Ты устало раскинешь притворные тени
Не одним поколением смерти своей,
Жило ободом мифа опавшее время,
На котором шаги пропадали увы.
Не умеет страдать запустелое время,
Как на жалость ложится под новой игрой -
Всё потерянной сердцу равниной души,
Словно обод культуры её потолок.
Фигуральный рассвет одиноко поёт
О лице в титанической прозе убого,
Он остывшее чрево понятия Бога,
За которое в истинах пошло теперь.
Подбирает над грустью свои имена
И твоё сожаление пользы идти,
Не сникать, но от жалости время нести
По тропе из пародии чёрного поля.
Отнести не успел на финал дурака,
Забывая мгновение личной досады -
Твой игривый приток идеала в руке,
Как искусственный Бог повеления правды.
Он обязан дрожать из ума бытия,
Распирая оковы путей неземных,
Если воля твоя и нетленное время -
Уникальное свойство на нише других.
В человеческой маске приспустит маяк,
Что во тьме преисподнего возраста стаи -
Не твои идеальные роли и стали -
Уникальным рассветом культуры души -
Управлять этой тьмой поведения слов,
За собой обретя искушение мнимое,
На единстве восторга он смыслам готов
Уникальностью видеть проклятие мирное.
Чтобы здесь ты стоял и один из ума
Выживал искуплением слова души,
Чтобы чёрный маяк из скопления стрел -
Идеалами света на вечность смотрел
И мечтал об идиллии слов наяву,
Не за этот восторг на приказах любви -
Ты устал, как и обод формального слога -
Понимать уникальное имя причин,
Что искать искушение нового Бога.
Ты седеешь и чрево внутри бытия -
Титанический обод мыслительной тени,
На ряду изумления слова в тиши -
Понимает свою изумлённую душу,
Как войти в этот ад покалеченной тьмы
Из нутра объективного, нового слога,
По фатальной росе из пародии Бога,
По которой растут изумлённые сны.
Не одни покалечены миром они
И взыскали искусству по чёрной реке -
Те модели понятия сердца в себе,
Чтобы жить, ожидая присутствия Бога.
На одном переливе Титана внутри -
Ты идёшь раскалённому слову обратно,
Архаизм твой приток утомлённой души
И развитие нового образа завтра.
Ты его не успеешь понять и простить,
Но утратой морали на сложном раю -
Где один одинокий на этом стою -
Развивается склон изумления Бога.
Иссушая открытое миром любви
На обочине права условия мира -
Отличает строптивый урок им один -
Тот искусственный свет изумления рока.
Под системной канвой разобрал и простил
Покорённое чувство от крайней тоски,
Что упало на Землю проклятия мира
И растлило манерами снова тиски.
Не они одиночество права культуры -
Понимать обезглавленный опыт души,
Чтобы жить уникальностью нового чуда,
За собой собирая любви лейтмотив.
Собирательный образ утопии
Нежилой квартал искусства наяву -
Твоя причина думать современно,
Надменно расправляя душу жить,
По сердцу личной раны говорить,
Не стало времени и чёрного упрёка
Считать твою любовь задатком силы,
Одна осталась мыслью быть готовой -
Страдать фигурой мести в бытие.
Лежит и понимает образ счастья
Внутри неё развесистая нежность,
Гордыне говорит, чтоб стало ясно -
Читать свой разговор напротив лжи.
Ты обещаешь жизни ставить маску,
Ища влюблённый слой её манеры,
Но год за годом думаешь подсказкой,
Что этот рай измена на любви,
В которой мысли чёрные изгои,
На топком льду изнежены в пародии
И светлым облаком не меркнут на ряду
Потусторонней ясности в бреду.
Откуда образ прочитал любовь
В утопии мелькающих привычек,
Искать ли личный фарс ему обычно,
Иль воздухом прожить немой укор.
Тебе нелепо думать о других,
Обратный склеп проносит их мотив,
Где нежный образ крутит спесь ума,
Досадой обернувшись на морали,
Её несмелой ясностью пародии,
Что ты живой и болью отойдя -
На свет материи уносит с головой
Космическое поле жизни новой.
