А как?.. я обернулся к проводнику.
И замер, никого не было. А затем сумрак просветлел, и я снова оказался в кабинете Сибил.
Что вы видели? потребовала она. На этот раз сеанс был очень короткий.
Голова раскалывалась от боли, я поднял руки и помассировал виски ледяными пальцами.
Ничего, вяло соврал я. Какие-то световые эффекты, а потом страшно разболелась голова.
Сибил долго в упор смотрела на меня, так что мне сделалось неуютно.
Ладно, в ее голосе прозвучала досада. Надеюсь, другой раз окажется результативнее.
Она даже не пыталась хитрить, видимо была уверена, что за ночь я все позабыл. Тот же молчаливый санитар проводил меня обратно в комнату. Я надеялся, что из-за краткости визита к «доктору» у меня останется больше времени до укола. Сразу направился к водопроводному крану, открутил трубку слива и стал осматривать стену. Металлическим предметом легче колупать, чем голыми пальцами. Скоро нашел слегка выпуклый шов и принялся за работу. Только бы никто не посмотрел в глазок! Но кавказцы казались не особо рьяными надзирателями.
Обои отдирались легко, а кускам штукатурки я не давал упасть на пол и складывал в стороне. Довольно скоро оголил доски, и тут пришлось попотеть: железной трубкой никак не мог отковырнуть первую из них. К счастью, вторая оказалась прибита всего одним гвоздем, работали здесь спустя рукава. Наконец я пролез в соседнюю комнату, где пахло пылью. В окне уже стемнело, но его не загораживала решетка, и я осторожно выглянул.
Я находился на третьем, верхнем этаже. Ограда здесь подходила к стене здания и казалась легко доступной метра два по карнизу (здание было старой постройки, с карнизами и лепниной). Лишь бы никто не посмотрел вверх. Безопаснее было подождать темноты, но я не хотел рисковать: в мою камеру могли зайти для укола. Когда открывал раму, петли противно завизжали, и я снова взмок от пота. Но никто не стал ломиться в дверь, так что я еще раз оглядел двор и взобрался на подоконник. Потом, стараясь не глядеть вниз, перебрался на карниз.
Оказалось удобнее, чем ожидал: руками можно было придерживаться за водосточный желоб вдоль крыши, а вниз я по-прежнему не смотрел. Только сразу повеяло холодом, и мокрая майка прилипла к спине. Я довольно быстро добрался до верха стены, но там оказалась колючая проволока. Пока перебирался, разорвал штанину и оцарапал до крови ногу. Наконец повис на руках по ту сторону, глянул вниз, где уже сгущался сумрак и разжал пальцы.
До сих пор я гордился собой: сумел воспользоваться помощью таинственного проводника, выбрался из комнаты и вот-вот окажусь на свободе, прямо как Джеймс Бонд. Но на этом везение кончилось. Пресловутый Бонд приземлился бы беззвучно, а рядом оказалась блондинка на иномарке. Я же влетел в кусты с громким треском, на миг зацепился пижамой, а потом больно приложился боком о какую-то корягу.
После такого шума можно было спокойно лежать и отдыхать: за стеной взвыла сирена, залаяли собаки. Но я как дурак вскочил и, прихрамывая, пустился бежать по скользкой от хвои земле. Очень скоро сбоку метнулось что-то черное, сбило с ног и жарко задышало в лицо разинутой пастью. Я представил, как сейчас овчарка вцепится мне в горло, и постарался лежать тихо. Где-то слышал, что лежащих собаки не трогают.
Или действительно так, или собачка решила растянуть удовольствие, но в горло не вцепилась, а оглушительно залаяла, обрызгав мне лицо горячей слюной. В ответ послышался скрежет бегущих по гравию ног, непонятные, но явно недоброжелательные возгласы, а затем кто-то саданул ботинком в больной бок. Хотя сильно меня не били: ребра, похоже, остались целы. Только когда вздернули на ноги, я получил такую плюху, что перед глазами заплясали искры, а рот наполнился соленым. Затем меня отволокли обратно, но уже не в родную камеру, а на второй этаж. Бросили как мешок на пол и оставили размышлять о том, что Джеймса Бонда из меня не получилось.
