Пусть и божественный.
Дети вечно ищут что-то. Грязь в том числе.
Ты не боишься меня? в её глазах и звезды, и марево, и вопрос.
Боюсь, признался Верховный, опускаясь на камень. Получилось тяжеловато. Заныла спина и суставы тоже. Как бы потом подняться.
Почему? Я ведь никогда не делала тебе плохого. Другим делала. Но тем, которые сами хотели сделать мне плохо.
Это сложно объяснить
Смотрят выжидающе. Ну да, не ответ.
Ты дитя. Я смотрю и вижу дитя. Чудесное. Красивое. Такое, которому радовалась бы любая мать и любой отец
Я и её не помню. Маму.
Ксочитл тебя любит.
Да она как мама, и брови хмурятся. Но говорить нельзя. Если сказать, то её убьют. Это правда?
Попытаются, кивнул Верховный. Дело в том, что ты не только дитя, но и воплощение власти. Высочайшей. И тот, кто влияет на тебя, тоже получает часть этой власти. А кто может повлиять на дитя сильнее, чем та, что подарила жизнь? Или та, кого он почитает наравне?
Я поняла, девочка была серьезна. Спасибо.
Не за что. А вот в остальном тебе доступно то, что не доступно ни мне, ни кому бы то ни было из взрослых. Ты можешь забрать жизнь. А можешь вернуть её. Это сродни тому, что делали боги. Но боги давно ушли. И люди привыкли к тому, что боги далеко. Более того, людям не нужно, чтобы боги возвращались.
Как тот, который из золота?
Да. Боги ведь могущественны. Настолько, что ни один смертный, будь он воин или даже маг, не сравнится с ними в силе. А стало быть, мы все тут станем не жрецами, воинами или владетелями земель, к слову которых прислушиваются те, что стоят ниже. Мы все станем игрушками в руках богов. А кому это нравится?
Она чуть задумалась.
Каждый, кто оказывается рядом с тобой, он знает о твоей силе. И боится.
Силы?
И силы. И того, что дана она ребенку. Вдруг да ты обидишься и отнимешь жизнь? Или из прихоти? Каприза?
А другие так не делают?
Делают, конечно как-то великий Император, живший задолго до твоего рождения, решил, что его оскорбляет вид увечных людей.
И что он сделал?
Велел их казнить.
И казнили?
Несомненно. Слово Императора закон.
Впрочем, прожил он недолго, слег почти сразу после зимнего празднества, холодной воды напившись. Случается
И его тоже боялись?
Да.
Как любого безумца. А дети ведь где-то совсем рядом но эта девочка сидит на краю, мотая ногами в пустоте. И где-то там, внизу, видна россыпь огней. Во внутреннем дворе все еще царит суета. И надобно возвращаться. Сделать какое-то заявление, объявление, объяснение. Что-то, что гонцы развезут по храмам Благословенного города, а там и дальше. Слово, что будет сказано и успокоит людей.
Или нет.
Вряд ли Верховный способен найти такое слово, которое их успокоит.
Звезды красивые. И небо, когда горело я вспомнила огонь.
Огонь?
Да. Там, где я жила я почти ничего не помню.
И маг уверяет, что это нормально, что утраченная память суть следствие обряда. А может даже её специально убрали?
Это тебя беспокоит?
Нет. Пожалуй, нет ты не разговариваешь со мной, как с ребенком. Некоторые особенно один старается. Он привез мне кукол. И еще подарил девочек. Пятерых. Они глупые, Императрица наморщила носик. Хотят со мной играть. И кукол делят, делят я сказала Ксочитл, чтобы не приводила их больше.
Он хотел сделать тебе приятное.
Да, я понимаю. Но я ведь действительно это странно. Иногда мне хочется играть. И куклы красивые. Ксочитл шьет им одежду. И мы смеемся. Она рассказывает сказки, и я слушаю. Мне нравятся её истории. А потом все это становится вдруг таким бессмысленным. Пустым.
Девочка обняла себя.
И я вижу, что все что неправильно. Что этот человек ищет способ повлиять на меня. Что ему нужна не моя радость, а взамен на куклы и девочек он хочет земель. Или золота. Или чтобы его кем-то назначили. Или не его.
Это взрослая жизнь. Он просто привык так твоему отцу дарили охотничьих соколов или вот собак. Лошадей. Наложниц.
А взамен хотели того же?
Земель. Чинов. Власти.
Мир скоро погибнет.
Верно. Но вряд ли это кого-то остановит так ты вспомнила огонь?
Ведь не удалось найти ни семьи, где росло дитя, ни тех, кто помог появиться ему на свет. Впрочем, Верховный подозревал, что случилось это где-то под землей. Там, где стоял древний город. И надежно хранил свои тайны.
Поэтому и звезд она не видела.
Он горел ярко. И я любила на него смотреть. На свечках другое. Их нужно было беречь, и потому огонь был слабым-слабым. Я его подкармливала щепками. Когда никто не видел. Но иногда меня брали туда, где горел камин. И огонь тогда был очень ярким. Сидеть рядом было тепло. Тогда я согревалась.
Скажи Верховный поглядел на небо, начавшее светлеть. Тот город, под землей, тебе он не показался знакомым?
Не знаю, она покачала головой. По запаху разве что там такой воздух. Не такой. Не как здесь. Дышать тяжело.
Это есть.
И дома тоже но меня не выпускали. Из дома. И поэтому города я не видела. Да, она сказала это чуть уверенней. Дом очень большой дом. Много людей.
Она чуть прикрыла глаза и качнулась. Верховный поспешил обнять её.
Дитя.
Все-таки дитя. Хотя бы сейчас.
Я жила где-то там рабы были. Рабы нечистые. С ними нельзя говорить. А еще они глупые и всего боятся. Иногда однажды на меня такой напал.
Она вскинулась.
Я помню!
Умничка, Верховный подвинул её чуть ближе. И обнял уже двумя руками. Но тебе не обязательно вспоминать дурное.
Гулять нельзя. Выходить нельзя. Но я вышла. Во двор. Скучно было очень скучно. И темно. Свеча почти погасла, а во дворе фонарь. Я просто вышла. А он он вдруг высунулся и помахал. Старик. Улыбался. И показал свечу. И спросил, хочу ли я увидеть звезды. Он знает тайный ход. Наверх. Туда, где небо. И звезды. Настоящие. Они как огонь, только много-много лучше.
Она бормотала, и Верховный напряженно вслушивался в каждое слово.
Я поверила. Я была глупой. Поверила рабу. А он повел сказал, что мы быстро, что никто не заметит. Я ведь была хорошей девочкой и рабов не обижала. Я и вправду их не обижала!
Конечно.
А мы зашли зашли за ход. Был. Тайный. Узкий. И он меня за горло схватил. И еще вцепился. Зубами.
Она закрыла ладонью шею.
Что он почему он так?
Сошел с ума. С людьми такое бывает.
С теми, кто живет во тьме и долго не видит солнечного света.
А дальше не помню то есть, наверное, нас кто-то нашел. Или его? Или он умер? Я уже дома меня даже не ругали. Но лечили. И свечей стало больше. Я боялась спать в темноте. Боялась. И мне разрешили свечи.
Значит, девочка была из числа тех, кто мог позволить себе такую роскошь, как свечи.
И рабы.
Все уже в прошлом, Верховный держал её крепко, такую по-человечески хрупкую. Сейчас свечи горят?
Лучше. В моих покоях есть окна! если их открыть, то видны звезды. И небо. И солнце тоже!
Вот и хорошо, он погладил девочку по голове. К тому же Ксочитл не позволит тебя обидеть. Никому.
Знаю. И ты.
И я наверное. Я уже стар. И слаб. Вряд ли способен на что-то.
Брат Ксочитл сказал то же самое. Тот, кого ты назвал своим тем, кто будет после тебя.
Верховный вздохнул.
Мекатл не был готов, но Владыка Копий прав: преемник был нужен. Хотя бы формально, чтобы прекратить или ослабить эту подковерную возню.
Брат Ксочитл сказал, что с ним будет легче. Ты упрямый. И несговорчивый. И делаешь так, как полагаешь нужный. А ему, кто после тебя, потребуется помощь. И он будет слушаться тех, кто поможет.
Я не знал. Ты поэтому его убила?
Нет, девочка тихонько вздохнула. Я не хотела он он просто вдруг лицо стало таким. Страшным. И он потянулся ко мне. Как тот раб я, наверное, поэтому и вспомнила, что он вцепился мне в шею. И укусить хотел. Укусил даже.
Она вытянула шею и ткнула пальцем в след.
Видишь?
Вижу, Верховный погладил отпечаток. След и вправду был. Странно. Он казался мне разумным человеком.
Хотя он ведь убил жреца, там, под землей. И наверняка скрывал немало тайн.
Ты держала в руках его сердце, эта мысль появилась внезапно. Как тогда?
Не знаю. Тут тут другое все. Чувствуешь?