Район, который предстояло посетить, в народе прозвали Тёмной Стороной. Естественно, он имел дурную славу. Власти старательно делали вид, что здесь всё «о*кей», что ничего противозаконного не происходит. Бордели, притоны, стрип-клубы, бойцовые ямы это всё так обыденно, поэтому ничего удивительного, что люди мрут, как мухи.
Честно говоря куда чаще мух.
Если бы люди только знали, что все те, кого они считали «мифическими» существами, свивали в подобных местах своих гнёзда. «Тёмная сторона» была таковой в прямом смысле слова. Каждую ночь вампиры, фэйры, демоны охотились в этих местах, считая их своими законными угодьями.
Каждый раз, как Николь приезжала в стрип-клуб к сводному брату, у неё возникало ощущение, будто она окунается в нечто липкое, вязкое, грязное. Смерть и разврат выглядывали из каждого угла, точили клыки. А люди, тупое стадо, сами брели на убой, добровольно принося священный, божественный дар жизни, на пропитание тварей из сумеречных щелей.
В отличие от овец и свинец, люди на собственный убой бежали охотно, надеясь на изысканное развлечение. И становились им сами.
Дорога сузились. Продвигаться вперёд теперь можно было на скорости не больше девяти миль в час.
Эта часть города сохранилась ещё с тех времён, когда по мощёным улочкам двигались не машины, а лошади и на современные скорости улочка была не рассчитала. «Дети ночи» имели свои слабости. Как и люди, они не слишком любили перемены. Порой, обжившись в одном месте, она не двигались с него столетиями.
Припарковавшись у чугунной ограды, Николь направилась к зданию с извитой неоновой вывеской кроваво алого цвета: «Тёмные мечты», гласила надпись. Три широкие ступени вели ко входу, который охранял качок-негр.
Не человек, сразу было видно, но для того, чтобы определить, к какому виду нежити он принадлежал, Николь не хватало опыта.
Добрый вечер. Я Николь Джанси. Доложите вашему боссу, что его пришла навестить младшая сестрёнка.
Чёрные глаза равнодушно мазнули по ней, как по стене:
Вам назначена встреча?
Я могу приходить в любое время.
Вам назначена встреча? голосом автомата повторил негр.
Если сейчас сказать «нет», пошлют на хутор бабочек ловить.
Да. Брат меня ждёт.
О вас доложат. Ждите.
Как долго?
Сколько потребуется.
Клоду не понравится, что меня заставляют ждать. Он будет недоволен.
Вампир скрестил руки на груди:
Я же сказал ждите.
Сколько ждать?
Сколько потребуется.
Могу я, хотя бы, войти внутрь?
У вас есть пропуск?
Нет.
Тогда нет.
Не оставалось ничего иного, как отойти в сторонку. Ждать пришлось, впрочем, недолго.
Николь Джанси вы? Идёмте.
Людей внутри было много: юноши, девушки, мужчины и женщины. Пахло алкоголем, конфетами, пылью и кровью.
Проводник подвёл Николь к уже знакомой комнате с занавешенной дверью, придержав перед ней занавеску:
Прошу вас, сказал он галантно.
Дверной проём заполняла тьма.
Сделав несколько глубоких вдохов, будто там, во темноте даже воздуха не будет, Николь шагнула вперёд. Дверь за ней затворилась. Она слышала шёлковый шёпот колышущихся от сквозняков занавесок. Во тьме из было много, пока за одной из них вновь не распахнулась очередная дверь. Под ноги расстелился ковёр. На нём, посреди комнаты, стояла огромная кровать со старинным балдахином.
И снова занавески алые, просвечивающиеся насквозь; струящиеся, вздыхающие под невидимым ветром, взметающиеся, словно волосы красавицы.
Клод, сам полуобнажённый, возлежал на кроваво-красных подушках в окружении практически нагих гурий. Его красные, словно рубин, прямые волосы, алой рекой текли по рельефным мускулам, привлекая внимание.
Картина показалась Николь столь же непристойной, сколь и приковывающей внимание. Встречи с братом ожидаешь в иной обстановке.
«Он инкуб», напомнила она себе. «То, что по человеческим меркам аморально, по представлению их расы-племени, должно быть, норма».