Через некоторое время я попытался встать и с удивлением обнаружил, что ноги держат, а кости вроде целы. В этой комнате тоже был умывальник с зеркалом, так что я подковылял и стал обмывать лицо, шипя от боли. Тут в двери щелкнуло, и я повернул голову: неужели пришли добавить, или уже с уколом?.. Дальнейшее помню обрывочно, словно слайд-шоу на экране монитора. Теперь-то я понимаю, почему.
Вошедший незнаком, и на нем не белый халат, а черный подрясник. Сердце делает перебой, сразу вспоминаю фигуру на паперти в безлюдной Москве. Вдоль лица старомодные бакенбарды, переходящие в бородку клином, а темные волосы спадают на плечи. Глаза под густыми бровями отсвечивают зеленым, как у кошки. Посетитель кладет на тумбочку какой-то предмет и внимательно смотрит на меня. На всякий случай я решаю быть вежливым и говорю шепеляво:
Добрый вечер.
Здравствуйте, Андрей, отзывается гость. В голосе нет кавказского акцента, который звучал у других санитаров, но что-то в нем кажется странным.
Вы с уколом? я испытываю неприятное чувство от близости черной пропасти.
Однако посетитель медленно качает головой и говорит фамильярно:
Тебе и так досталось. Ложись, я тебя осмотрю.
Я плетусь к кровати, на ходу стягивая разорванную пижаму. Обижаться на «тыканье» нет сил.
Вы из монастыря? Служите при этом санатории?
Монах снова качает головой:
Разве проводник не сказал? Это не санаторий. А я в некотором роде действительно из монастыря. Про Новый Афон слышал?
Он вроде не действующий, я со стоном забираюсь на кровать.
Неужели?.. в голосе гостя слышится удивление. Хотя в последние годы приходилось много странствовать, так что новостей не слыхал.
Он проходится жесткими пальцами по бокам и спине. Я снова шиплю от боли.
Тебе повезло. Ребра целы и внутри как будто ничего не отбили. Впрочем, им не было резона тебя калечить.
Кому «им»? бормочу я. А вы кто, врач?
Я испытываю странное чувство щекотания по всему телу, и боль уходит, сменяясь чувством облегчения и покоя.
Мир имеет нужду во враче, туманно отзывается монах, вот и пришлось им стать А тебе нельзя спать. Бодрствуй.
Почему? вяло спрашиваю я. Неудержимо накатывает сон.
Проводник сказал, что вряд ли выберешься сам. А ты ходил по странным дорогам и видел то, чего еще не видел никто. Другие не должны узнать, что скрывается за завесой, поэтому оставлять тебя здесь нельзя.
Я уже пробовал выбраться, сердито отвечаю я. Так накостыляли
Тише, говорит гость и почему-то глядит на часы, висящие над кроватью.
Я тоже смотрю на стрелки: девять. В прошлый раз мне сделали укол примерно в это время и ушли, оставив падать в тошнотворную темноту Часы издают «тик», а потом еще раз. Странно, между звуками как будто проходит много времени.
Я жду нового щелчка, но монах трогает за плечо.
Пора. Надевай пижаму и идем!
Наконец-то понимаю, что странно в его голосе словно посвист ветра слышится в нем. Удивленно спрашиваю:
Куда? Опять к доктору?
Нет, говорит монах. Разве тебе не сказали, что держат в плену? Хотя да, кололи этот препарат
Он кладет пальцы мне на лоб, из них будто прямо в мозг изливается холод.
Я прочистил твою чакру аджня3, голос звучит глухо в мертвой тишине. Теперь ты начнешь вспоминать, но лучше сделай это потом. Сейчас нам пора.
Почему я должен верить вам? Как вас зовут? я безуспешно оглядываюсь в поисках пижамы и при этом чувствую странное оцепенение: мысли еле ползут, а глаза никак не сфокусируются.
Монах сильно дергает меня за руки и я оказываюсь сидящим на кровати, с пижамой на плечах.
Меня зовут Симон, словно ледяной ветер свистит в ушах. Считай, что меня попросили освободить тебя. В бумажнике твои документы, я кладу его в карман пижамы.
«А как же другие в этом санатории?» хочу спросить я, но язык не повинуется, а руки едва попадают в рукава. Я теряю способность размышлять, даже сердце бьется редко и глухо. Едва могу встать и последовать за своим проводником, двигаться почему-то очень трудно. Симон уже у двери.