Да ты что, мать же тогда вообще вам продыху не даст. Чуть в Нордтрон приедет сразу сюда побежит, проверить кровиночку. Нет, я уж сам. Но заходить проведывать буду, не волнуйся.
Риис не обманул. Он заходил каждый день, забирал непоседливого Бируса и уводил с собой, погружая в прекрасный мир искусства.
Он жил прямо в мастерской, где писал свои картины в непогоду и в зимние холода. В тёплые же деньки их всегда ждал пленэр. Разложив на одеяле собранную матерью еду, мальчик наворачивал хлеб, сыр и яйца, и неотрывно смотрел, как чёрные линии незамысловатого наброска покрывают слои красок. Риис болтал без умолку, словно язык и кисть были волшебным образом соединены. Как только бурный словесный поток иссякал, брат потягивался, хрустел одеревеневшей шеей и откладывал кисти. Присаживался рядом, начинал меланхолично жевать оставленную горбушку и разглядывать «эту бездарную мазню».
Однако за «мазню» неплохо платили. Риис вообще был востребованным мастером, его часто приглашали в богатые дома писать портреты, и тогда Бирус скучал на стуле, подперев щёку длинной своей ладонью, и глядел в снующую вокруг холста спину брата. Но таких «закáзных» дней выпадало немного, Риис с натуры делал лишь набросок, дорисовывал же картину непременно в мастерской, где лучше работается и нетерпеливый заказчик не стоит над душой.
В мастерской Бирус и освоил азы графики.
Риис сначала подправлял, выводил особо кропотливые линии своей рукой, подсказывал, где сгустить тень, а где наоборот, высветлить деталь. Постепенно он перестал вмешиваться, искоса глядел, как семилетний пацан пыхтит над подрамником, затем внимательно оглядывал готовую работу, тёр подбородок и неторопливо тянул:
Ну что тут скажешь
Душа ухала в пятки, Бирус краснел, бледнел, покрывался пόтом. Брат трепал чёрнявую голову и категорично припечатывал:
Не, это талант!
В один из погожих дней, присев на своё неизменное одеяло в любимой роще за городскими стенами, Риис в сотый раз бросил взгляд на рисунок брата и в свой нескончаемый словесный поток вплёл вдруг:
Слушай, может, попробуешь рисовать что-то другое? Не надоели тебе эти железки?
Не надоели, пробурчал десятилетний Бирус, поправляя холст перепачканными углём пальцами.
Этим много не заработаешь. Риис отложил на секунду кисти, хлебнул вина. За картины обычно платят жёны, а им подавай природу, цветочки, портреты, зверьё да пухлых детишек. Спрос на баталистов более чем скромен, особенно здесь, в провинции. Или ты, дружок, в Лонгард собрался?
Поглядим, буркнул Бирус.
Брат замолчал, глядя на стройные ряды солдат, летящих в бой. Да, выходило красиво. Но кроме доспехов, осадных машин, оружия да бесконечных батальных сцен Бирус ничего не рисовал. «Весь в отца, думал Риис, криво усмехаясь и вновь подхватывая кисти своими длинными пальцами. А матушка ещё сомневается».
Отец работы тоже хвалил. Но совершенно иначе.
Вот здесь, гляди: что это за построение? спрашивал он, тыкая пальцами в небольшой фрагмент картины.
Кунэум, уверенно отвечал Бирус, и уже предвидел следующий вопрос отца, поэтому торопливо добавлял: Но не обычный, а тройной.
Тройной? Зачем? В нём нет никакого смысла.
Нет, охотно соглашался парень, если на тебя прёт прямой строй мечников. Но здесь, погляди: противник ломает линию, выбрасывает вперёд смертников, а позади доспешая тяжёлая пехота. Одиночный кунэум они просто схлопнут, как створки морской раковины.
Они спорили, до хрипоты, до тяжёлых злых ударов кулаками по столешнице. Бирус вспыхивал и спешно убегал к себе. Но наутро, тихо спускаясь и замерев на последней ступеньке, слышал, как взволнованный отец вновь и вновь повторял матери:
Как он до этого додумывается!? Это же отлично! Великолепно! Я заберу эти его рисунки с собой, покажу генерал-командору интересно, что тот скажет!
В стратегии отец был не то чтобы не силён Он адаптировал для сына армейский курс шахмат, превратил его в увлекательную игру и усаживал завороженного Бируса перед резными фигурками лет с пяти. В семь парень уже весьма сносно играл. В десять легко обыгрывал отца. А в одиннадцать
В одиннадцать он впервые переступил порог военной академии.
Риис, наблюдая за сборами в столицу, неодобрительно качал головой.
В военную раньше тринадцати лет не берут, тихо сказал он дяде за ужином, заглянув попрощаться. Наутро Бирус с отцом отправлялись в Лонгард. Дядя хмыкнул, взъерошил чёрные волосы сына:
Я договорюсь, его возьмут. Он рослый, вполне сойдёт за тринадцатилетнего.
Это правда: за последний год Бирус сравнялся в росте с матерью, сверстников же обошёл на целую голову, а соседского коротышку Гайса на целых две.
Риис угрюмо промолчал, налил себе ещё вина. Обычно он не напивался, но сегодня необъяснимая жажда заставляла художника глотать бокал за бокалом. Бирус лёг пораньше и всё вертелся на кровати волчком сон никак не шёл; затем решил спуститься на кухню попить воды. Однако внизу горел свет, отец и Риис всё ещё сидели и спорили.
Дядя, подумай: я хочу дать ему шанс! громко шептал брат. Зная его происхождение ты же понимаешь, он никогда не построит военную карьеру.
Он будет военным! Отец хватил кулаком по столу, но тут же спохватился, вновь перешёл на шёпот. Я введу его в род!
Дед не позволит, ты же знаешь
Он совсем плох. Ещё год-два К тому времени парень выучится, проявит себя проявит обязательно! Он умнющий! Умнее нас с тобой вместе взятых! Кураторы подадут ходатайство в императорскую геральдическую коллегию, а там уж сестра никуда не денется! Быть ему Сарватором!
Мама так просто не отступится у неё связи, его ни в один приличный дом не допустят. Ты же её знаешь.
Он не по домам шляться едет, а служить армии Дафиаркама! Армии, где честь, ум и воинская доблесть сильнее любых бабских склок.
Но у парня талант! Ты же видел его работы!
Талант! Огромный! Мой сын будет великим полководцем, достойным войти в историю! Всё, Рис, закрыли тему. Все эти кисти-краски-холсты не мужское занятие. Нет, не обижайся, я не тебя имею в виду, просто я хочу для него лучшего. Лучшего! Понимаешь?
Я понимаю, холодно бросил Риис. Давай, ломай ещё и парню жизнь, раз своей мало.
Он быстро прошагал к двери, оглянулся на пороге и увидел застывшего на ступенях Бируса. Хмыкнул, махнул длинной своей изящной рукой и скрылся в темноте ночи навсегда
Ваше превосходительство
Бейрас вздрогнул, отвернулся от окна. У входа в палатку стоял часовой.
Ваше превосходительство, командный состав ожидает вас в Орниане.
Командный состав? Генерал нахмурился, попытался вспомнить, собирал ли он военный совет. Не собирал, точно не собирал. Зачем?
Срочное донесение. Армия Дафиаркама, третья, та, что пришла из Рахтаэля и стояла в Форниэле, сожгла город и выдвинулась к Лэнласу. Ваш пуин готов.
Иду, коротко бросил Бейрас, быстро развернулся и вышел в сумерки.
˜ 4 ˜ Разочарование
Я иду в деревню, проворчал Эдиан, когда поток брани иссяк. Давай свой золотой, оставлю хозяевам на видном месте. Если ума хватит, они его приберегут, а не начнут трезвонить на каждом углу, что Высший одарил их великим богатством взамен пропавшей пары сапог и тройки пуинов.
Стратус кивнул, запустил руку в карман, вытащил полновесный дарн. Южанин взял монету, зло взглянул на принцессу, но ругаться больше не стал смачно сплюнул себе под ноги и зашагал прочь.
Виоланта бросила короткий взгляд ему в спину и вновь опустила глаза.
До Нордтрона оставалось несколько часов пути. К обеду следующего дня путники должны были подойти к городу, Эдиан планировал разыскать менялу, разбить крупную монету и купить на рынке трёх пуинов и продовольствия, пока Стратус и принцесса дожидаются его в лесу неподалёку от городской стены.