Как оно попало оттуда в Барахлавку?
Он качает головой из стороны в сторону, будто не может выбрать между да и нет, хотя вопрос у меня открытый.
Много всякого прошло через мои руки, говорит. Это, может, себе оставлю. Мне нравится воображать какого-нибудь парня-викинга как он в летний день отпиливает этот рог и размышляет о том, о чем им там приходилось размышлять. Может, о том же, что и мы: ужин, семья, сугрев, что там за дальним холмом.
Это среди Лениного добра нашлось? спрашиваю и кладу рог на стол.
Не, сам добыл. Лена с друзьями больше по части самовыражения. Украшают, а не восстанавливают. Старательные, и то ладно.
Как она?
Сейчас жуть какая накрученная насчет кое-каких моих дел. Лучше б о своем здоровье и настроении пеклась.
Из тенечка под Муртовым штендером выбредает Кри́стал, кладет лапы Мурту на коленку.
Мисс мадам готова перекусить. Перед тем как уйти в дом, отщипывает здоровенный кусок от своего пирожного и отдает кошке.
Та пожирает предложенное, то и дело бросая на меня подозрительные взгляды. Останавливается в дверях, трется о Везунчика ростовую фигуру черного лабрадора. Когда-то стояла у старого почтового отделения с табличкой на шее: Общество глухонемых мальчиков имени Святого Франциска. Краска у пса на голове стерлась дети клали монетки в щель у него на черепушке.
Мурт распевает что-то о венесуэльском кофе и женщинах. Пока он там хлопочет, я задумываюсь о Венесуэле. Я, в общем, и на карте-то ее показать не смогу. Где-то рядом с Мексикой? А может, вообще в самом низу Южной Америки. Не важно. Тамошним тоже наверняка насрать, если б весь Карлоу снесло ураганом или какой-нибудь псих тут всех повырезал бы. Мне кажется, что имеет для человека значение, а что нет, зависит только от того, где у него ноги стоят.
Если найдешь свободное время, кричит Мурт изнутри, сейчас ремонтируют школу в Киллериге[56]. Бригада Курранов делает. Несколько хороших столов пойдет на выброс, если мы не заберем. Лаком вскрыть прилично продадутся.
Понятно, что ему охота подтянуть меня работать с ним. А я его все отодвигаю да отодвигаю. Лесопилка в самый раз. Я ждал, когда мне стукнет восемнадцать, чтоб посмотреть, укрепится ли во мне дар. Или, может, найдется какая-то конкретная болезнь по моей части глазная или еще какая. И это даст мне опору. А может, ничего и до моих двадцати одного не случится. Или при всех выкрутасах в нашей семейке вообще не судьба мне. Чтоб стряхнуть сомнения, пытаюсь представить себя в Венесуэле. Куда жарче там, чем тут, а кроме этого нет, не могу вообразить, как оно было б. Или жить на Северном полюсе это проще. Там было б иглу, Берни прихорашивался бы где-нибудь в уголке, Матерь в иглу к Сисси Эгар за свежими сплетнями ходила бы в снегоступах. Скок газовал бы у порога, пытался б вытащить меня на снегокатные гонки или еще какое баловство. А если б и Джун там оказалась? Может, маловато было б там всяких бедолажек, а потому она, может, работала б разъездным врачом, если там такие есть. А я? Про себя ничего представить не могу. Хотя белизна вот эта общая мне нравится. Было б неплохо.
Из-за спины у меня доносится шепот.
Не оборачивайся. Чего это он там?
Что за хрень. Я не заметил, а за деревом напротив какой-то мужик, кепка надвинута на лицо. Когда замечает, что я на него смотрю, чуток сдвигается.
Это ж Старик Куолтер?
Он самый, точно.
Все знают Ронана Куолтера, потому что он в церкви укладывается на пол и ползет по срединному проходу до самого алтаря. Семь дней в неделю он там перед работой, на пузе лицом в пол. Пришлось запретить ему появляться на причастиях и конфирмациях.
Он сюда идет?
А то, говорю.
Нахер его. Уноси в дом кофейник и брошки.
Как только дружок этот замечает мою суету, сразу прибавляет шагу. Я собираю все со стола и уношу в мастерскую.
Куолтер заходит.
