Но Соня молчит.
Сколько же стоит, разносчик? говорит опять чужой.
Соня все молчит, но вдруг повертывается к нему спиной и опять кричит, шагая по зале:
Пироги горячи! Пироги горячи!
Чужой и папа смеются и уходят.
Через полчаса Катя уже кучер, а Соня лошадь, и держит в обеих руках веревочки.
Они стали за креслом, где конюшня, и собираются выезжать.
Няня, кричи: подавай! говорит Катя.
Ну, подавай! невесело отзывается няня, косясь на молчащего Ваню.
Катя чмокает, а Соня (как и всегда) начинает брыкаться и нейдет.
Стой! Т-п-п-р-ру-у! кричит Катя.
Но лошадь все брыкается и нейдет к подъезду.
Т-п-прру! Соня! Эдак нельзя играть! Ты не знаешь, когда надо брыкаться. Теперь не надо. Эдак нельзя!!
Да я с норовом!
Катя сердится, погоняет, а Соня все пятится, брыкает и прыгает.
Я ударю, Соня!
Не смеешь!
Нет, смею. Я кучер.
Нет, не смеешь!
Катя дергает возжей и попадает лошади по спине. Лошадь останавливается, и вдруг, заткнув глаза кулачонками, начинает громко плакать и бежит к няне.
Тебе больно? говорит Ваня, быстро подбегая к сестре.
Что такое? опять подрались? Нет уж, теперь я пойду пожалуюсь на вас.
Няня берет Катю за руку и хочет вести к маме.
Няня, оставь, не ходи! Няня! тихо говорит Ваня.
Няня оставляет Катю и садится снова на стул. Соня перестала было плакать, но входит в залу папа, и она опять начинает.
Соня! Соня! Что с тобой, Соня? Поди ко мне. Кто тебя обидел? Уж не вы ли, господин Молчалин? сердито говорит он Ване.
Ваня молчит.
Так ты еще драться стал вдобавок! А?
Эх, батюшка, полноте! произносит няня. Он отродясь ни одной мухи не обидел, а вот ваши любимицы, как играть, так и драться!
Так это ты, Катя?
Катя молчит тоже и ломает ногу у гусара. Папа берет на колени Соню и начинает бранить Катю. Эта долго слушает и начинает потихоньку плакать все громче, а Соня уже перестала и глядит на сестру во все глаза, будто первый раз от роду видит как та плачет.
Ну, перестань же. Ведь это скучно. То один, то другой; с вами с ума сойдешь. За что ты ее прибила?
Она на-на-а-аш-аша
Катя захлебывается и не может выговорить.
Она ло-о ло-ош-ша-адь бы-ы-ла.
Ну что ж, что лошадь? Все-таки драться не следует. Она тебе сестра. Она маленькая, тебе можно ей уступить.
И все б-брык-рык-рыкалась а я хоте ла, силится Катя говорить.
Ну, помиритесь сейчас и играйте без драки. Мама не здорова, а вы все ее огорчаете ссорами.
Вскоре Катя снова кучер, а Соня снова лошадь. Снова кричит няня невеселым голосом.
Кучер, подавай!
Они подъезжают к крыльцу, лошадь уж не брыкается. И Катя возит барина с визитами по городу, т. е. по зале. Домой (в угол за кресло) Катя ворочается лошадью, а Соня кучером. Лошадь ставится в конюшню, и ей задают овса.
Далее залы ездить с визитами не позволено. В гостиную к маме можно входить только людьми, а лошадьми и вообще зверями можно быть только в зале.
Долго возятся так девочки. Ваня сел уже давно около няни и тихо шепчет ей:
Который час, няня?
Третий. На что тебе?
Да скоро ли Федя придет!
Глава 4
На часах бьет три. За воротами показывается фигура Феди с сумкой. Ваня бросается на лестницу и целуется с братом. Скоро они уже сидят вместе в углу залы и шепчутся.
Ведь ты помнишь, тихо выговаривает Федя: его хотели все проучить? Ну вот, как он вышел, Тихонов ему в спину сзади и закричал: «волк! волк! Белянина запорол! Кровопийца!» Он обернулся и весь, Ваня, сделался красный, совсем как сукно красное. Глядит на нас, глаза, знаешь, как-то прыгают, а сам не кричит, как всегда, а молчит и на всех глядит. Всех, Ваня, глазами оглядывает, даже как-то страшнее кричанья выходит. Мы притихли. Кто, говорит, сейчас закричал, что я будто Белянина запорол? Разве вы, мерзавцы, не знаете, что он от горячки умер? не знаете? Мы молчим. Кто, говорит, думает, что Белянин умер не от горячки, а от чего-нибудь другого, пусть руку подымет! Ну, кричит, живо, сейчас! Мы не шелохнемся. Ага! кричит, ты негодяй, который кричал мне в спину, видишь весь класс со мной согласен, что от горячки.
