когда я спускалась в метро «Маяковская»,
мне отдавили правую ногу.
Я захрипела,
жилы у меня вздулись,
в отличии от жестокого секса
отдавленная нога
удовольствия, следующего в отдалении,
на втором плане,
мне не приносит боль
и за болью ноль.
А извинения?!
За толстозадым дегенератом в панаме
я пошла, похромала,
дернув его за плечо,
развернула и вижу
лицо у него не заплывшее,
глаза выражают ум,
не дурак, но хам?
Вероятно, нет на мои ярко расцвеченные
претензии
он сказал, что момент наступания
на мою ступню
проскочил для него незамеченным:
производить углубление в собственный космос
водится за мной много лет, и страдаю я,
страдают другие,
я тип математика Перельмана.
Сам математик,
остается лишь по гениальности
Перельмана догнать.
Юмор я в мужчинах ценю,
а самоиронией быстрее, чем паршивым букетом,
они меня покоряют.
Надутый индюк Григорук
преподнес мне семнадцать роз,
и наше свидание завершилось,
фактически не начавшись.
Мужчине, с напыщенной гордостью
рассказывающему о каждом пройденном им этапе
трудовой и личной жизни,
за столом или на уличной скамейке
меня не удержать,
когда я трезвая, это невозможно.
Григоруку, делающему для печатных масс-медиа
подборки народных поверий,
букет я вернула,
на его крикливо озвученную мысль
заглянуть в отпадный кабак,
едва, признаться, не клюнула,
закутить с утомившим меня Григоруком
недолго привлекательным мне казалось.
Такие женщины, как вы, на вес золота!
Не мне от Григорука комплимент
аккуратная старушка от шедшего с ней старика
удостоилась.
Похоже, он ее кавалер,
заезженными льстивыми фразами
словно манной небесной
ее, заждавшуюся внимания,
осыпает,
из уст математика,
с которым, поскольку мне по пути,
я доехала до «Белорусской»,
ничего подобного я не услышу,
в сексе он очевидно, если не мертвец,
то унылый полутруп,
ехать с ним до «Водного стадиона»
резона мне никакого.
Но на «Белорусской», чтобы идти на переход,
я не вышла,
на «Динамо» тоже, удивляясь себе, не схожу,
с женщинами, он промолвил,
общение у него почему-то не складывается.
Вам, женщинам,
мужчин с огромными средствами подавай?
Вывод из его вопроса простой
математик он бедный.
Неважное материальное положение
от понравившегося мне мужчины
меня не отвадит,
однако ободранная квартирка
при минимуме сексуальных предчувствий
манить меня не должна.
Конечно, мне бы соскочить,
на «Войковской» с ним попрощаться,
какого лешего я с ним еду,
я и приблизительно в толк не возьму.
Она? Хваленая женская интуиция,
в вагоне с математиком меня обездвижив,
уйти из него не дает?
Он наверняка живет не один,
на его косо поглядывающую на меня мамашу,
налетать стопроцентно я не желаю,
математик, ипсо факто, закомплексован,
прямиком из метро к себе меня не потянет,
чем нам, мне и ему, заняться
у станции «Водный стадион»,
соображение у меня зарождается.
Заглянем в питейное заведение,
согласно всегда смешившим меня правилам,
попытаемся друг друга получше узнать,
ему и вина будет достаточно,
а мне бы в культурных пределах водки,
хорошо, чтобы никого не шокировать,
коньяка,
разобраться с моими чувствами
сильнее обычного
в ненормальном грохоте метрополитена
меня увлекает.
Уделить время распитию
математик не против,
моя инициатива заплатить пополам
отклик у него по отрицательным эмоциям
будто взрыв,
угостить меня в заведении,
вы посмотрите на него,
вознамерился,
разгневался от идеи экономические потери
в равной степени понести.
Коньяка он мне недешевого,
не самого дешевого,
если быть объективной,
из горячего себе он рыбных котлет,
мне кусок мяса,
необузданный любовник
эпохи Карла Великого
рыбных котлет, наверно, не ел,
но косматого христианина-дикаря
с тяжеленным мечом
и распирающим штаны членом
в сегодняшней Москве не сыскать,
губы мне надо закатывать,
от ста пятидесяти грамм водки
математик не захмелел,
речь у него бессвязной не стала,
под алкоголь говорит он солидно,
иными словами, мало.
