Таким образом, возражение не применимо ко второму моменту в сущности личности, а поскольку оно могло бы быть применимо к третьему только при условии, что оно применимо ко второму, так как его реальная возможность зависит от второго, то оно становится несостоятельным и для третьего. Остается обсудить третий и последний вопрос: Как, собственно, ставится в критической этике вопрос о сущности личности с возможными в ней моментами.
Уже было показано, что ни один из них в нем не отменяется; более того, первый дал еще и тот очень важный положительный результат, что общая детерминация нравственного закона даже требует его, поскольку он всегда должен быть обращен к самосознанию. Кроме того, личность может нести ответственность за свои действия только при полном осознании себя и своего противопоставления миру, в котором она действует. Самосознание, таким образом, является не только самым необходимым и безусловным фактором в природе личности, но и самой безусловной и необходимой предпосылкой всякого нравственного действия, из чего одновременно следует, что только личность может быть носителем нравственных действий. Поэтому личность не просто должна знать и чувствовать себя в себе, но она должна знать и чувствовать себя в себе, чтобы быть способной к нравственному действию, и формальный момент самосознания поэтому сам по себе ценен с этической точки зрения.
Если же мы вновь обратимся к личности как индивидуальности, в качестве которой она отличается от всего остального, что не является ею самой, характеристиками, диспозициями, склонностями, и как ее всегда представляет нам действительность, то уже было показано, что критическая этика не отменяет индивидуальность именно в силу ее чисто формальной определенности. Именно поэтому эта ценность остается незатронутой «разрывом самолюбия», как говорит Кант, или «дисциплинированием склонностей», как это хорошо описал Шварц, которое, согласно критической этике, становится необходимым благодаря универсальному моральному закону. Поначалу может показаться, что это ставит под угрозу индивидуальность, поскольку склонности, безусловно, являются частью индивидуального бытия. Но если Шварц справедливо считает разумным и естественным, что индивидуальные «задатки должны мириться с этой дисциплиной», то это не означает, что индивидуальность в целом, которая является единственно важной, ущемляется даже в отношении задатков, поскольку, как было ясно показано ранее, это не означает, что индивидуальное разнообразие через задатки отменяется полностью. Ведь именно критическая этика поставила склонности как таковые вне всякого морального суждения и подчинила их только воле, максиме действующего субъекта. И именно поэтому она не только оставила субъекту возможность определять себя по склонностям, но даже сделала его долгом определять себя по склонностям, но из долга, в том случае, когда стремление к счастью может быть даже долгом, а именно когда это служит средством к добродетели, к исполнению долга.
Это определение, однако, имеет особое значение для позиции индивидуальности в критической этике и ее категоризации в позитивном направлении. Ибо здесь она сама может быть отнесена к аспекту морального суждения. Моральный закон сможет сделать ее обязанностью развитие и раскрытие ценных сторон ее природы, ее талантов и дарований. И тогда же ей будет предоставлен момент определить себя вне долга, в соответствии со своими склонностями, обратившись для своей деятельности к той области, в которой она может наилучшим образом развить свои индивидуальные склонности и дарования, свои силы и таланты, всегда хорошо понимая, что она с гораздо большей вероятностью не выполнит свой долг в области, чуждой ее склонностям и талантам. Тогда ей не только позволят потакать своим индивидуальным склонностям, но и будут ожидать от нее этого, и ей не только позволят развивать свои индивидуальные таланты, но и будут ожидать от нее этого.
Необходимо дать возможность раскрыться всей своей ценной сущности. Одним словом, мы выбираем именно ту профессию, в которой сможем наиболее полно раскрыть свою индивидуальность. И этот выбор должен основываться не только на учете особенностей конкретной личности, а именно на выборе. Жизненная позиция, которая не устраивает человека, которая отнимает у него силы, не удовлетворяя их, так как не позволяет им свободно развиваться, будет прежде всего склонять его к невыполнению своего долга. И вот перед нами один из случаев, и притом самый значительный, в котором нашим долгом может быть определение себя по склонности не только потому, что этим мы освобождаемся от соблазна нарушить свой долг, но и потому, что только таким образом мы ставим себя в положение, позволяющее проявить свои способности.
Однако профессия это всегда деятельность в определенной культурной сфере, и это соображение также проливает свет на взаимоотношения культуры и морали. Даже если культура не может дать нам одинаковое моральное содержание для всех индивидов а то, что она не может этого сделать, становится ясно из этого рассмотрения, как и то, что именно в этом заключается значение культуры, она, тем не менее, предоставляет человечеству территорию для моральной самореализации. Но поскольку эта территория опять-таки может быть разделена на различные районы, то конкретной индивидуальности предоставляется возможность определить себя для такого района в соответствии со своей личной спецификой, чтобы реализовать в нем нравственный закон. Таким образом, индивидуальная личность получает максимальную свободу для своей деятельности, чтобы полностью раскрыть свою ценностную природу. И мораль не только не мешает этому развитию, но, напротив, благоприятствует ему, поскольку может сделать его долгом и требовать его исполнения.
Таким образом, положение первых двух моментов в природе личности по отношению к критической этике было рассмотрено. Однако нас особенно интересовал и третий аспект характер, который признается как имеющий большое внеэтическое значение. Показав, что в критической этике он не отменяется, а остается, мы, по крайней мере, обеспечили возможность существования третьего момента. Ведь поскольку его предпосылками являются первые два момента в сущности личности, то для сохранения третьего момента необходимо было сначала обеспечить их самих, и это непременно сказалось бы, как только оказалось бы справедливым возражение, что критическая этика должна упразднить всякую индивидуальность, поскольку это возможно только через нее. А поскольку возражение не относилось к этому пункту, из которого только и можно было бы выйти, то возможность существования третьего момента в сущности личности, таким образом, изначально гарантирована. Пока, правда, мы знаем только то, что критическая этика не отменяет характера; о положительном соотношении между ними пока ничего не известно. Но и это уже не является слишком сложным для решения.
Соображение, что моральный закон не требует от нас ничего иного, кроме послушного действия, и дальнейшее соображение, при каком условии личность, в той мере, в какой она важна, и только она, гарантирует послушное действие наиболее надежно, показывает нам, что общее определение морального закона, установленное критической этикой, не только не отменяет и не сохраняет этот третий элемент, но даже благоприятствует ему, действительно в некоторых отношениях и в конечном итоге представляет его как идеал человечества.