Нет, не каждая. Была ещё Олириадна.
Мужчина с силой отмёл всплывший в памяти образ княжны, вновь посмотрел на девушку. Она по-прежнему молчала, не шевелилась, кажется, даже не дышала не хотела дышать, закукливаясь в своём горе. Стратус уже видел этот взгляд и слышал это молчание. Так глядели и молчали его солдаты, терявшие на поле боя лучших друзей. Наверное, так глядел и молчал он сам, когда умер Келсий.
Но её молчание просто убивало на месте.
Виоланта не выдержал принц. Я понимаю, как это больно. Я тоже хочу знать, как погиб мой отец и отомстить, пролить кровь всех, кто причастен к его смерти. Я узнаю. Я отомщу. Но ни твоя, ни моя месть не вернёт наших отцов. Нам всё равно придётся жить дальше, жить с этим
Она подняла глаза, сухие, пустые и оттого страшные. Принц, обожжённый её взглядом, с трудом поборол желание обнять, прижать к груди, до капли забрать невыносимую боль себе. Девушка не должна так смотреть. Тем более Виоланта.
Ты любил отца? произнесла она, с трудом разлепив непослушные губы.
Да, любил, как бы странно это ни звучало. Мужчина усмехнулся. Раз принцесса спросила, значит, начала оттаивать. Скорбь по отцу, что засасывала её на самое дно, немного отпустила, оставила барахтаться на поверхности. Теперь нужно лишь протянуть руку и вытащить её, а для этого необходимо продолжить разговор. Отвлечь. Переключить. Доверить сокровенное. В детстве отец баловал меня, мы были очень близки, проводили вместе много времени ровно до того момента, как он женился во второй раз.
Стратус ненадолго замолчал. «Боль за боль, понял он, только так я смогу вытянуть её сейчас, закрепить хрупкий ненадёжный успех. Ну и пусть! Со своей я уже свыкся за долгие годы. Главное, чтобы ей стало легче».
Девушка ждала, и он шагнул в бездну воспоминаний, ту, что так старательно избегал.
Мне кажется, начал принц после долгой паузы, отец умел любить одномоментно только кого-то одного. Сначала этим человеком был я. Потом он полюбил Эрвейну, и я словно исчез из его жизни. А когда Эрвейна умерла, главное место в сердце отца занял Мантис, её сын. Да, мы сродные братья. Наверное, поэтому мы не ладили с самого детства. Видя, как отец балует Мантиса, я решил стать лучшим во всём хорошо учился, старался добиться успехов в военном деле. Я постоянно пытался доказать отцу свою любовь и преданность. Мне казалось, если я стану лучшим, он снова полюбит меня как тогда, в детстве, до Эрвейны.
Мужчина кинул в огонь очередную ветку, стал пристально смотреть на пламя. Принцесса замерла, не в силах пошевелиться. Мягкие пальцы Дара опустились на виски. Она ясно Читала, как нелегко даются Стратусу эти слова, которых он не произносил ни разу в жизни.
В пятнадцать отец отправил меня в первый военный поход, наконец продолжил он. Я был так рад! Я думал, он гордится мной и моими успехами. С каждым годом военных операций становилось больше, одна опаснее другой. Но каждый раз, возвращаясь в Лонгард, я видел на лице императора не гордость, а
разочарование догадалась девушка.
Принц взглянул на неё, криво усмехнулся.
Да, разочарование. Холодная досада разочарованного отца вместо такой желанной любви. Я думал он разочарован итогами походов, и старался раз за разом добиваться большего. Больше рабов. Больше трофеев. Больше земель. Но я ошибался. Он был разочарован тем, что я вновь и вновь возвращаюсь живым. Отец любил Мантиса, и всегда хотел видеть своим преемником именно его. А я я должен был погибнуть на передовой, освободить брату дорогу к трону. Но я упрямо возвращался. Год за годом. Раз за разом
Стратус вздрогнул, когда Виоланта коснулась его плеча. Её мягкие руки скользнули по его груди и спине, и через миг она обняла его, уткнулась лицом в шею, обожгла горячим дыханием.
Мне очень жаль тихо проговорила она.
Мужчина замер на мгновение, а потом медленно заключил её в объятия.
