыми, а яркие перышки походили на смазанный непонятный клеем, задеревеневший пух. Не имея возможности потрогать, или каким-либо другим способом воздействовать на эту странную птицу, Виллем отступил на несколько шагов. Его мысли в тот момент находились в жутком беспорядке. На ум не приходило ничего вразумительно объяснявшего это неординарное, никогда невидимое прежде событие. Были лишь одни вопросы.
Что здесь происходит? Что с этим милым пернатым созданием? Почему оно ведет себя подобным образом?.. Почему? Что? Отчего?..
И тут странный стоп-кадр подошел к концу. Вновь ожив, красная птичка соскочила с ветки и, звонка чирикая, стремительно исчезла в кроне деревьев. Стормайер остался один посреди поляны с раскрытым от удивления ртом, выпученными глазами и в полном непонимании от всего увиденного. Он даже замер на месте, как замирал до этого на сучке наблюдаемый им пернатый певчий. Лишь постояв так пару минут, мужчина решил-таки двинуться в сторону тропы. Никаких, четко оформленных мыслей в его голове на тот момент не было. Были только эмоции. Точнее одна эмоция. Полное, неописуемое, и абсолютно не объяснимое рациональным языком недоумение. Ведь, отправляясь сутра на прогулку, Виллем хотел развеяться, успокоится душой и разумом. А получилось совсем наоборот. Пожилой мужчина был удивлен, до глубины души и о покое его растревоженному сердцу теперь можно было только мечтать.
Правда, к вечеру Стормайер все-таки смог прийти в себя и кое-как объяснить озадаченной невестке причину своей замкнутости и неразговорчивости. Франсин внимательно выслушала рассказ свекра о его посещении миндальной рощи, но никаких конкретных предположений высказывать не стала, сославшись на то, что желала бы увидеть это собственными глазами. Не слишком воодушевленный, но и не особо расстроенный такой реакцией на его повествование, Виллем решился все-таки поговорить обо всем случившемся с сыном, четко обозначив себе самому следующее: если Эдвин снова не поверит, то впредь он больше не станет рассказывать ему о чем-либо подобном.
После ужина, собравшись с мыслями, мужчина поднялся на второй этаж особняка и заглянул в спальню сына. Стормайер-младший был там и занимался кормлением рыбок, наблюдая за тем, как они плавают в просторном, шириной более метра аквариуме. Это было его, пожалуй, единственным увлечением. На что-нибудь серьезнее у Эдвина попросту не хватало времени. Работа занимала в его жизни едва ли не самое главное место, оборачиваясь частыми стрессами и неимоверной усталостью. А это неторопливое хобби успокаивало нервы и расслабляло натруженный долгим рабочим днем разум. Правда заменой воды, поддержанием нужной температуры и кислотности, а также чисткой стекол, как правило, занимались Франсин и Виллем. Вся же забота Эдвина о своих рыбках сводилась лишь подсыпанию корма один раз в день и непродолжительному созерцанию того, как размеренно проистекает существование обитателей аквариума. Как плавают не спеша серебристые скалярии, парят в толще воды черные моллинезии, снуют из одного угла в другой, пестрые астронотусы и ползают по дну темно-коричневые, бородатые сомики-анциструсы.
Виллем остановился у входа в спальню и посмотрел в комнату через проем. Эдвин стоял спиной двери. Он неотрывно глядел на рыбок, низко наклонившись перед аквариумом и придвинув свое лицо вплотную к стеклу. Видимо, услышав тихие шаги отца, Стормайер-младший начал говорить, оставаясь в прежней позе и не оборачиваясь.