Мурт выпрямляется, приглаживает волосы, заново стягивает хвост на затылке.
Ботинки себе желаешь растянуть, Ронан? Я слыхал, у Шо славные сандалии есть на лето. В детском отделе.
Кажется, Мурт попадает в точку: Куолтер тут же краснеет. Гляжу на его ступни те и впрямь крохотные. Чудо еще, что он равновесие удерживает, это даже не ступни, а чуть ли не лапки.
Та вот рекламная доска снаружи. Указатель. Тебе разрешение на него нужно, говорит Куолтер и подбородок на Мурта наставляет. Это жилой квартал. Тут люди на инвалидных креслах, коляски.
Ну, говорит Мурт, Айлин Маккейб из шестнадцатого номера прокатилась тут в своем кресле с моторчиком, на пробу. Весь тротуар проехала без труда.
Еще одна жалоба в совет, и у тебя будут неприятности. По полной программе он себя накручивает. Это использование не по назначению, никуда не денешься.
Мурт ни гу-гу.
Прежде чем уйти, дружочек бросает на стойку конверт.
Копия моего письма мистеру Лоури, инженеру графства.
Что?
Куолтер встает в дверях, постукивает кулаком Везунчику по голове.
У тебя разрешение есть?
На что? спрашивает Мурт.
Чтоб собирать на благотворительность, нужна лицензия.
Хрен тебе, а не лицензия, говорит Мурт.
Ржу с них двоих, и Куолтер выметается.
Мурт отпивает кофе.
Этот паршивец не успокоится, пока из Рождества всю радость не высосет. Зайди-ка на минутку.
Что вообще происходит?
Он мне рассказывает, в чем беда: Куолтер переселился по соседству унаследовал дом от своей тетки Силви Кирван. Нравилось ей пропустить после обеда стаканчик-другой или третий хереса, да и Мурт не возражал. Так вот, дружок этот убежден, что Мурт обобрал тетку Силви на какие-то старые семейные реликвии. Да и вообще Муртов общий фасон ему не нравится Куолтер считает, что из-за Мурта весь квартал хуже смотрится.
Он все старается подговорить местных против моей лавки. Меня из-за него распнут, он со своими жалобами из городского совета не вылезает.
Конечно, Мурт довольно-таки много себе позволил в смысле того, что превратил весь первый этаж своего дома в торговое предприятие. Он считает, что на дальнейшее лучше всего отремонтировать сарай на задах переулка и перебросить инструменты туда.
Я б тогда мог плотнее сосредоточиться на антиквариате. Ключи и обувь, Фрэнк, удобное прибыльное дельце.
Мы приходим в кухню, и я едва не забываю, что́ произошло только что. Тут форменный зоопарк столько всего навалено на столе и стульях. Матерь и близко не обрисовала положение. Первая фиговина, что оказывается у меня в руках, голова от распятого Иисуса, которую они приделали к Барби. А вот статуэтка Марии, на руках у ней младенец, весь покрытый искусственным мехом. Со всего от святого Патрика до Падре Пия сыплются перья и блестки. По сравнению с этим добром Батёк-Божок смотрится вполне ничего.
Блядский ужас. Колыбельку Иисуса ее в этом году украсить точно никто не попросит.
Вид у бедняги Мурта потерянный.
И ты все это барахло собираешься в Волчью ночь продавать? спрашиваю.
Тупик у нас тут. Не хочу ей крылья подрезать. Но она ужасно нервная. Совсем как мать ее.
Мурт считает, что если выставить такое в витрину, положение он себе только ухудшит вода на мельницу Куолтеру. Ключи и обувь еще ладно, однако полномасштабную антикварную лавку ему держать не разрешено что уж говорить о фриковой художественной галерее.
Есть же еще и те, кто верит в преступное богохульство, Мурт такой.
Говорит, что мог бы обратиться за разрешением на перепланировку, обустроить лавку и мастерскую по всей форме. Денег у него на это хватит, но уйдет время.
Я ж уже не молод. Надо либо все узаконивать, либо завязывать с этим. Конечно, толку никакого, если не найду, с кем это делать вместе, чтоб человек рано или поздно меня сменил.
Может, Лена могла б этим заниматься?
Да она не потянет. А вот у тебя глаз на это дело есть.