Из сарая доносилось хрюканье явно не одной свиньи, топот копыт по деревянному настилу и мощные выдохи, похожие на выпускание пара паровозами. Запоздавшая курица бегала перед дверью, заглядывая в оставленную щель и стараясь в неё протиснуться. За забором в соседском дворе радостно вопили играющие дети.
Хозяйка внесла молоко в летнюю кухню, снаружи обшитую досками, оштукатуренную и побеленную внутри. Пол был аккуратно выложен серой цементной плиткой. На стоявшем перед низким окном столе пел свою вечернюю песню электрический сепаратор. Рядом стоял Адам Адамович в майке и следил за струйками обрата и сливок, вытекавшими из пластмассовых желобков.
Садитесь, Владимир Александрович, сказала Регина Кондратьевна, указывая на стул у противоположного сепаратору торца столешницы. Я сегодня поздно подоила. Сын Петька приходил пьяный. Просил денег. Еле отвязалась. Тридцать лет, а никакой степенности. Он тоже у нас в мастерской работает.
Он знает, прервал её Адам Адамович.
Регина Кондратьевна процедила молоко через марлю, достала из буфета чистую литровую банку и налила до краёв муха не сядет напиться.
У меня многие просят, сказала она, натягивая на горловину капроновую крышку, но я не всем продаю. Во-первых, совхоз закупает, а за молоко директор прибавляет сена и отходов. А во-вторых, смотрю что за человек. Если лодырь, отказываю. Вот у нас соседи Лизиковы. Двенадцать человек детей, а у них ни телёнка, ни курёнка! Как так можно?! И всегда свободны. На отсевную6 пришла Майка: «Регина, дай молока, хоть литра четыре ребятишкам блинов напечь». Не хотела, да детей жалко, они не виноваты, что родители бездельники. А она замесила в ведре тесто, и пошла с мужем на гулянку. Старшие Лизичата прибежали, блинов нажарили, поели и подались по своим делам. Средние прибежали пожарили, как смогли, один недопекли, другой пережгли в фуражки побросали, побежали дальше играть, а младшим и до плиты не дотянуться, ложками похлебали жидкое тесто, и тоже сыты.
Ты ужинал? обратился ко мне Адам Адамович.
Сейчас пойду, хлеба с молоком поем.
Садись с нами.
Нет, я уж дома.
Оставайтесь, Владимир Александрович. У меня лепёшки, домашний сыр. Чай с земляничным вареньем, вчера только сварила, сказала Регина Кондратьевна.
Я ещё раз отказался.
Попробуйте сыр. Такой в совхозе только я делаю, она сняла с самодельного, выкрашенного голубой краской, буфета, стоявшего в противоположном углу летней кухни, широкую чашку и, сняв с неё полотенце, показала гладкую жёлтую поверхность плавленого сыра, который выглядел так привлекательно, что я принял приглашение и остался у моих новых знакомых ужинать.
За сыром с буфета перекочевала на стол чашка золотистых лепёшек, запах от которых тоже был очень аппетитный.
Берите, берите лепёшку, не стесняйтесь, Регина Кондратьевна отрезала и уложила поверх круглой лепёшки кусок сыра. Я опять буду про Лизиковых говорить Мать-героиня! За что!? Толку-то, что родила! Всем соседям покою от них нет. Вчера опять по огороду шарились, три лунки огурцов вытоптали. Сегодня по улице носились с камерами, потом на речку побежали. Откуда у них камеры? Со склада, конечно, стащили. Зинка, наверно, опять забыла замок повесить. Она безалаберная, не проверяет свои склады. Фестиваль она и есть фестиваль кличка у неё такая.
Я не стал возражать. Имеет, наконец, право Регина Кондратьевна иметь своё мнение!
Я съел и вторую лепёшку с земляничным вареньем.
Вчера после работы шлифовщик наш, Алексей Денисыч, взял с собой по ягоды у него собственные «жигули». Удачно съездили: ведро набрала, пояснила хозяйка. До часу ночи перебирала. А потом думаю: дай уж заодно и варенье сварю. В три часа легла.
Чай допить мы не успели. Хозяев поднял с места сигнал автомобиля.
За молоком приехали!
