Валериан был такой убеждённый и я с ним соглашалась.
Но Фёдору было сейчас не до того.
Значит, надо прямо писать! Прямо в Охранное отделение.
Так ты ж сам мне только что говорил, что Илья Андреевич твой им всё рассказал!
Верно, подумал Федя. И ему то ли не поверили, то ли не приняли всерьёз.
Нет, дорогой мой братец. Не поверили жандармы господину Положинцеву, и нам тем более не поверят. Самим надо!
А ты осторожно переспросил Федя, ты теперь точно не с ними? Не с эсдеками? Точно-точно?
Точно-точно. Вера поникла головой, качнулась сложным калачом свёрнутая коса. Была, да. А теперь нет. Вот когда ты меня спасать пришёл Она вытерла глаза, последний раз хлюпнула носом. Ты меня спасаешь, а они стреляют. Даже не думают.
И что же? не понял кадет.
А то, братец мой милый, что вот тогда-то и задумалась я, что нельзя вот так вот и в пальбу. Если они тут не задумываются, то что ж будет, если какая власть им достанется? Ох, разойдутся!..
Разойдутся, подумал Фёдор. Уж это-то я точно знаю.
Душа моя братец, Вера встала, придерживая угревшегося на коленях котёнка, нам вдвоём придётся.
Как это «вдвоём»? не понял бравый кадет.
Вместо ответа Вера одной рукой расстегнула ридикюль.
Протянула Фёдору.
Внутри вместо неведомых девичьих принадлежностей матово блеснула воронёная сталь.
«Кольт» тридцать второго калибра, сухо сообщила сестра. Сорок пять рублей в оружейном магазине Чижова, что на Литейном, 51. Что так смотришь? Я умею стрелять. Маме об этом знать не обязательно.
Федя, разинув рот, глядел на Веру.
Что что ты задумала?
Раз и навсегда отбить у них охоту лазать по гатчинским подземельям, усмехнулась сестра.
Но как?
Как? Я к ним вернусь. И всё узнаю.
Вер они же они тебя
Но сестра только отмахнулась.
Валериан сделает всё, что я скажу. Она не выдержала, покраснела. И приведёт на сходку. И я всё узнаю. Клянусь тебе!..
Фёдор Солонов сглотнул, ладони у него покрылись по́том.
А потом?
Увидишь, хладнокровно сказала сестра. Аккуратно пересадила котёнка на подлокотник кресла, достала «кольт» из ридикюля, передёрнула затвор. Прицелилась куда-то в угол.
Сухо щёлкнуло.
Я не хуже тебя умею по подземельям лазать.
И на этом стояла, хоть плачь.
Ну хорошо, сдался наконец Фёдор. Значит, пойдёшь с этим Валерианом Ему очень хотелось сказать «хлыщом», но сейчас всё-таки не стоило, на сходку. Всё узнаешь про Бешанова. Так?
Вера кивнула.
Может, в твоего Положинцева стрелял и не он.
Это ещё почему? Илья Андреевич его узнал
Илья Андреевич тяжело ранен, еле выжил. Что ему там в точности привиделось он и сам уже точно не скажет.
Да с чего ты взяла-то?
Вера поджала губы, вздохнула, глядя в угол.
Потому что Бешанов, скорее всего, не преминул бы добить раненого. Как это у них называется, «контрольный выстрел» я сама от Благоева слышала. Пальнул бы в голову, и всё. Йоська хвалился, что на «эксах» так полицейских приканчивал.
Ну слегка растерялся Фёдор, может, оно и так а может, и нет
Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски, припомнила сестра «Аню в Стране чудес». А если не можешь по-французски, то лучше молчи. Ну, чего ещё тебе?
Не хочешь больше говорить? слегка обиделся бравый кадет.
Всё уже обговорили, обо всём условились, сухо отрезала сестра. Сказала сделаю. Всё!..
А когда?
Вот пристал!.. Поговорю с с этим Валерианом, она слегка запнулась, и дам тебе знать, не сомневайся.
По тому, как она это произнесла, сомневаться и впрямь не приходилось.
И про Бешанова, и про всё остальное. Если они и впрямь господина Положинцева убить решили, чтобы ненароком он их не выдал, то, может, на самом деле готовы действовать.
Но ты от них ничего про ходы не слышала ведь?
Вера покачала головой, вновь мотнулась толстая коса. С некоторых пор сестра перестала делать модные причёски, чем повергала в отчаяние и маму, и нянюшку.