Вопреки своей выгоде я с ним сижу?
Не уверена,
математик он, возможно,
для меня не провальный,
о кубатуре об объеме тела и его вычислении
он вскользь бросил
и на какую-нибудь секансоиду не перешел,
беседу на общие темы
меткими короткими выражениями
толково поддерживает.
Я мясо порезала,
поклевала,
с коньяком разобралась я быстрее,
темноватую жидкость в бокале
бесцельными покачиваниями не мучила.
Коньяка вам еще заказать?
математик, проявляя заботу,
тихо-тихо спросил.
Святые угодники, неужели деликатность
его понизить голос заставила женщина пьет,
и кричать об этом недопустимо,
крикнул и из приличного общества вон,
родители моего математика не на заводе,
мне кажется, по лимиту пахали,
благородное родство не от переливания
после бытовухи у него, я считаю,
в крови.
Выспрашивать о родителях час пока не настал,
я и он нас двое
и я рада, что двое,
сейчас, о какая печаль,
я окажусь в одиночестве.
Он не курит, я курю, не возрастай для меня
его приковывающая меня
привлекательность,
я бы покурила пораньше,
в безоблачном блаженстве
мною пущен дымок.
У нас свидание,
никакое не конспиративное собрание нудных
большевиков,
о сексе я думаю неизменно,
секс с математиком, сколь бы кислым он ни был,
к гнусному настроению меня не приведет,
я постараюсь
и следующий заход у вас выйдет получше,
а завтра,
послезавтра,
да мы Богарта с Лорен Бэколл
затмим!
Богарт бухал по-черному,
пример, по здравому размышлению,
я неудачный,
в камуфляжной форме
я моего математика не представляю.
Неправда, представила я его,
он заброшен в тыл правительственных войск
Никарагуа,
спасает от изнасилования крестьянок и коз,
он мой математик,
мой герой,
забылась я, женщина, палец
дотлевшим окурком
до грубого междометия обожгла,
не сказать, что протрезвилась,
но возвратилась я к математику
без иллюзий,
способным на безумные по храбрости
поступки он являться для меня перестал,
а какие сигареты вы курите?
спросил он у меня совершенно обыденно.
Несущественно, ему я сказала,
табак в них набит, и спасибо полям за табак.
Рыбные котлеты вашим запросам ответили,
подходящего измельчения фарш?
Он про котлеты расплывчато,
про рельеф аналитической функции
безотносительно них, кажется, пробурчал,
в узкопрофильную тематику
он все-таки скатывается,
между терминами
наподобие «линейности» или «октониона»
появляется пьяный мат,
закругляться с моим математиком
мне по ощущениям следует.
Мы созвонимся,
на той неделе увидимся,
за доставленное огорчение ты простишь меня,
я тебя,
скорость ветра мне бы на салфетке
для тебя записать, но я ее не измерила,
измеритель в сумочке не ногу,
с навязываемой мне математики
на измерения меня потянуло,
коньяк не кулак, в начинающемся сказываться
подпитии сказала я в пустоту.
Ладонь математика на столе,
а передо мной башни,
винтажные пятиэтажные домики,
я, вам бы верить, спасусь,
обратно к математику не понесусь,
колоссальное предательство, да,
по отношению к себе, да,
я кого-то, похоже, смешу,
знание предмета от продолжительного
беззвучного смеха не ухудшается,
жизнь гораздо на превращения,
на выведения из тени задвигавшихся
истуканов из плоти и крови,
меня провожала морось, дальше ждет сушь,
чая я бы выпила с пастилой,
поспала бы очень-очень
крепко,
женщина, не смеющая уповать
на свою удачу не я,
без злоупотреблений свободой у меня не обходится
не взыщите,
у кого был роман с мужчиной по фамилии
Дробовиков?
У меня. И тем ни менее снисхождение
мне не положено?
Дробовиков, низовой чин в отделе,
связанном с иммиграцией,
клял приезжих таджиков,
таскал меня не руках,
не совсем осмысленно многие вещи он делал.
О сексе не говорю,
к занятию любовью он как раз подходил