Квадраты стоят по умолчанию. Вы должны настроить сами, какие картинки хотите видеть вместо них.
Приложив палец к экрану в том месте, где находился желтый квадрат Фе, я тут же получил отклик от вотзефака: устройство завибрировало. От неожиданности я дернул пальцем и заметил, как за ним «поехал» и квадрат. Он переместился в левую нижнюю плоскость экрана, немного увеличился в размере, и тут же возникло новое, полупрозрачное поле поверх всех квадратов. В поле я увидел буквы, цифры и картинки. «Должны, говорил Никита, должны»
Почему должны? спросил я его, оторвавшись от экрана. А может, мне нравятся квадраты?
Вы шутите? «Фиолетовый» сказал это так, словно я оскорбил его. Никому не нравится умолчание. Умолчание, оно там, внизу, вся эта Широкоморка и что у вас там еще.
Вы были когда-нибудь в Севастополе? спросил я его, глядя в глаза.
Нет, я родился здесь Плоть от плоти нашей Башни в нескольких поколениях. И у вас когда-нибудь родятся маленькие люди, и знаете, вряд ли они будут тосковать по тому, что там, внизу И это точно!
Я попытался представить, чем здесь занимаются маленькие люди, и, если честно, не смог. Ведь было даже непонятно, есть ли здесь артеки.
А что они будут делать? спросил я. Торчать здесь с вами и разглядывать вотзефаки?
Возможно, сказал он без тени иронии или сомнений. Люди любят вотзефаки, и маленькие люди, и большие. Они подолгу торчат здесь и в других точках связи и делают это с удовольствием. Это точно!
В чем же удовольствие, вступилась Керчь, когда у всех одинаковые устройства? Интересно различаться. Вы же сами сказали что-то там про умолчание
Вот чтобы вы так не говорили, подключим и вас к вотзефаку. Парнишка залез в огромный мешок фиолетового цвета, который стоял прямо на полу возле нас, и тогда я впервые заметил, что такие мешки находились здесь повсюду; сверху донизу они были наполнены вотзефаками. Парнишка достал один и протянул Керчи все остальные уже держали в руке по устройству, хотя я совсем не заметил, как оно попало к Инкерману или той же Фе. Впрочем, не это было главным.
Вы не ответили на вопрос, напомнил я Никите.
Не чувствуете разницы?
Если честно, нет.
Вы еще совсем недавно в Башне, разочарованно, но при этом утешительно ответил Никита, и не познали всей прелести. Понимаете, он одинаковый но одинаковый у тех, у кого он есть.
Я, кажется, понял, о чем он. Но оставался один вопрос и мне очень не хотелось задавать его, тем более было наперед известно, что от этого изворотливого человека вряд ли узнаю что-то ценное. Но вопрос не давал покоя:
Как это работает? Так же, как мелодорожки?
Но ответ «фиолетового» был таким, что я не усомнился в его искренности. Всплеснув руками, он задорно рассмеялся:
Я не знаю! Разве это важно? Здесь, в Башне, никто не думает, как что-то работает. Зачем это знать? Вы, признаться, первый
Все понятно, отрезал я. Спасибо за ваш вотзефак. Я с трудом привыкал к слову. И прощайте.
Все будет фиолетово, улыбнулся парнишка и отвесил смешной поклон.
Но это не точно? в шутку добавил я, однако он уже развернулся и бодрым шагом направился в гущу людей. Я не успел проводить его взглядом, как Никита растворился в гудящей толпе.
Фи! проворчала Евпатория. Ну что ты такой зануда! Посмотри, какая крутая вещь! И вообще здесь же, наверное, принято есть. Нам пора бы найти здесь место, где у них можно поесть.
У нас, поправил я девушку, но та предсказуемо не поняла. У нас, Евпатория. Это место теперь у нас.
Ну, у нас. И она рассмеялась, подражая парнишке из «Связи»: Но это не точно да?
Это точно, хмуро ответил я.
Сопутка
Попав на проспект, мы не могли надышаться: воздух здесь прогонялся через огромные контейнеры со створками, которые то сдвигались, то раздвигались, и было существенно меньше людей и звуков.
Мы никуда не шли: стояли неподалеку от входа в зеркальный зал, уставившись в вотзефаки. Я снова выделил желтый квадрат, «потянул» его, создав поле для диалога, и стал выбирать буквы: «П, р, и, в, е, т».