Это всё неважно, хотел сказать он, но не сказал. Молчание, уютное и единственно возможное сейчас, прокладывало хрупкую тропинку друг к другу над пропастью из боли. Огонь потрескивал и дарил тепло, небо над головой постепенно темнело, а они всё сидели, обнявшись, и каждому становилось легче.
Виоланта мягко отстранилась, едва принц осторожно провёл рукой по рыжим волосам и прикоснулся к ним губами. Щёки вспыхнули румянцем, разливаясь жаром по всему телу.
Стратус нехотя поднялся на ноги, отряхнул штаны от хвои.
Твоему гвардейцу точно можно доверять? спросил он.
Да, Эдиан скоро придёт и принесёт всё, что обещал. Девушка накинула на плечи плащ, пряча красное от стыда лицо в капюшон.
Хорошо. Мужчина вытащил из ножен меч, взглянул в тёмную вереницу деревьев. Я принесу ещё хвороста, пока совсем не стемнело. Может, придётся заночевать здесь.
Он быстро пошёл прочь, тщетно стараясь выгнать из памяти нежное прикосновение девичьих рук к груди, чудесный запах её волос, жаркое дыхание на шее у самого уха. Изумрудный взгляд сверлил спину.
***
Мантис влетел в комнату, тяжело дыша. Равистер подумал, что и впрямь зря мальчишка редко посещает учебный плац: его физическая подготовка оставляла желать лучшего. Стратус в его годы был куда крепче, а о сбившемся дыхании во время бега и говорить не приходилось.
Что случилось, ваше высочество? спросил Лордрак Виатор.
Юноша растерянно моргал и не мог произнести ни слова. Импер-командор встал.
Мантис! Говори, что произошло.
Работа шла полным ходом. Четыре лирны отбыли на границу Мерртины на рассвете, Меркарий Авентор задумчиво повертел в руках поддельный приказ, но возражать не стал войска отправил сразу. Как любой боевой офицер, он не привык обсуждать приказы, даже столь странные. Оставалось подготовить официальное заявление, которое должен был озвучить двору Мантис от лица брата. Над текстом заявления и сидели сейчас Равистер и Лордрак.
Пока в комнату не вломился ошарашенный принц.
Там императорские инсигнии наконец выдавил он. Кто-то копался в сокровищнице отца
Что?! гаркнул Равистер. Что ты сказал?!
Развед-командор вскочил, быстро запер дверь за белым, как снег, Мантисом. Не хватало ещё, чтобы кто-то услышал дядин крик и подобные разговоры. Юноша стоял истуканом, переводил недоумённый взгляд с начальника разведки на Равистера и обратно. Он никак не мог поверить в случившееся, хотя несколько минут назад самолично перевернул всю сокровищницу вверх дном.
Ошибка исключалась.
Что это значит, ваше высочество? негромко спросил Лордрак, шагнув к нему вплотную. Что с инсигниями?
Пропал императорский венец Принц провёл по белому лбу рукой, вытер липкий холодный пот. И ещё перевязь ордена Дафиаркама. Они лежали сверху. А сейчас их нет
Он немного попятился, упёрся в стену, но начальник разведки и не думал отступать шёл следом за ним, наплевав на церемониал, и заглядывая в лицо Мантису.
Как такое могло случиться? Кто имел доступ к сокровищнице? Личный казначей императора? Министры?
Нет. Юноша энергично замотал головой. Только члены императорской семьи. Отец, я и
Он резко замолчал, поняв вдруг, куда делись инсигнии, и округлил глаза.
Тсс Лордрак приложил палец к губам, наконец отступил от принца, взглянул на дядю. Тише, ваше высочество. Идём, покажете всё сами. Только спокойно.
Стража у входа в покои императора вытянулась по струнке. Мантис, с трудом удерживая размеренный шаг, зашёл в двери первым, но тут его нервы сдали. Он подлетел к открытой дверце секретного, встроенного в стену ящика, стал лихорадочно выгребать содержимое наружу.
Ни Лордрак, ни Равистер до этого дня не заглядывали в императорскую сокровищницу. Помимо инсигний Хордрон хранил в ней личные вещи, украшения покойной супруги, самые важные бумаги, ровные ряды золотых монет. Всё это сейчас градом падало на пол, разлеталось дождевыми каплями.