Как же это, Федя?
Да ведь никто же руки не поднял. Я было, Ваня, хотел потому что это правда Все знают, что Белянин под розгами умер.
Ну!
Да меня Тихонов держал и все шептал: «если ты, зюзя эдакая, подымешь руку, то я себя сам выдам, что я кричал». Ну, я и боялся. Он ведь не лжет никогда. Он сейчас бы признался.
Ну что ж Волк?
Ну, походил по классу весь красный и вышел в коридор. А как вышел, так опять уже человек десять и закричали: Пьяница! Кровопийца! Белянина запорол! А Тихонов кричит: Убил! убийца! За это в Сибирь ссылают!
Как? Так и закричали?
Да. Но Волк уже не воротился. А солдат говорил нам, как мы выходили: «какое, говорит, у Гаврилы Семеныча лицо сделалось, как он в коридоре стоял, а вы кричали! Дергало ему, говорит, лицо, все дергало!»
Что вы все шепчетесь, мне не скажете? говорит няня. Верно в емназии беда какая?
Федя с Ваней пересаживаются к ней ближе и тихонько передают ей происшествие.
Завтра опять хотят кричать то же, добавляет Федя.
Ну, уж вы-то, детки, не кричите. А то еще попадетесь
Да как же, няня, если все будут Как не кричать? Ведь это нехорошо, говорит Ваня: ведь за это всегда подлецом называют, когда кто отстает. Притом он известный злодей!
И это правда, няня, говорит Федя. Это правда, все знают про эту историю, про Белянина. И его, говорят все, скоро прогонят со службы, потому что до смерти засекать не позволяют. Его непременно прогонят, и скоро. Он кровопийца.
Няня слушает и качает головой.
Уроки пометил ты? спрашивает Ваня через минуту.
Да, все. А из географии какой урок, Ваня, беда, весь курсивный. Вся Швейцария, и вся курсивная.
Отчего же вся курсивная?
Как отчего? Такая уж земля. Горы, возвышенности, речки, кантоны, города, деревушки
Что ты?
Право. Да разные еще достопримечательности, например, сколько в Женеве часов делают, да сколько работников этим занимаются. Просто беда, хуже Англии.
Федя берет географию Ободовского и, раскрыв на месте, где большими буквами напечатано слово: «Швейцария», показывает брату. Между строками беспрестанно попадаются курсивные, а все, что курсивом, надо учить наизусть.
Да, да! Курсивная! с оттенком ужаса произносит Ваня. Вот страна-то! Ведь столько курсиву ни в одной еще стране не было.
Ну, Ваня, в Италии его тоже много. Погляди-ка.
И Федя повертывает несколько листов.
Да, и эта бедовая. А когда мы до нее дойдем? К январю, пожалуй. Ну, как он ее на праздники задаст?
Нет! Что ты! К марту разве.
Раньше, Федя. Он говорил, что к экзамену мы захватим Европейскую Турцию.
Это, где Турка живет? вмешивается няня.
Да.
Ну, вот еще, и Турку учи. О нем, дураке, чай, и учить-то нечего.
Как, няня! восклицает Ваня: там у них Константинополь, говорят, такой чудный город, что таких нету нигде. Там ведь наша царица Ольга крещенье приняла.
Как так?
Она там крестилась в православную веру.
У Турки-то? Что ты, Ваня! Христос с тобой!
Ваня оторопел и глядит на Федю. Федя даже рот разинул и глядит на Ваню.
Как же это, в самом деле? Ведь и то правда. Они ведь мусульмане.
Через залу идет папа. Ваня шепчет брату: спроси.
Папа! подходит Федя. Ведь царица Ольга в Константинополе крестилась?
Что за дичь!
Вот и я, батюшка, говорю, как мол это можно! прибавляет няня.
Ольга приняла крещенье у греческого царя Константина Багрянородного в 857 г. в Царь-граде. Папа произносит это очень важно.
Видите вы, глупые! Еще в городе-то каком в Царе-граде! Вот это так!
«Стало быть, более тысячи лет назад», уже расчел про себя Ваня.
А где же он? допытывается Федя.
Да он мямлит папа, он в Греции. Какой глупый вопрос, Федя! добавляет он вдруг сурово. У греческого царя, в Царь-граде, стало быть, в Греции, а не не в Персии или Турции!
Как? тихо восклицает молчавший Ваня. Да ведь Константинополь и Царь-град одно и то же.
Папа неспокойно ищет что-то в кармане.
Да, почти не совсем но почти то же. Куда я девал?.. Есть разница, но небольшая, т. е. маленькая Вот будете учиться, будете поменьше именины справлять, так и знать будете это и все вообще узнаете.