Нет, Федя, врать не стану, не слыхала. Но это ничего не значит. Ладно, ступай, а я протелефонирую этому субъекту.
В корпусе наводили последний глянец перед государевым смотром. Драили, чистили, скоблили, мыли, натирали. После всего случившегося в разгар зимы словно пытались стереть даже саму память об этом. Хотя как её сотрёшь в парадном вестибюле уже появилась доска чёрного мрамора с высеченными золотыми буквами: имена и чины погибших кадет с офицерами.
Седьмая рота оказалась брошена на самый тоскливый, по её мнению, участок натирать мастикой чисто отмытые полы. Точнее, мастикой пол уже намазали, и теперь господа кадеты, пыхтя, шаркали ногами с надетыми на них щётками.
Кто-то а именно, кадет Воротников пытался кататься сразу на двух щётках, словно на коньках, но получалось плохо.
Многие из седьмой роты с надеждой взирали на Петю Ниткина: а вдруг что-то придумает? Но Петя, красный от усилий, старательно пыхтел вместе с остальными и не торопился ничего придумывать.
Фёдор вполголоса пересказывал разговор с сестрой; Петя глубокомысленно хмыкал.
Тут главное, изрёк он наконец, что у них с подземельями. Бог с ним, с Йоськой этим, Илья Андреевич, хвала святителям, выжил и поправляется. А вот подземелья если они и впрямь замыслили в государев дворец проникнуть или вообще всё взорвать Вот это нам знать надо!
Легко сказать, буркнул Федя, старательно шаркая щёткой под выразительным взглядом капитана Коссарта. Вдруг они ей не поверят?
Должны, убеждённо заявил Ниткин. Особенно если за неё этот Валериан попросит.
Фёдор только вздохнул. Как-то всё тревожнее становилось на душе, и он сам не знал отчего. Петька, конечно, прав: поймают Бешанова, нет ли не столь важно. А вот государь совсем другое дело.
Но пока оставалось только шаркать половой щёткой.
Через два дня почта принесла наряду с розовым конвертиком Лизы Корабельниковой обычный белый, украшенный каллиграфически-чётким почерком m-lle Веры Солоновой. Разумеется, писала сестра намёками и околичностями, но давала понять, что в ближайшее время отправится на сходку эсдеков. «Возобновленiе знакомства», как она выразилась, с «мonsieur Korabelnikoff» прошло «очень хорошо, и онъ согласился ввести меня въ интересное общество».
Теперь оставалось только ждать.
Вообще Фёдору надлежало выкинуть из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на подготовке к высочайшему смотру; Две Мишени прямо-таки изводил бравого кадета стрелковыми упражнениями. И, поскольку мысли Фёдора, увы, витали в областях весьма далёких от корпусного тира, выговоров ему пришлось наслушаться с преизлихом.
Прошла Масленица, настал Великий пост, а вместе с ним и смотр.
Фёдор Солонов так ждал теперь белых конвертов старшей сестры, что всё торжественное действо въезд государева конвоя, молебен, парадный марш на плацу, кадетские достижения в гимнастике, рукопашном бою и прочем прошли почти что незамеченными.
Он смотрел на государя и не видел. Потому что перед глазами стояли подземелья корпуса, таинственные ходы, уводившие в темноту, ходы, которыми они с Петей так и не прошли.
Смотр проходил хорошо, государь хвалил отличившихся кадет; и Фёдор даже сам не заметил, как подошла «его», стрелковая часть, без затей устроенная прямо в актовом зале, где вдоль одной из стен были выставлены щиты из толстых досок.
И никому не пришло в голову спрятать государя, закрыть его, мелькнуло у Фёдора. А что, если злоумышленник пробрался бы сюда с револьвером?
Если бы он не побывал в совсем ином времени, в совсем ином мире, где случилось невозможное и немыслимое, идеи эти не возникли бы в его голове. Чего стоило бы какому-то инсургенту проникнуть сюда, затесаться в нарядную толпу, смешаться с ней? Офицеры все носят оружие. Гражданские преподаватели тоже, даже Ирина Ивановна Шульц.
Другой мальчишка запомнил бы каждую деталь вплоть до золотого шитья мундиров и блеска орденов, другой кадет не сводил бы глаз с государя; а Фёдор ничего не мог с собой поделать: шарил и шарил взглядом по пёстрой толпе, каждый миг ожидая подозрительно-резкого движения.