Его собеседник хмыкнул, наклонился к нему.
Слушай меня, Ломоть. Почуешь, что запахло жареным, прячься. Усвоил?
Вы от полиции, господин? пролепетал хозяин, соображая, как бы выпутаться из передряги. Если его уличат в пособничестве головорезам, не откреститься ему от тюрьмы. Под водительством Шейна ребята орудовали по-мелкому, с предосторожностями, а нынче в открытую грабят. Вот и возмездие.
От полиции? ухмыльнулся незнакомец. Можно и так выразиться. Охотник.
Трактирщик содрогнулся. Если выслали Охотника все решено. Кто-то приговорен к смерти. Уж не осудят ли его, Боба, за компанию?
Ох, простите великодушно! А мне-то и невдомек! зачастил Ломоть. Совсем замаялся! Изволите видеть, что за катавасия: вломились ко мне в «Клюку», барабанили, барабанили и не пускать-то боязно! А еще волки Получается, это и есть те самые разбойники, о которых у нас сплетничают?
Да, те самые и есть, проронил Охотник. Иди и будь начеку. Позже понадобится твоя помощь.
Все по вашему приказу, сударь, по вашему приказу уверил хозяин и, обливаясь холодным потом, зашаркал к табурету. Не впервой он пожалел, что «Клюка» его наособицу стоит, в двух милях от Тэрлина, спастись не успеет.
Попыхивая трубкой, Мориш неласково взирал на человека в плаще. Старик уже догадался, что этот очутился здесь неспроста. Но какая ему, Моришу, разница? С его-то властью он победит любого!
Мориш снова цыкнул на своих клевретов: от скуки те начали горланить песенку странника-пьяницы. Бандиты покорно затихли и, состроив умные лица, обратились к музыканту намеревались приобщаться к искусству.
Подкрутив колок, менестрель ловко пробежал пальцами по струнам. Переливчатый звук напитал духоту обеденной, и паренек объявил название первой баллады:
Песнь о прекрасной леди Ливэ́ль!
Какая, твою ж, Ливэль! вознегодовал Бородач. Наяривай про мельникову дочку!
Ага-ага, про дочку! поддержали его товарищи, но под суровым взглядом колдуна тут же присмирели.
Музыкант играл хорошо, даже превосходно. А вот пел он неважно: виной тому прохудившиеся сапоги да осенние дожди. И все-таки голос его не утратил приятности, хоть и отдавал легкой хрипотцой.
«Песнь о прекрасной леди Ливэль» завершилась, и настал черед баллады о достославном, благородном и милосердном, но увы! сказочном рыцаре Альри́ке. Кое-кто из мужчин заерзал на лавках, глотая хмельные смешки. Что их развеселило? Охотнику было все равно, он ждал.
Предпоследний куплет, где доблестного воителя загрызает коварный огнедышащий змей, потонул в немелодичном прорвавшемся наружу гвалте. Суть в том, что много лет назад историю Альрике переиначили. В народном изложении неугомонный рыцарь обрел земной покой, лишь когда дракон нечаянно, по безалаберности, на него присел. Менестрель, само собой, исполнял балладу правильно и не стерпел пренебрежительного отношения к легендарному, пусть и вымышленному, герою. Да и к себе тоже.
Вы мешаете мне работать! Я не привык к подобному! выпалил он.
Катись тогда подобру-поздорову! посоветовал ему Джо-Добряк.
«Спятил от голода», заключил Боб, не умевший объяснить горячность музыканта. Поразмыслив еще с полминуты, трактирщик плашмя бухнулся под стойку и сделал это как нельзя более вовремя!
Так и поступлю! дерзко воскликнул менестрель и, зачехляя лютню, сквозь зубы просвистел: С-с-свиньи!
Охотник приготовился. Тот, за кем он наблюдал, не шевелился. Зато перепившие лиходеи ринулись к языкастому менестрелю с кулаками. Охотник плавно поднялся. Он не спешил: молодчики, кутившие в «Клюке», и в подметки ему не годились.
Пока храбрецы, источая густой сивушный дух, неслись к менестрелю, Охотник сгреб его за воротник и швырнул к двери. Юнец протестующе тявкнул, но додумался покинуть таверну на четвереньках.