Инкубы и суккубы воплощение аморальности и извращенности. Глупо ведь ожидать благопристойности в таком месте, верно? Но как себя не уговаривай, а контролировать кровь, приливающую к щекам от смущения, получается плохо.
Сестрица! Милый ангел!
Бархатный голос дуновением прошёлся по коже, словно изысканная ласка:
Как мило с твоей стороны наконец-то навестить меня!
Где ты берёшь такие винтажные сорочки?
Николь, как могла, старалась разрядить слишком пафосную атмосферу. Всё казалось нереальным, как павильон для съемки фильма.
Тебе нравится? облизал алые губы инкуб.
Подобные тебе даже в саване для покойника выглядят сексуально. А что касается твоего наряда думаю, если пороюсь в сундуках на антресолях, смогу отыскать похожие в гардеробе моей бабушки.
Клод засмеялся. Смех его растекался прохладным ручьём, играл, как пузырьки в шампанском мелодичный, манящий.
Ты соскучилась, маленькая сестрёнка?
Ты сказал, что я могу прийти, если мне понадобится помощь или защита.
Лицо Клода приняло внимательное, заинтересованное выражение:
Кто посмел угрожать тебе, ангел?
Мы может поговорить наедине?
Три обнажённые красавицы легко вспорхнули с кровати и словно растворились, затерявшись за многочисленными занавесками.
Теперь мы одни. Говори, мягко и вкрадчиво произнёс Клод.
Николь не знала, как подступиться к разговору. Присутствие Клода давило на неё, окружающая обстановка смущала, и вся ситуация казалась сюрреалистической.
Я хочу знать, что на деле означает быть суккубом. Что я почувствую при инициации? И что будет с человеком после Николь заколебалась, подыскивая подходящее слово, после этого процесса.
Бровь Клода насмешливо и вопросительно изогнулась:
Сложный вопрос, на который у меня нет исчерпывающего ответа. Потому что я не суккуб, а инкуб. Мы одного с тобой вида, ангелочек, но разного пола, что различает ощущения. Могу я, в свой черёд, поинтересоваться, почему вдруг это стало важно? О какой угрозе ты говорила?
Боюсь, что я сама себе угроза.
Ты влюбилась? И хочешь подарить возлюбленному первую свою ночь?
Николь не заметила никакого движения, но вдруг оказалось, что Клод уже не лежит на своих алых подушках, а стоит рядом с ней. Его рука ласкающим движением прошлась по её волосам, легко и невесомо. Движение виделось, но не чувствовалось. Но и этого было достаточно, чтобы она почувствовала себя ещё больше не в своей тарелке.
Я угадал.
Да, солгала она.
Ну, не так уж и солгала. Ночь-то дарить сегодня точно кому-то придётся.
Ты боишься. Я чувствую твой страх, ангелочек. Он ползёт по моему животу. Я ощущаю на губах его горьковато-терпкий вкус или не совсем страх? Это я тоже чувствую.
Хватит! резко отпрянула Николь от протянутой к ней руки.
Он рассмеялся, и смех его на этот раз был как мягчайший мех, даже пух, скользящий по коже.
Не издевайся надо мной!» Мне нужны ответы на вопросы, которые я столько лет боялась задать. Ты же единственный, к кому я могу обратиться. И ты обещал помочь, почти с отчаянием произнесла она.
Я не издеваюсь. Просто я это я. Такова моя природа.
Николь отступила ещё на пару шагов назад.
Инкуб усмехнулся краешками губ:
Ты хочешь меня, маленькая сестрёнка.
Хочу? Нет!
Такие, как я, это ощущаем кожей.
Не знаю, что ты ощущаешь, но меня ситуация напрягает и смущает. А когда я напрягаюсь и смущаюсь, то я злюсь. Ты ты ведёшь себя странно, словно заигрываешь со мной. Пытаешься очаровать. Надеюсь, хоть гламор не используешь
Использую. Заигрываю. И пытаюсь очаровать. Я инкуб. Использование, заигрывание и очарование такие свойственны мне, как огню привычка жечь, а воде течь.
Но вы же мой брат!
И что? У людей не принято флиртовать с родными братьями, не говоря уже о большем знаю. Но мы с тобой не люди.
Это ты не человек.