16/10/10
Сердце словно камень, брошенный в море
Сегодня утром снова думала о своем круге молодых, преимущественно белых (хотя моей лучшей подругой среди них была Эванджелин Браун, юристка мексиканского происхождения) экспериментальных поэтесс-феминисток, обращавшихся к черным блюз-исполнительницам, чтобы удовлетворить потребность в эмоциональном порно. В начале восьмидесятых большинство из нас еще не публиковались или только начали публиковаться, многие учились в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, где знакомились с той разновидностью феминистской теории, которая не была привязана к репродуктивным правам, истории женского угнетения или сексистской репрезентации женщин. Новый феминизм был связан скорее с символическим порядком и максимой «не дай мужчинам-поэтам Языковой школы[4] захватить твое мышление», иными словами, это был академический феминизм, который предполагал, что написание несвязной поэзии, которая ставит на первый план собственную сложность, каким-то образом должно освободить нас от ужасов логоцентризма.
Билли Холидей, с ее владением голосом и джазовой утонченностью, была у нас гораздо популярнее Бесси Смит. Бесси Смит же, с ее всепроникающей телесностью и аурой беззащитного уничижения, была не для слабонервных. Бесси Смит, в отличие от Билли Холидей, не позволит тебе комментировать ее вокальную технику, вертя в руке бокал мартини; Смит погружает тебя в омут потери и трудных времен. Мы с Эванджелин обожали ее. Мы уплетали чимичанги в Roosevelts Tamale Parlor, восхищаясь гением Смит и рассказывая друг другу интимные подробности своей жизни. Эванджелин владела двумя домами в Рокридже, а я жила от зарплаты до зарплаты, но наша приверженность феминизму, поэзии и чувственности сближала нас.
Сегодня утром смотрела на ютубе, как Бесси исполняет St. Louis Blues. Мне показалось любопытным, как этот видеоклип подрывает кинематографические каноны внешнего/внутреннего хотя, может быть, в 1929 году эти каноны еще не устоялись. Большая часть моих знаний об истории кино сформировалась благодаря просмотру фильмов на канале Turner Classic Movies вместе с Кевином, который выкрикивал что-нибудь в духе: «Для съемок этого фильма ее одолжили у Warner Brothers!» Он завороженно следил за махинациями голливудских киностудий, покупавших и сдававших в аренду звезд словно гламурный скот. Клип начинается с того, что Смит лежит на полу спальни, выглядит она очень жалкой. Она садится, делает глоток виски и начинает петь: «У моего мужчины сердце словно камень, брошенный в море»[5]. Она пропевает эту строчку снова, а потом мы наплывом переносимся в место, похожее на бар при отеле, где она повторяет эту строчку еще пару раз, затем камера снимает публику/хор и, наконец, ансамбль, который начинает играть. Сложно определить хронологическую связь между лежанием на полу и сидением в баре Смит одета в ту же одежду; возвращаемся ли мы в начало вечера, или это происходит позже, или же это фантазия? Кто его знает. Как только публика/хор обращает внимание на Смит, согласно нынешним канонам музыкальных номеров, всё действие должно прекратиться: весь зал должен сосредоточиться на пении Смит и активно вовлечься. Но зрители остаются безучастными, их тела, их выражения лиц бесстрастны. Когда камера отдаляется, даже не заметно, что они поют, лишь на некоторых крупных планах мы видим, как у них шевелятся губы. Официанты бегают с подносами, посетители проходят перед камерой, иногда закрывая саму Смит, а бармен слева продолжает говорить с кем-то за кадром, иногда подозрительно на нее поглядывая, словно та сумасшедшая пьяница, сидит за стойкой и говорит сама с собой. Смит повернулась спиной ко всем: бармену, хору, зрителю. Болезненное одиночество в этом видео не отпускает ее ни на мгновение. Поддержка, которую мы ждем от хора, оказывается какой-то недофантазией. Эта особая покинутость Смит вихрем втягивает зрителя в его собственное чувство покинутости; ее тело качается туда-сюда, словно ничто больше не способно удержать его прямо, взгляд Смит обращен внутрь, точно запертый в мире песни, и в конце она настолько слаба и пьяна, что ей приходится подпереть рукой голову. От видео мне становится неловко, словно я за кем-то подглядываю: атрибуты кинематографической фантазии исчезают, и Смит выставляет напоказ интимную сторону своих страданий, прямиком из глубины, которая не имеет ко мне отношения, на которую я не имею права смотреть. Конечно, мне видится в этом образец, которому я могу следовать в писательской практике, искусно созданная тайна неопосредованного, которая заманивает читателя в чувство глубокого дискомфорта.
Примечания
1
Ежегодный уличный БДСМ-фестиваль. Здесь и далее приводятся примечания редакторки.
2
Пер. с англ. Д. Горяниной, В. Сергеевой.
3
New Narrative экспериментальное движение в американской литературе, выросшее из встреч и семинаров в книжном магазине Small Press Traffic в Сан-Франциско в конце 1970-х. В противовес «Языковой школе», «Новый нарратив» видел ценность в передаче субъективного авторского опыта. Такому письму свойственно осознание физического пространства, метатекст, поэтические стратегии, применяемые к прозе, обращение к критической теории наряду с использованием автобиографического материала и сплетен.
4
Language poets, также Language School авангардное направление в американской поэзии конца 1960-х 1970-х, сформировавшееся вокруг журнала L=A=N=G=U=A=G=E. Поэты «Языковой школы» выдвигали на первый план материальность и самодостаточность означающего и отрицали, что в стихотворении находит выражение личный опыт автора.
5
My mans got a heart like a rock cast in the sea (англ.).