Движения Охотника были молниеносны, едва различимы. Нападавшие не сразу поняли, что перед ними теперь не испуганный мальчишка-музыкант, и налетели на чужака. Тот резким ударом в переносицу оглушил первого. Второму жестко вывернул запястье и оттолкнул пинком. Третий разбойник споткнулся о второго, покачнулся и сшиб теснившихся позади. Господа смутьяны грянулись на пол, соорудив завал.
Я сам с ним разберусь, досадливо выплюнул Мориш, выколачивая трубку о край стола.
Он пробормотал заклинание и махнул рукой в сторону Охотника. По неосведомленности своей Мориш полагал, что ему, познавшему тайну, нет равных.
Посрамленные бандиты расползались по углам. Охотник застыл посреди зала каменным изваянием. Мориш безбоязненно шагнул к нему.
А сейчас как попляшешь? самодовольно улыбнулся он.
К глубочайшему удивлению мага, Охотник издевательски фыркнул и выскочил на улицу. С головы его сорвало капюшон, взметнулись седые волосы.
Старый Мориш не поверил глазам. Он бросился за Охотником, посылая в него одни чары за другими, но волшебство отчего-то не подействовало. И тогда Мориш воспользовался Гибельным Словом
* * *
«Лужа, определила Эрсиль, в ботинках захлюпало пуще прежнего. На редкость мерзкая погода. Когда же это прекратится?»
«Никогда», простонали великанские ели. Их разлапистые ветви сплетались над проселочной дорогой, что напоминала реку, текущую в необъятной темноте.
Разгулявшийся ветер толкал Эрсиль в спину, ноги подламывались, и все же она упрямо шла. За целый день Эрсиль так и не позволила себе отдохнуть. Она торопилась, но блуждания по чащобам графства Эльсул совсем измучили ее.
Ливень ослабевал, за облаками мелькнули крошечные звезды, и небо опять заволокло. А Эрсиль все брела и брела по чавкающей грязи на север. Деревья шумели и скрипели. Эрсиль чудилось, будто в лесу бушуют сумеречные фейри и не те озорные курносые невелички, о чьих шалостях она с восторгом читала в детстве, а свирепые хо́уб-лиэ́нны с морщинистыми лицами и зубами-иглами
Рядом затрещала хворостина, в кустах ежевики кто-то закопошился. Эрсиль вздрогнула, обернулась: а что, если там, во мраке, скользит за ней по пятам уродливый карлик?! Потом скривила губы. Смех да и только! Вот уже три года скитаний, поисков, а из-за такой малости чуть из собственной кожи не выпрыгнула!
Убеждая себя в том, что хоуб-лиэнны давным-давно вымерли, она покопалась в сумке. Вынула кулек с ломтем зачерствевшего хлеба и спохватилась, что не купила провизии во встречной деревеньке Тукби.
Ви́верн меня задери пыхтела Эрсиль, вслепую обшаривая котомку. Ни крошки съестного! По закону вселенской подлости. А ради справедливости, милейший виверн, задерите, будьте любезны, и стервеца, из-за которого вся эта суматоха! мстительно добавила она, присаживаясь на травянистый взгорок у обочины.
Он оказался мягким и даже не очень сырым. Хотя о сырости Эрсиль не беспокоилась ее плащ из грубой ткани не помешало бы основательно выжать.
Сглодав горбушку, Эрсиль поправила лямки заплечного мешка и выпрямилась.
Ночные часы тянулись, отнимая последние силы: ни проблеска, ни огонька вдалеке. Унявшийся вроде бы дождь снова забарабанил по капюшону. Эрсиль с надеждой устремлялась к очередному повороту и твердила, что сегодня все закончится, наградой ей станет мирная обыденно-счастливая жизнь без тревог и терзаний, без утомительных путешествий
Лес немного поредел. Эрсиль взбодрилась: по ее расчетам получалось, что до Тэрлина около полутора миль. Впереди сверкнуло медно-желтым, и вскоре появился двухэтажный покосившийся от времени дом. Верхнюю часть дощатого фасада подпирали обтесанные столбы, и под этим навесом грудился разномастный хлам. Возле порога имелось свободное пространство, озаренное помигивающей лампой у притолоки. А слева на погнутом штыре болталась жестяная вывеска с корявой надписью «Клюка». Для подобной хибары более точного названия и не придумать, рассудила Эрсиль.