В этом и состояло противоречие. Даже если допустить, что тщетность попыток империи пробраться сюда была вымыслом проворовавшихся военачальников прошлого (якобы они раз за разом теряли большие армии), то за последний век в Запретных Землях должны были появиться по меньшей мере банды. Но от местных жителей приезжали лишь редкие торговцы. В церковных книгах были сведения о действующем в безымянном городишке приходе.
При всем этом армии и бандиты не овладели Запретными Землями.
Потому единственный разумный шаг, который выбрала Элиза вторгнуться без оружия. С откровенно плохой охраной. И без умысла навредить, потому как земли явно охранялись чем-то неестественным.
С умыслом была самая большая загвоздка. Но Элиза решила и ее.
Размышления и воспоминания помогли избавиться от страха. Впрочем, если бы не Феона, она бы вряд ли осилила больше, чем несколько шагов. Элиза представляла себе множество вещей, которые могли таиться в этом лесу. Таких, что могли бы остановить любые армии и любых бандитов. И каждая из этих мыслей все больше сковывала.
Все же удалось пробраться довольно глубоко.
Мы по нужде? нарушила молчание Феона, томительно вглядываясь в ее лицо. Судя по тону, ей показалось, что она смогла распознать замысел госпожи.
Элиза хотела ответить. Но посчитала это лишним она заметила зверя, появившегося в чаще, прямо как ниоткуда.
С Марией дела обстояли еще хуже. Она была полной противоположностью Феоны во внешности и умении подмечать очевидное. Но это омрачалось иногда выходящим на поверхность безумием, проявившимся еще в совсем юном возрасте.
И сейчас, кажется, это было оно.
Мария, зардевшись, тоже пристально следила за зверем. Его шерсть была перепачкана чем-то вроде мха. Нос морды, сипло и с большим трудом втягивающий воздух перед Марией, вдруг, мокро щелкнув, начал выворачиваться наизнанку, вытягивая наружу вывернутые тонкие трубочки ноздрей. Они казались неправдоподобно длинными.
Смотри мне в лицо, резко сказала Элиза Феоне.
Глаза зверя открылись, но из прогалин за веками только вспорхнули какие-то мушки.
Не отрывая взгляда от животного, Элиза, на сколько позволяли дрожащие пальцы, наматывала взятую с собой ленточку к себе на мизинец правой руки.
Запасной козырь, к которому она решилась прибегнуть.
Ведьминых проклятий обычно боятся только простолюдины. Любую ведьму можно просто убить или, на худой конец, уговорить снять порчу. Но иногда, все усложняется. Особенно если твой собственный отец по настоянию церкви одобрил и подписал указ о казни отлученного. И если оный отлученный уже изгнанный из священного сана и имеющий неоднозначную репутацию владелец сиротского приюта, коий он организовал вместе с никем иным, как со старой ведьмой, как говорили слухи. Еще хуже, если оная ведьма проникла к тебе на чаепитие в саду, пока отец в отъезде. И уже совсем плохо, если она взяла у каждого из собственных воспитанников jusjurandum о твоей невыразимо ужасной смерти и принесла оных в огненную жертву во исполнение проклятия. И, повязав ленту, отдала и собственную жизнь. И, вдобавок, вовлекла обеих присутствующих на чаепитии фрейлин.
Мир крайне забывчив. Он легко засыпает песком многие клятвы, хоть в вечной любви, хоть в ненависти. Только волшебство отчего-то держится нерушимо, сколько не шли бы года. В особенности, темное волшебство. Вероятно, Запретные Земли тому подтверждение. Пока не исполнится заложенное ведьмой условие, пока не исполнится задуманное, мир не подумает исцелить этот изъян в своей плоти заставит страдать и гибнуть хоть целые народы. Стирая людские жизни и память о них, он не трогает однажды заложенные причины страданий и зла. Как будто бы он сам не больше, чем незаживающая рана в небытии.
