Ты испытываешь меня. Ох, на помощь!
О Ты, мужчины от Твоих испытаний [стали] как женщины.
До каких пор будут эти испытания? О Господи, перестань!
Один путь мне даруй, а десять путей не создавай!
Я верблюд истощённый и с ранами на спине
от (свободы) выбора, похожего на вьючное седло по форме своей:
215 один вьюк порою станет с этой стороны тяжёл,
другой вьюк порою с той стороны провиснет.
Сбрось с меня этот груз неуравновешенный,
чтобы я увидел луг благочестивых!
[Затем], как Обитатели Пещеры, в Саду тчивости
я пастись начну не бодрствуют они, но спят[31].
Я буду спать[, поворачиваясь] вправо или влево,
не вертясь, если только как мяч, безвольно,
опять же, следуя Твоему [приказу] повернуться к тем, кто справа,
или в сторону тех, кто слева, о Господин религии.
220 Сотни тысяч лет я пребывал в полёте [туда и обратно],
как пылинки в воздухе, безвольно.
Если я забываю то время и состояние, [бодрствуя,]
то вспоминаю о них во сне, перемещаясь [в духовный мир],
убегаю от четырёх гвоздей [этого мира с] четырьмя ветвями,
выпрыгивая на [просторное] пастбище души со своей [физической] лежанки[32].
Молоко тех дней прошедших своих
я вкушаю от сна-кормилицы, о Вечносущий.
Весь мир [людей] от (свободы) выбора и быти своей
сбегает в голове опьянённой [= бессознательной] своей.
225 Чтобы на миг от рассудительности освободиться,
они позорят вином и игрой на свирели себя.
Все знают, что это бытие ловушка,
что произвольные мысли и память ад.
Они бегут от самости к отсутствию самости
или в опьянении, или в каком-то занятии, о вставший на верный путь.
Душу из состояния небытия Ты вытаскиваешь,
потому что без руководства она оказалась в бессознательности.
Нельзя ни джиннам, ни людям
проникнуть сквозь тюрьму пространств времён.
230 Нет проникновения, кроме как с помощью Султана путеводного[33],
через полости Высших сфер.
Нет Руководства, кроме как с помощью Султана, хранящего
от стражей падающих метеоров дух праведника[34].
Ни у кого, пока он не избудется,
нет доступа в Палату (Божьего) Величия.
Что представляет собой вознесение к Небосводу? Небытие.
Для любящих [Бога] путь и религия это небытие.
Тулуп из шкур да сандалии стали от мольбы
на Пути любви михрабом [= молитвенной нишей] Айаза[35].
235 Хотя был он самим шахом [Махмудом] любим,
но внешне и внутренне изящен и мил:
[ибо] он был лишён высокомерия, лицемерия и злобы,
[а] красоте шаха лицо его было зеркалом
раз от [самоутверждения] своего бытия он отдалился,
то финал его занятия похвальным оказался.
Оттого всё более сильной была стойкость Айаза,
что из-за страха перед высокомерием он прибегал к предосторожностям.
Он, став учтивым/исправившись, собрался и
высокомерие вместе со своим «я» (нафс) обезглавил (букв.: ударил по шее).
240 То ли в целях обучения практиковал он свои хитрости,
то ли ради какой-то премудрости, без всякой боязни.
Или же смотреть на свои сыромятные сандалии нравилось ему потому,
что от бриза небытия бытие является заслоном,
чтобы открыть дахму[36], покоящуюся на небытии,
чтобы почувствовать (букв.: обрести) тот бриз живости и жизни.
Владения, деньги и атлáсы этого этапа [путников]
для души с лёгкой поступью некая цепь.
Златую цепь увидев и обольстившись,
осталась в отверстии колодца душа [вдали] от равнины.
245 По форме своей он [= колодец/этот мир] рай, по смыслу ад,
он некая эфа, полная яда, но с видом розовощёкой [красавицы].
Хотя [истово] верующему Преисподняя[37] не нанесёт вреда,
всё же лучше то место пройти.
Хотя ад хранит поодаль от него свои мучения,
всё же рай для него лучше в любом случае.
Остерегайтесь, о несовершенные, такой розовощёкой,
что при [интимном] общении окажется неким адом.
История раба-индийца, который тайно влюбился в дочь своего хозяина. Узнав, что девушку выдали замуж за сына одного вельможи, раб начал страдать и чахнуть. Ни один лекарь не мог определить, чем тот болен, а тот не смел сказать
У одного хваджи был раб-индиец,
которого он воспитал, сделав [знаниями] его ожившим.
