Ходаренок и Абулайсов переглянулись, Медведчук пожал плечами.
Зачем генералу просить за калеку? произнес комбат, размышляя вслух. В чем причина? Я обязан за ним приглядывать?
Нет! Конечно, нет, как мог старался развеять сомнения Константин.
Получалось у фээсбэшника довольно плохо, но было заметно и то, что переживания комбата не были связаны с трудностями, предстоящими бойцу без руки. Однорукий сам по себе был помехой, поэтому Ходаренок был безразличен, и тем не менее комбат попытался узреть в вынужденной просьбе фээсбэшника Константина и пока неизвестного важного генерала свой собственный возможный интерес.
Ну, согласись, продолжал настаивать Константин, сегодня важен каждый штык, а первоклассный сапер по любому пригодится? В конце концов, на тебе никакой ответственности. Откровенных «колхозников» набираем, а этот элита российской армии
Ладно, ничего не придумав, согласился комбат, присылай. Решим. Ходаренок отключил связь и вопросительно уставился на ротных, еще мгновение раздумывая над единолично принятым решением. Какие еще есть насущные проблемы?
Гуманитарка неделю как пришла надо бы людей переодеть. А то ходят как бомжи кто в джинсах, кто в чем пожаловался Медведчук. И карантин пора распределить кухня жалуется, что не справляются.
Игорь, зампотылу задачу уже получил «шмот» из «мосвоенторга» в первую очередь выдаем подразделениям боевого обеспечения и на «опорники». Что касается карантина завтра еще одна партия из Ростова придет, тогда и переоденем, и распределим.
А «экип»? спросил Абулайсов. Ну, там, наколенникиналокотники?
Я же сказал: зампотылу сделает расчет по экипировке и «броне» все получите начал комбат и осекся. Блин, Иса, сиди уже с деланной строгостью сказал Ходаренок. Какие тебе наколенники? Аренду с торгашей на рынке выпрашивать на коленях будешь?
Зачем так говоришь, командир? запротестовал Иса с остервенением, сжав челюсти так, что губы стали как две белые нитки. Никогда осетины не стояли на коленях! Если так, мы первые пришли воевать за братский народ, а как наколенники значит, нам получать не нужно?! Начнется война настоящая, все понадобиться: наколенники, налокотники, разгрузки я точно вам говорю. Всем местным тяжело придется, знаю, потому что еще воевать не умеют У нас опыт! Особенно, кто из Южной Осетии. У нас война не только в августе восьмого была, коекто двадцать лет с Грузией воевал. Опять же, мыосетины прирожденные войны! Надо тоже не забывать Кавказ всетаки своя специфика у нас есть! Если я говорю: осетинской роте нужен «экип», значит, нужен, и точка!
Все, Иса, все. Не кипятись. Получишь свой «экип», недовольно отмахнулся комбат. Что еще у нас?
На КПП журналисты листая блокнот, сказал Медведчук, пропустив мимо ушей монолог пылкого осетина, просят об интервью, закончил он, так и не найдя нужной записи.
Никаких интервью, не раздумывая отрезал комбат. Их и без нас есть кому давать. От популярности на войне одни проблемы и в конце дырка в голове.
Переброска добровольцев из Ростова на Донбасс проходила небольшими командами через пограничный переход на Успенке по уже отлаженной схеме, которую бывшие «армейцы» между собой прозвали просто «пешими на машинах». Пешеходов на границе пропускали на всех погранпереходах, но не везде и не всегда этот способ был удобен. Пригородные автобусы с обеих сторон границы ходили исключительно на Успенку нечасто, не всегда стыковались с рейсами следующие вглубь прифронтовой территории и втиснуться в них было весьма непросто. По другим существующим направлениям междугороднего сообщения ситуация обстояла и того хуже. Так что пешие переходы границы имели смысл только в тех случаях, когда на другой стороне добровольцев встречали ополченцы на транспорте. От того и прозвали «пешими на машинах». Добираться до места назначения подобным способом для Егора было не в новинку, все равно что из Моздока в Грозный.
Из Ростова выезжали в девятом часу несмотря на то, что прибыть на сборный пункт велели к шести утра. Подогнали полуживой ПАЗ как представилось Егору весьма схожего с ним состояния искалеченного и едва уцелевшего в ходе эксплуатации, с ресурсом хода в одну сторону. Егор решил, что собрали его в последний путь без болтов и гаек с надеждой и богом на устах.
Когда за окном закончился Ростов и в автобусе в одночасье поутихли пьяные пересуды новобранцев, стало уныло и так скверно будто автобус вез уже умерших людей в преисподнюю. Только минуту назад они храбрились и были горды собой, а спустя это самое время скрючились в сиденьях, сложив головы на грудь, и дурно пахли. Вся суть пьяной русской натуры была такова: пока пьян смел и отважен, а протрезвел виноват и покорен.
Бесцельно уставившись в окно, Егор провожал взглядом и Ростов, и грязный пригород, и редкие неразрушенные села с домами по пояс в земле, и овраги, и деревья, и свою прежнюю неудачно сложенную жизнь.
Что Егор знал о месте, в которое направлялся? Практически ничего. Не особенно и желал знать, имея вполне ясную и понятную цель. Чем может завлекать или беспокоить место, в котором решительно собираешься умереть? Ну, не природой же?
Почти миллионный Донецк, именуемый шахтерской столицей и с недавних пор претендовавший на звание центра паломничества для разношерстного люда, в том числе ехавшего в одном автобусе с Егором, представлялся ему теми, кто промышлял разбоями и грабежом, а в теперешней ситуации мародерством и другими способами наживы, и лимоновскими нацболами защитниками «русского мира» и разжигателями «русской весны», и идеологическими оппортунистами с идеями о нерушимой дружбе братских народов, и бывшими «афганцами» и «чеченцами» недовоевавшими в последних локальных войнах, и безработными люмпенами и маргиналами группирующимися в уже бывавшие в этих местах махновские отряды, но теперь под видом лжеказачества, и чего греха таить, скрывающимися от российского правосудия уголовниками и убийцами И вот теперь самоубийцами в лице Егора.
Ни то чтобы Егор решил во что бы то ни стало безвольно умереть в первом же бою, просто был готов к такому повороту событий и это его ничуть не пугало. Наоборот, именно такого исхода жизни он ждал. Ничего, если вдруг выйдет не совсем геройски, прежде решил он, главное не бессмысленно; все лучше, чем в петле из колготок на радиаторе.
Егор всматривался в малознакомые лица, казалось, окаменевшие ото сна, с жутковато отвисшими челюстями и бессознательно кивающими на ухабах. Вроде, как соглашающимися с его представлениями.
Донецк в мае две тысячи четырнадцатого года для большинства весьма сомнительных туристов был интересен исключительно по причине развернувшегося военного противостояния именуемого с одной стороны как борьба за государственную самостоятельность и последующее присоединение к России, с другой как АТО, причинами которой явилось вторжение российских вооруженных группировок на восток Украины.
Трудно было не понять, как понимал Егор, что с обеих сторон усматривается политика двойных стандартов в вопросе украинороссийского конфликта, где действия российских войск в Крыму, а следом и на востоке Украины расценивались не иначе как вторжение на чужую территорию, а не террористическими актами. Но на законодательном уровне Украина не была готова к признанию российской агрессии как войны. Иначе в этом случае ей, как независимому государству, требовалось прибегнуть либо к полномасштабному континентальному вооруженному столкновению, либо к капитуляции. Ни первое, ни второе не гарантировано Украине сохранение ее целостности и государственности, не говоря уже о независимости. Для объявления России войны было мало иметь небоеспособную, но патриотически настроенную армию, сомнительное дипломатическое превосходство и международную поддержку. Так что такой политический маневр, как АТО вынужденный механизм противодействия, тактику и стратегию которого тяжело донести до собственного народа, который почемуто всегда готов умереть ради священной цели. И с той стороны, и с этой российской. При том, что Россия в подобных войнах не была заинтересована куда больше мало что ли их уже было. Но кому из сидящих сейчас в ПАЗике это было важно?