Регина Кондратьевна схватила ведро с только что надоенным молоком и поспешила со двора. Я вышел следом. У калитки стоял ГАЗ-52 с цистерной в кузове. Девушка-приёмщица приняла от Регины Кондратьевны ведро и вылила в мерную ёмкость, а оттуда в цистерну:
Восемь и две десятых литра, тётя Регина, сообщила она, записывая в книжку.
В это время оттуда, где садилось солнце, донёсся могучий рёв, клубами понёсшийся под небеса.
Что это? удивился я.
Наши с Алабугой в футбол играют. Наверное, забили, равнодушно сказала приёмщица, подумала немного стоит ли говорить и добавила: У меня жених тоже футболист.
Ночью я долго не мог уснуть. Странно, перед глазами у меня стояли не беременная жена с её и моими родителями, а золотоволосая, синеглазая, солнечная Зинаида Алексеевна.
Камеры для «Волги»
На перекличке решил вопрос с Лукашовым. Директор согласился: он остаётся контролёром. Пришедшая к девяти часам на работу Антонина Ефимовна дала мне на подпись стопку нарядов за два дня. Кузнец заработал восемь рублей за вчерашний день и ещё больше десять рублей за позавчерашний, когда я не застал его на рабочем месте.
Эти наряды отложите, мне с ними надо разобраться, сказал я. Сейчас схожу на склад и займусь. Я смотрю, этот Вакула сильно лукавый!
Я с ним, Владимир Александрович, даже заводиться не хочу! Он мне, не хуже, все буки забил.
Это плохо, что никто не хочет с такими заводиться. Но это ведь ваша работа следить за тем, чтобы в нарядах не было туфты.
Я отвечаю только за расценку, возразила нормировщица и обиделась.
Пришёл Август Янович Берлис закрывать наряд.
Что мне будешь писать? Я три дня ничего не делал. Только не надо повремёнки. Это четыре рубля в день, сто рублей в месяц. Я не уборщица. Я «Кировец»7 в строй вернул!
Хорошо, хорошо. Что там дороже всего ценится? Антонина Ефимовна, напишите разборка, ремонт, сборка коробки передач.
Коробка передач у меня в прошлом месяце была.
Ну придумайте что-нибудь сами!
Разгрузка материалов, с переноской, предложила нормировщица.
Сколько надо разгрузить, чтобы по шесть рублей в день вышло?
Нормировщица погоняла по счётам костяшки и сказала:
Двадцать тонн с переноской на пятьдесят метров.
Что я, Геракл что ли? не согласился Берлис. «Врать надо в меру», как говорил Джавахарлал Неру.
Да кто будет проверять?! вырвалось у нормировщицы. Тогда, может, слесарные работы? Высверливание заломышей дрелью, изготовление шайб?
Ну пишите! сказал я и подмахнул написанную нормировщицей первую в своей карьере туфту.
Знаете кому директор трактор отдал? спросил Август Янович. Отцу.
Какому отцу? не понял я.
Есть у нас такой Колька Лизиков. Двенадцать детей. Прозвище у него Отец.
Ай-ай-аай! протянула нормировщица.
Отца я не знал, но понял, что выбор директора не понравился ни Берлису, ни Антонине Ефимовне, но, в отличие от них, я не понял всю опасность этого решения и просто поздравил Августа Яновича со вновь обретённой свободой.
Как бы не так! ответил он. Я тебе ещё плешь проем. Заведующий током упросил на уборке поработать на «тёщиных руках»8. А там ремонту недели на две. Через месяц приду.
Не успел он выйти, как в нормировку влетел Лихаченко.
Ты что, , в моих нарядах копаешься!?
Это моя работа. Покажи-ка двести штырей и двести строительных скоб, которые ты якобы отковал вчера и позавчера.
Ты видишь, бригадир расписался!? Что тебе ещё надо!? Не веришь, поезжай на ферму и пересчитай!
Роспись действительно была на месте, а отправляться на ферму не было никакой охоты.
Чёрт с тобой, эти наряды подпишу, а с сегодняшнего дня все твои наряды принимаю только за подписью контролёра!
Согласен! Посмотришь, что будет! угрожающе сказал Вакула и так хлопнул дверью, что зазвенели стёкла, огромного окна.
Антонина Ефимовна, кто был в нормировке, когда я проверял его наряды?
Кто, кто? Николай Игнатьевич заглядывал. Может услышал