250 Знаниям и учтивости его всецело обучил,
в его сердце свечу искусства зажёг.
Воспитывал его с детства нежно,
заключая в объятья милости, тот почтенный человек.
Была ещё у хваджи приятная дочь,
сребротелая конечностями, изящная и благонравная.
Когда она подросла, искатели [руки] девушки
стали предлагать солидное брачное обеспечение (кабин).
Стали приходить [к хвадже] от каждого вельможи
беспрерывно сваты ради девушки.
255 Говорил [себе] хваджа: «В богатстве нет постоянства:
днём оно придёт, ночью разойдётся по миру (букв.: по сторонам).
Физическая красота также не имеет значения,
так как [розовое] лицо побледнеет от одного пореза колючкой.
Несерьёзно и знатное происхождение,
так как [в нём] обольщение деньгами и лошадьми».
[***]
О, как часто дети вельмож из-за смятения и неповиновения
становились из-за своих мерзких поступков позором отцам!
Исполненного талантами также, даже будь он [в них] изящен,
не почитай, а усвой урок от Иблиса:
260 у того было знание, [но] поскольку не было любви к религии,
он не увидел в Адаме ничего, кроме фигуры из глины.
Даже если усвоишь ты все тонкости науки, о попечитель,
от них не раскроются два твоих глаза, видящих скрытое.
Такой не увидит ничего, кроме чалмы и бороды:
он спросит представляющего [кого-то] о его достоинствах и недостатках.
О мистик, ты-то в представляющем не нуждаешься:
ты сам тут же увидишь, ведь ты восходящий свет.
Дело в благочестии, религии и праведности,
ведь от них придёт в обоих мирах спасение.
[***]
265 Он [= хваджа] одного праведного зятя выбрал,
что был гордостью всего рода и племени.
Тогда женщины сказали: «У него же денег нет,
знатности, красоты или независимости нет».
Он сказал: «Они подчинены аскетизму и религии:
без золота он сокровище на лике земли».
Когда о серьёзности бракосочетания девушки стало повсюду известно
договорённостью по рукам, знаками [любви], свадебным нарядом,
то маленький раб, что в доме проживал,
заболел, ослаб и скоро исхудал.
270 Как больной туберкулёзом он сгорал:
болезнь его ни один лекарь не определял.
Разум подсказывал: «Страдание исходит от сердца.
лекарства для тела на сердечную печаль не действуют».
Тот рабчонок не проронил ни слова о состоянии своём,
о том, отчего у него в груди закололо.
Сказал госпоже [= жене] как-то ночью муж: «Ты
расспроси его наедине о состоянии его.
Ты вместо матери ему, быть может,
печаль свою он тебе раскроет».
275 Госпожа, услышав эти слова,
на следующий день пошла к рабу.
Затем его причесала та дама
со стократной любовью, нежностью и дружелюбием.
Подобно любящим матерям,
она успокаивала его до тех пор, пока он не начал объяснять:
«Я не ожидал от тебя такого,
что ты выдашь дочь за чужака упрямого.
Она дитя моего хваджи, и у меня душа болит:
неужто не жаль, когда она уедет куда-то?»
280 Хотела было госпожа от гнева, охватившего её,
ударить и с крыши сбросить вниз его:
«Да кто он такой? Какой-то индиец от матери-шлюхи,
который жаждет господскую дочь».
[Но,] сказав: «Терпение лучше», она сдержалась,
[позже] сказав хвадже: «Послушай, вот удивительно!
Такой-сякой негодный раб оказался предателем!
Мы-то думали, что он надёжен!»
Как хваджа велел матери девушки быть терпеливой, говоря: «Не мучай раба: я без мучений заставлю его отказаться от своего желания, так что ни шампур не сгорит, ни мясо не останется недожаренным[38]»
Сказал хваджа: «Потерпи ты! Ему ты скажи:
Мы порвём с ним [= c женихом] и отдадим её тебе.
285 Тогда, авось, я это из сердца его изгоню:
ты смотри, как я помешаю ему.
Ты сердце его услади, ты скажи: Знай наверняка,
что в самом деле дочь наша она пара твоя.
Мы не знали [о твоём желании], о прекрасный жених,
а раз мы узнали, то ты самый достойный [из них].
Огонь наш прямо в собственном очаге у нас: