§12.
Личность в связи с общей целью нравственного закона.
После этих замечаний мы подходим к истинной цели исследования нашей последней главы. Для того чтобы ответить на вопрос об отношении личности к всеобщему определению нравственного закона, нам нужен был широкий фундамент, на который можно было бы поставить проблему и с которого можно было бы ее решить. Мы начали с вопроса о возможном согласии между личностью и моралью. Но мы еще не ответили на этот вопрос, потому что не могли ответить на него, пока не решили некоторые другие вопросы. Поскольку сохранение личности вопреки нравственному закону, как показывает вся проблема, очень важно, то личность должна была иметь значение и во внеэтической сфере. Поэтому мы должны были спросить, что это за сфера, в которой за ней признается эта ценность, и в чем она состоит. Это, однако, было аналитически связано с вопросом о том, что в этой области ценится в сущности личности. Это, однако, требовало прежде всего знакомства с природой личности в целом. Все эти подготовительные вопросы и их решение сделали нашу проблему необходимой. И через ее решение мы узнали, что из трех моментов сущности личности: самосознания, индивидуальности и характера, индивидуальность значима для нас уже с точки зрения повседневной жизни, но что особенно большое значение имеет третий момент, т.е. характер.
Разрешение проблемы и решение ее предварительных вопросов дошло теперь до того, что остается ответить только на собственно основной вопрос проблемы, задача, которая после детальной подготовки потребует лишь незначительных усилий и может быть решена очень быстро. Нравственный закон, как можно кратко сформулировать возражение, о неприятии которого сейчас идет речь, должен распространяться на всех, он должен, следовательно, связывать всех людей одинаковым образом, налагать на всех одинаковые обязательства в отношении их действий, их поступков и бездействия посредством своего всеобщего определения. Эта всеобщая детерминация, однако, отменяет все индивидуальные особенности, индивидуальные различия между личностями, следовательно, всю индивидуальность, а вместе с ней поскольку она является ее предпосылкой прежде всего все специфически ярко выраженные направления их бытия. То, что только что казалось высокоценным в личности, теперь должно быть уничтожено обобщенным нравственным законом, установленным надиндивидуальной этикой. Таким образом, всякая надличностная этика, стремящаяся отменить ценность, которая кажется столь надежно обоснованной в самой себе, может быть признана доведенной до абсурда.
Основательное опровержение этого возражения будет одновременно ясной экспликацией фактического отношения личности к морали, т.е. ее положения в критической этике. Ведь для того, чтобы разобраться с этим возражением, необходимо различать три момента: во-первых, против какой стороны сущности личности оно направлено; во-вторых, затрагивает ли оно ее даже чисто формально; в-третьих, как, собственно, позиционируется сущность личности в критической этике.
Ответ на первый вопрос будет самым простым. То, что всеобщее установление нравственного закона должно упразднять самосознание, было бы, очевидно, совершенно непоследовательным и ни в коем случае не могло бы иметь места. Ведь это всеобщее определение всегда должно быть обращено к сознанию, которое признает его обязательным и осознает себя связанным им. Поэтому оно требует сознания, которое знает себя связанным им, которое отличает себя от него, которое знает себя и знает его, одним словом, самосознания. Поэтому возражение может относиться только к индивидуальным особенностям, к личности, а ведь личность как индивидуальность и как характер, по-видимому, совершенно отлична от самосознания. В самом деле, можно было бы предположить, что этика, устанавливающая общеопределяющие предписания, могла бы упразднить все индивидуальные особенности, требуя одинаковых действий для всех индивидов и исключая как аморальное любое конкретное отклонение от этого абсолютно стандартизированного действия. Так ли поступает критическая этика и будет ли такая этика вообще иметь какой-либо смысл и не упразднит ли она саму себя, изначально совершенно не зависит от вопроса о том, действительно ли этика предъявляет такое требование к личности. Сам по себе факт, что она предписывает всем индивидам одни и те же действия, был бы мыслим. И через это, но и только через это, этика стремилась бы упразднить всякую индивидуальность, а значит, поскольку индивидуальность является предпосылкой характера, то и характер тоже.
Чтобы теперь доказать это второй вопрос, требующий решения, применимо ли вообще это возражение к тем моментам в природе личности, о которых сейчас только и идет речь, нам остается только решить, действительно ли им угрожает то общее определение нравственного закона, необходимость которого доказала критическая этика. Уже было признано, что этика может иметь тенденцию к этому, но осталось неясным, не аннулирует ли она в таком случае, возможно, скорее в результате своих последствий, сама себя. Мы также не определились с тем, что нас больше всего интересует, связана ли эта тенденция именно с критической этикой. Но это уже было ясно объяснено: при каком только условии эта тенденция может существовать.
Можно представить себе, говорили мы, что этика будет стремиться навязать всем без исключения индивидам одни и те же действия, исключая любое индивидуальное отклонение от безусловно и жестко стандартизированного действия. В этом случае индивидуальность, а значит, и характер действительно будут упразднены. Если мы теперь спросим, действительно ли критическая этика для того, чтобы упразднить индивидуальность, навязывает всем индивидам одинаковые действия, то ответ на этот вопрос уже давно дан в первой главе. Там мы увидели, что моральный закон, обладая универсальной детерминацией, именно для того, чтобы быть универсальным, должен оставаться формальным и исключать всякую материальную детерминацию. Он никогда не определяет всеобщее содержание, поскольку исключает всякое содержание. А поскольку действия равны только в том случае, если они имеют одинаковое содержание, то моральный закон никогда не навязывает всем индивидам одинаковые действия. Поэтому, если он требует, как мы уже говорили в этом отрывке,82 чтобы действующий субъект, для того чтобы его действие было морально правильным и ценным, для того чтобы оно было универсально действительным, был убежден, что каждое другое разумное существо в его ситуации хотело бы или должно хотеть действовать таким же образом, то он не требует одинаковой ситуации от каждого.
И именно по этой причине, можно добавить здесь, он не требует одинаковых действий от всех индивидов. Общая детерминация нравственного закона относится только к диспозиции действующего субъекта, а не к одной определенной по содержанию заповеди, к одному внешнему акту. И только это сохраняет полную самостоятельность личности как морально действующего субъекта. Кантовское учение об автономии также имплицитно подчеркивает значимость личности как действующего субъекта и утверждает ее сохранение в критической этике, что мы здесь и доказываем. Таким образом, видно, что общезначимое определение морального закона следует отличать от общезначимых, но всегда уже конкретных, содержательно определенных заповедей, индивидуальных действий. Первое это общий, формальный принцип, второе это всегда частные, материально определенные случаи. Поэтому насколько верно, что нравственный закон, согласно критической этике, обязывает всех индивидов общей действительностью своего определения, настолько же неверно, что это общее определение требует одинаковых действий для всех индивидов и тем самым отменяет всякую индивидуальность. Таким образом, возражение не применимо к критической этике в чисто формальном смысле, как бы оно ни было оправдано против любой этики, определяемой по содержанию. Но оно упускает суть, поскольку основано на отсутствии достаточного различия между общезначимым принципом, общезначимым определением и содержательно определенными, конкретными заповедями и действиями, которые должны применяться ко всем индивидам, что невозможно в соответствии с нашими предыдущими объяснениями.