Оно пародия из честности вокруг,
Забыло юмор и нетленный приговор,
Как этот фарс за образом любви -
Ему вникает в сердце сладким ядом,
Как жил ты рядом, обернувшись тьмой
И редко говорил, как путь немой,
Но собирательный и очень многоликий,
Увенчанный на ниве от печали.
Избыток радости твоя мечта потуги,
По человеку смотрит в час разлуки -
Твоя гордыня в малом рукаве
И ищет преисподний свет в толпе,
Диктуя правило искусства на глазах,
Вопрос из личной жизни и причины,
Её достало ценностью иметь -
Другое право на себя смотреть.
Чтоб обывательски умножить разговор
И стать моральной притчей на разлуке,
Где нежит свет искусственные муки,
Что также говорят о сердце в ней.
Природа обещает спать умом,
Но вечный сон пародии под право -
Твоя мечта внутри интеллигента
Уменьшенной картины вдоль сердец,
Скитаешься на ней, что наконец
Умножишь счастье в собственной гордыне,
Что будет лучше создавать приют,
На этом сне и личности отныне.
Вниманию под проданный восторг -
Ты ощущаешь толк и маленькое чудо,
Оно нутром раскрытое забрало,
Где видит день испепелённый факт,
В твоей судьбе, забывшей робость чувства,
Внутри истории и шаткой перспективы,
Где мы одни собрали образ мирный,
Чтоб волей обойти тот край Земли,
Ему ли золотое чрево маски -
Ты дорожишь в искусстве видеть право,
Что создавать моральные подсказки
На этом ложном казусе беды,
Они твои искусственные мины
И сердце слов задетой перспективы,
Служа вопросам идеала смотрят
На этот мир в нетленной глубине.
Идиллия свой носит ренессанс,
Чтоб жить искусно на одной могиле -
Её прилежной доблести и миром
Нести свой чёрный крест пути назад.
Он страх моральной дерзости и чёрт,
Ему не уготован мир напрасно,
Что держит слов готовый приговор
И болью говорит свой такт, как гласность,
Преследуя мифологические тени
Ты держишь путь обличья над ними,
Но новая заря проникнет к стилю,
Им обещает свет утопии живой -
Проклятие любви и смерти имя,
Что носит объективность страха рядом,
Им говоря искусство на прощание
По собирательному образу и смыслу.
Фортуна смерти к небу прилегает,
Уносит честью форм катарсис лично
И гроб культуры к имени сплочает
На чёрном свете мудрой тишины,
Под фактом этой песни до войны
Осталось думать притчами условно,
На цели говорить обиды скромно,
За этой дверью мысленной борьбы,
Ей собирает образ счастья мирно -
Другую пищу зла коварной лиры,
Не носит имя в слаженной мотивом
Культуре многоликой пустоты.
Вопрос её дрожит и поднимает
Свои манеры философской пищи,
Что ужас слышит именем и знает
На этом чёрном свете идиомы -
Свои утопии по глади роли новой,
Системы истин на проклятии из слова
Сердечной дерзости забытого знакомо,
Но говорящим числам в новой темноте.
Уйти от сомнения
Над полноправным раздольем маня -
Светит топорщась безликому сну,
В собственной гласности, снова вопросом,
Чтобы уйти за последний причал.
Много судьбе не отдал над сомнением
Твой сердобольный пришелец во тьме,
Звёздами светит, как смыслы во сне,
Где понимает о псевдонауке,
Жажда ему одноликое слово,
В праве уснуть из нутра одиноко,
Ключ подбирая за сердцем игры,
Волей примера, что было бы завтра.
Над политическим именем плут,
Странно идёшь за особой внутри,
Гордо подняв эполеты на солнце
В сказке о центрах судьбы монолога,
Знать бы об этом лице у порога,
Сколько манеры ты высмеял сердцу
За долгожданное право унять -
Мирное русло знакомой беды.
Нет и не стало гордыни из завтра,
По человеческой ноте им ставить
Долг бесконечности мысли, прощая,
Чтобы уснуть в унисон от прощания,
Верить по страху беды от приличных,
Сколько забрала усилием воли -
Память в свои нетипичные своды
По обоюдному слову в причине.
Старости верить о новой личине,
Жить, чтоб уйти от её передряг
В тесном раю от особенных драк -
Между фатальностью круга другого,
Знал бы приличию мира иного,