Да, он не подумает исцелить этот изъян, но не помешает, скажем, тому, как у этих повстречавшихся животных вскрываются и произрастают заново глаза (хоть и не в изначальных местах), как нетерпеливо способны двигаться кости и когти их лап, даже когда остатки шкуры болтаются над ними, как бесполезная накидка.
Но сейчас в этом была большая выгода для Элизы.
Проклятье, наложенное на нее и фрейлин, было не меньшей силы. Законы бытия должны были исполнить его самым страшным образом то есть вовсе не в каком-то лесу. Элиза твердо чувствовала это каждую ночь, когда ей снился горящий домишко. Она видела лишь пепелище, но во снах она слышала голоса каждого из воспитанников. И тех, с кем они разделяли судьбу в будущем и прошлом. Голос казненного, голос нянек, голос поджегшей себя ведьмы.
Грязно-сиреневая лента казалась холоднее и горячее всего, чего Элиза когда-либо касалась. Рука будто бы отказалась сообщаться с обычными чувствами, как если бы она погрузилась во что-то запредельное. А затем и все тело выпало из реальности. Она все еще стояла, опираясь на Феону, но казалось, что за тонким покровом собственной кожи бушует чудовищный ураган, жар и холод. Ощущение сродни лихорадке, когда привычные предметы и привычные источники тепла и прохлады ничего не могут поделать с тем, что творится внутри.
Уходите, тихо сказала Элиза зверям.
Они должны были почувствовать, что добыча уже давно схвачена. И вовсе не ими.
С того злополучного дня чаепития она чувствовала, что ее судьба больше не принадлежит ей. Ведьма не пожелала им легкой смерти. От этого нельзя было избавиться просто умерев заранее. Земля, по которой ходила Элиза, с тех пор казалась иллюзией, скрывающей бездонный океан, ждущий своего часа, чтобы разверзнуться и поглотить ее. А внутри нее самой затаилось что-то, чему невозможно перечить. Огромное, безмозглое и пугающее, ждущее своего часа, чтобы в нужный момент проклятье сработало безошибочно. Возможность быть разорванной какими-то зверями в безымянном лесу противоречила предназначению этого спрута.
Кое-кто может обидеться, чуть громче, но все так же холодно, проговорила Элиза, оглядывая морды, если дернетесь дальше. Вы не чувствуете? Очень обидится. Уверяю.
Она подняла руку с привязанной ленточкой.
Инсатте ха игхерра! проговорила она, зажмурившись, стараясь вспомнить слова, чтобы до зверей наконец дошло. Она не старалась вспомнить их полностью. Долгие часы она мысленно вглядывалась в поселившееся в ней пятно проклятия в некого спрута, пытаясь почувствовать, какой именно язык описывал его бытие. От этого в голове всплывали самые разные конструкции, противоречащие друг другу. И все они лишь отдаленно напоминали то, что она тогда услышала в саду
А теперь вокруг был слышен только шелест листьев. Дыхание зверей умолкло. Шли минуты.
Пятно спрута лениво переливалось своим непонятным телом где-то в глубине сознания или плоти. Хотя она так надеялась, что он покажется и отвадит чужих зверей.
Скучно.
Конечно же! Ему было скучно. Может быть, он, не получив новых жертв, отказался от возложенного на него долга и просто ждал, пока его ничем более не полезные игрушки окажутся съеденными.
Тогда надо просто принести ему жертв?
Элиза ощутила приятное покалывание и открыла глаза. Это было правильное решение направление мыслей сменилось. Столкнувшись взглядом с Феоной, кажется, начавшей понимать ситуацию, Элиза пришла в себя.
Нас зовут, повторила Мария.
Я слышу, кивнула Элиза, окончательно взяв себя в руки. Только сейчас она поняла, что звери куда-то скрылись, а какие-то люди звали со стороны дороги, мне нужно по нужде. Феона, помоги мне. Хочу вас поблагодарить, дорогие мои. Только прошу, на всякий случай, не распространяйтесь о случившемся.