С минуту она перебарывала глупое желание ринуться внутрь сию же секунду, на всех парах! Но нет, сначала требовалось выяснить, что это за «Клюка» такая и чем тут занимается нужный ей человек.
Эрсиль сунула вещи под куст сирени, буйно разросшийся на углу, а сама прижала ухо к стене. Из-за нее доносилось прерывистое шуршание. Мыши у них столуются, что ли? Где песни, топот, прочий гам, присущий кабакам и харчевням? Подозрительно
Минуя дверь, Эрсиль подкралась к узенькому оконцу. При этом она почти задела башню из ящиков эдак шарахнуло бы! Изучив зыбкие тени и бурые сальные пятна на стекле, Эрсиль обогнула таверну. Первое окно занавешивала холстина, второе, за выступающей на улицу каминной трубой, горело поярче. В нем Эрсиль увидела чей-то мясистый загривок, воротник и лысую макушку, а за ними край стола и людей.
На том изыскания Эрсиль были пресечены. Окрестности затопил вой такой неистово громкий, что Эрсиль мотнуло к дымоходу. Звук не рассеивался, не изменялся, и это озадачивало. В зловещем вое ощущалось нечто чересчур зловещее пробирало до мозга костей, уж если начистоту.
Стихло внезапно, словно отрезало. К Эрсиль подскакали два исполинских волка: клыки торчат, шерсть дыбом, глаза навыкате. Звери кровожадно ощерились и припали к земле. Не успела Эрсиль отойти от потрясения и стегнуть ближнего волка заклинанием, как поняла, что он не рычит, не пыхтит и буквальным образом расплывается.
Подвижный морок, облегченно прошептала Эрсиль и, помедлив, ткнула разъяренного зверя. Тот не возражал, рука продырявила ему череп.
Совсем бесплотный. Нехороший, сделала вывод Эрсиль, поскольку глубокая черная прореха не исчезала.
Сама Эрсиль работать с подвижными мороками не умела, и развеивать их не умела. А кое-кто умел и наслал на нее слуховое наваждение, а затем волков не иначе как для устрашения.
Чьих будете? осведомилась Эрсиль у испорченного зверя. А чего вытаращились?
Эрсиль знала: чтобы заворожить кого-то, надо смотреть на него. Либо волшебник укрылся за деревьями, либо в трактире и оттуда заметил Эрсиль. Морок выглядел не ахти и никем теперь не поддерживался. Но зачем колдуну возиться с Эрсиль? Пронюхай он о ее способностях, поймал бы или убил. Так зачем же?
Эрсиль не строила догадок те все едино не выстроились бы, потому что у нее даже мысли устали и тяжело ворочались на дне головы. Во всяком случае, Эрсиль не хотела обнаружить себя еще раз и почла за лучшее спрятаться до поры под защитой сирени. Понаблюдает-понаблюдает а ну как что-то и разрешиться.
Волки резво порхнули за Эрсиль, и при свете фонаря она совсем в них разочаровалась ни дать ни взять кучи свалявшегося меха с проплешинами.
Вы на погоню заговорены? осенило Эрсиль. Кинься я наутек, помчались бы за мной?
Прозрачные волки не снизошли до ответа и рассеялись клочьями дыма. Это опять же доказывало, что маг не заботился о своем мороке, не то подлатал бы.
Чахоточные какие. Мои не бегают, зато покрепче будут, пробурчала Эрсиль и полезла в гущину.
Ее окатило водой с листьев, сучком порвало штанину, но с горем пополам Эрсиль уселась и подтянула котомки.
На заднем дворе утробно хрюкнула свинья. Эрсиль ей позавидовала: почивает сытая, в тепле и сухости. А у Эрсиль зуб на зуб не попадает и живот урчит от голода. А чем она хуже свиньи? Дабы не погрязнуть в унынии Эрсиль постаралась убедить себя, что она вовсе не хуже. А как, с вашего позволения, утешаться, околевая под хлестким дождем в компании шквального ветра? Эрсиль добралась до четвертого довода: «Я гораздо аккуратнее ем» и отвлеклась. Уловила нечто Шаги. Так оно и есть, шаги едва различимое мокрое шлепанье. Не со стороны Тэрлина, а от деревни, откуда явилась сама Эрсиль.
Из волнующейся лесной мглы вынырнул невысокий паренек шатающийся и спотыкающийся. То был музыкант Ба́рнид. Эрсиль уже сталкивалась с ним нынче утром.