Едва я набрал слово, как вылезло новое полупрозрачное поле, скрывшее оба прежних. На нем были с десяток движущихся картинок. Каждая была похожа на мяч, только глазастый, зубастый, языкастый мяч, один даже крутился вокруг своей оси, а другой подпрыгивал. Сначала я даже испугался нет, я, конечно, не думал, что эти фигурки выскочат из устройства и окажутся вдруг на моей голове хотя чем Башня не шутит? Но все они были настолько реалистичны, настолько убедительно корчили свои рожицы, что я принял их за живых, подумал, что они общаются со мной, что сам вотзефак сообщает мне важное только непонятное послание.
Но я, конечно, ошибался. Едва я выбрал первый же мячик который среди всей «компании» был самым скромным, лишь улыбался и хлопал глазами, как поле исчезло, а выбранный мной мяч уменьшился до размера букв и занял свое место в их ряду сразу после слова «привет». Я нажал на стрелку, и появилась новая строчка.
«Кто ты?» написал я.
И тут же рядом со мной раздался короткий и громкий гудок: он очень напоминал звук «фи-фи», что меня, конечно, позабавило. Я нисколько не сомневался, что мое послание получит именно Феодосия, хотя и выбирал первый попавшийся квадрат. Фе улыбнулась и принялась за свой вотзефак. «Как быстро это слово въелось в нас, стало неразрывным с нами, подумал я, глядя, как все копаются в своих экранчиках. Как будто мы родились с вотзефаком в руке. А ведь мы и не знали о том, что он существует, еще какую-то ну хоть бы эту движущуюся лестницу назад».
«Как и ты, избранная», прочитал я на своем экране.
Ну хватит баловаться, сказал я, пытаясь вернуть всех в реальность. Нам же сказал Никита: эта штука нужна на тот случай, если мы окажемся далеко друг от друга.
А мне почему-то кажется, что с ней это произойдет быстрее, ответила Керчь. Может, выкинуть в море, пока не поздно?
Керчь! взорвалась Тори. Ну ты что, глупая? Ей вручают все самое лучшее, что есть в Башне! Достижения поколений! А она в море!
Вотзефак в моей руке завибрировал, и возле красного квадрата появилась надпись: «Фи, ну поддержи меня! Я же права?»
Но едва я начал отвечать, как устройство завибрировало снова. «Ты такой красивый здесь, в Башне. К тебе будто пришла жильца!» и несколько мячиков. Каких? Ну разумеется, прыгающих. На экране возникла надпись: «Ответить?», «Переадресовать?». Я и не знал, что так можно, а узнав, подумал: было бы забавно перенаправить ее последнее сообщение на квадрат Инкермана. И пусть разбираются без меня!
Но вместо этого открыл окно с мячами и выбрал самый спокойный из них который посапывал, закрыв уставшие глаза, где-то внизу экрана.
Вот бляха-муха, а прикольная игрушка, прервал нашу сосредоточенную тишину Инкер, и все закивали, что-то говоря в ответ. А мне стало грустно: я понял, чего этой игрушке не хватало.
Вот бы можно было вниз писать, сказал я. В город.
Ага, откликнулась Тори. И что б ты написал? Какой ты зануда?
Не знаю, что-нибудь спросил бы, пожал плечами я. Ну, например, какого цвета небо? Такое же, как при нас, или
Мне снова вспомнилась картина: Широкоморское шоссе, наши дома, неторопливые люди У них нет никаких устройств, никаких вотзефаков, и вряд ли они жалеют о том. Да и мы никогда не жалели. Я садился за руль, заводил свою красавицу, наслаждаясь, как она рычит, как плавно трогается с места, медленно катит вдоль стен неподвижного города. Я ехал к Инкерману и знал, что он дома а где же ему еще быть? что выйдет навстречу мне, сядет рядом и скажет «Привет». И все будет хорошо то есть как обычно.
Я махнул рукой, не договорив; и вправду, что могло статься с небом Севастополя? Ему нет никакого дела, ходят ли под ним пятеро отчаянных ребят или отправились искать себе лучшей доли А вот у нас еще были дела.
Мы заглянули в следующий проем и обомлели. Здесь все было выполнено в красном цвете его источали стены, пол, потолок, сам воздух сочился красным настолько, что это резало глаза. Сам зал был значительно меньше, чем тот, где мы выбирали лампы, и тот, где нам вручили вотзефак. Я не сразу даже понял, что в этом зале есть человек. Но кто-то сидел в углу, в красном балахоне, с накинутым на голову капюшоном, сливаясь со стенами, и молчал.