Куда прешь, оборванка! приветствовал ее вежливый юноша, который нарек себя ни много ни мало «менестрелем».
Он позабыл, что неделю назад ужинал с Эрсиль за общим столом и плакался ей на свою горькую судьбу. Барнида не приняли в труппу разъездного театра. Его, восхитительного, талантливого Барнида! Не похабного криворукого дергуна струн, а взаправдашнего менестреля!
Куда пру, туда и пру, ощетинилась Эрсиль, но потом вспомнила, что она притворяется нищенкой, и с заискиванием добавила: А не подаст ли молодой сударь монетку обездоленной женщине?
Нету у меня ничего, три дня во рту ни крошки! Отлепись, попрошайка!
Эрсиль обиделась не на шутку. Но тогда ей было не до менестреля, да и сюда не ради него она приковыляла. И все-таки возможность поквитаться с Барнидом представлялась ей весьма заманчивой.
Артист вознамерился сам себе отомстить и заспешил прямиком в таверну, где, по мнению Эрсиль, угнездился колдун любитель запугивать.
«Ну и получишь же ты на орехи, Барнид», улыбнулась она.
Менестрель замешкался у порога. Уцепился за ржавое кольцо засова, отпустил, снова уцепился, понурился
«Трусишь, голубчик, злорадствовала Эрсиль. И не зря, не зря. Это тебе не бродяжкам пинков отвешивать».
Барнид тягостно вздохнул и отчаянно бросился в зал. Там загалдели, захохотали, потом все улеглось.
«Безмозглый, заключила Эрсиль. Не проверил, а суется. Осторожнее надо! Вот как я. Ха! Веселая вдовушка Эрти образец для подражания!»
Пока Эрсиль полгода жила в Заречье, она настолько привыкла к легенде о вдовушке, что теперь частенько путалась. Доехав на дилижансе до границы Вейнса с графством Эльсул, она переоделась нищенкой, а в запасе еще имелся «мальчишка-голодранец». Рядиться в лохмотья Эрсиль не слишком нравилось, но так было проще и безопаснее: кто на босяков позарится?
Менестрель тем часом запропал. Эрсиль куталась в плащ, растирала озябшие пальцы и, чего греха таить, жалела себя: одинокая, клюющая носом, в жуткой глуши, где почтовые кареты ходят раз в месяц, а уж «адских штуковин» поездов и не видывали! С неба льет, ее травят волками-призраками, и это сущий вздор по сравнению с тем, что ее ожидает.
А ветер все надрывался, гудел, и в помощь ему загудели голоса в харчевне. Эрсиль встрепенулась. Выпирающий угол дома ей мешал, она наклонилась Внезапно за стеной что-то бухнуло. Дверь распахнулась, взвизгнув петлями, и на улицу вывалился менестрель. Белее мела, он метнулся в темноту, волоча по лужам музыкальный инструмент.
Трактир наполнился шумом и воплями. В сияющем проеме возник некто с седыми волосами. За ним и чародей подоспел смуглый, сутулый, в летах. На подбородке его топорщился клочок бороды, на макушке красовалась шляпа. Старик щедро сыпал заклинаниями, и Эрсиль слышала каждое слово, оброненное им. Она смотрела на него во все глаза. Как ни боялась Эрсиль в ту минуту, любопытство побеждало страх. Она впервые наблюдала волшебника не считая себя, конечно же.
Наглость этого господина ее изумляла. Он не придерживался главного принципа магов и, уж понятно, ведьмарей магов вне закона. Ни в коем случае им нельзя ворожить на людях, иначе рано или поздно, а скорее рано, Тайный Сыск выследит и покарает.
В том, что старик ведьмарь, Эрсиль не сомневалась. А он исступленно бубнил, вычерчивая перед собой диковинные фигуры. Эрсиль недоумевала: круг за кругом чудодей использовал нехитрые устные формулы, которые были ей известны и для которых требовался направляющий жест, ничего кроме. Вон опять, плетение Осколка прошивает дубовую доску насквозь. И зачем, спрашивается, так крутить своими несчастными кистями? Чтобы их отвинтить?
«Нахватался где-то нелепых идей», подытожила Эрсиль.
В запретной науке кудесник смыслил немногим больше ее самой. Ему, как и ей, достались крупицы знаний.