Склонность к порногрёзам успешно сочеталась в Сашке с добротной деловой хваткой. Он окончил Плехановский институт, поработал в паре строительных фирм и, приобретя некоторый опыт, открыл свою. Умея быть обаятельным, смог привлечь клиентов и партнёров, а также ангажировать на работу предприимчивых сотрудников, поэтому за несколько лет Сашкина фирма выросла и здорово окрепла. Занимались они строительством коттеджей в Подмосковье. Сама фирма возвышалась над столицей, словно большое жирное растение, разбрасывающее вокруг Москвы семена, прораставшие новыми цветами богатыми домами самых разных архитектурных стилей. Сашка старался угождать любым запросам новых богачей: хотите средневековый замок пожалуйста; русский терем без проблем, восточный дворец с минаретами да нам это раз плюнуть!
Дачу в Немчиновке Сашка любил. Его похожая на крольчиху бабушка умерла, когда Сашка ещё учился в институте, но родители сохраняли участок, хотя и не могли поддерживать его в идеальном порядке. Разбогатев, Сашка снёс все старые постройки и возвёл на их месте внушительный довольно мрачный дом из тёмно-красного кирпича, плотную кирпичную ограду и ещё пару строений поменьше из того же материала. Выглядело это так, будто владелец показывал всем проходящим мимо: во сколько у меня кирпича! да я просто кирпичный король! В Немчиновку Сашка наведывался не то, чтобы еженедельно (за домом следили специальные люди), но три-четыре раза в месяц обязательно туда выбирался.
Катькин звонок застал его за просмотром вечерних новостей. Изредка она звонила посоветоваться о каких-нибудь делах, связанных с немчиновским хозяйством, а вот на дружеские посиделки они давно не собирались. Неожиданно Катька сказала:
Представляешь, тут Денис приезжал!
Хм-м-м? Не понял
Ну, Дениска наш бывший дачник. Забыл?
А, да, конечно!
Сашка немедленно вспомнил такую сцену дико закатывая глаза, он пересказывает маленькому Денису «Вия»: «в страхе очертил он вокруг себя круг ещё страшнее была она, чем в первый раз труп опять поднялся из гроба синий, позеленевший» От ужаса Денискины глаза становятся огромными, взгляд затравленным, а Сашка, упиваясь собственным красноречием, злорадно шепчет: «Перед сном начерти вокруг кровати круг мелом обязательно» «Да, да, да», захлёбывается Дениска. Тут в Немчиновке такое может водиться! Дениска ведь боялся даже глупой безобидной караморы. После Сашкиных рассказов долго ходил и выпрашивал у девчонок мел.
Может, нам всем встретиться, поболтать столько времени не собирались продолжала между тем Катька.
Я за, Сашка тут же прикинул, какую пользу он может из этого извлечь. Одна только просьба: позови Игорька. Никак не могу его выцепить, а у меня к нему дельце очень серьёзное
Катька нервно вздохнула.
Не уверена, что он согласится.
А ты попробуй!
Позвони ему сам.
Он меня избегает кажется.
Ну, ладно, может и попробую, Катька подумала о чём-то своём, недоступном, несбыточном. Несбыточное, но вдруг эта общая встреча сделает его хоть капельку реальным.
Предстоящему событию Сашка обрадовался (всё-таки разнообразие, не единой же обнажённой натурой жив человек) и поручил секретарше заказать пару бутылок французского вина дабы отправиться в Немчиновку не с пустыми руками.
***
Алексей и Анна Рубцовы Лёшка и Анька ужинали дома на небогатой, но уютной кухне. Анька не столько ела, сколько смотрела, как маленький Владик балуется с куриной котлетой. Куда прикольнее вилкой вырезать из котлеты звезду, нежели отправлять её в рот и жевать!
Влад, ну сколько можно?! притворно рассердилась Анька. Перестань в еде ковыряться!
Ань, не надо опять, прошу, страдальчески пробормотал Лёшка.
Анька зыркнула на него недобро.
Оставь свои замечания при себе! Это мой сын!
Анечка
На измученный взгляд мужа Анька внимания не обращала. Ребёнок поглощал её полностью. С нежностью разглядывала она слегка вьющиеся волосы Владика, его курносый нос, чуть заметные веснушки на скулах, маленькие ручки, неумело держащие детскую вилочку. Когда-то она равнодушно относилась к собственной учёбе, но теперь строила планы для сына: в какие кружки будет ходить Владик, какой он будет умный, талантливый и красивый, как другие родители будут ей завидовать.
У Лёшки зазвонил лежавший в прихожей телефон, и он поднялся ответить.
Лёш, не надо, перезвони после ужина.
Аньке хотелось, чтобы они ужинали семьей.
Лёшка лишь с досадой отмахнулся:
Ань, отстань!
Анька, прикрыв на секунду глаза, вздохнула. Отобрала у Владика вилку и принялась раздражённо кромсать котлету на маленькие кусочки, насаживать их на острие и настойчиво запихивать сыну в рот.
Из коридора доносились Лёшкины удивлённые возгласы. Разговор длился около пятнадцати минут, а по возвращении Анька заметила на лице мужа беззаботное и немного детское выражение. Она уже и не помнила, что когда-то Лёшка часто бывал таким. Анька удивилась.
Представляешь, возбуждённо сказал Лёшка, забывая, что и сам ещё не доел котлеты. Это Катька Клёнова! Когда же я говорил с ней в последний раз?
Год назад мы встретили её на Запрудной, и она задолбала тебя проблемами с электричеством.
Ну да, ну да, согласился Лёшка. Так вот она приглашает в гости на эти выходные. Хочет позвать Сашку, возможно Игоря, и ещё Дениса маленького дачника. Помнишь его?
Ого!
Ань, давай съездим. Ты развеешься, вспомним хорошие старые годы.
А Владик? заметалась Анька.
Лёшка поморщился, крутанул шеей.
Я договорюсь с мамой, она посидит.
Не желая расставаться с сыном, Анька артачилась, но в конце концов вдруг подумала, что встреча с друзьями детства поможет воскресить в Лёшке переродившиеся во что-то вялое и аморфное чувства, бывшие раньше живыми и восторженными. После того чудесного лета, когда Лёшка признался ей в любви недалеко от калитки дома, где обитал очень злой рыжий чау-чау, восхищавший всех синим языком, их отношения не прервались, как это часто случается с летними подростковыми романами. Они продолжали встречаться в Москве, и Анька, хотя и не влюблённая в Лёшку столь пылко, как он в неё, невероятно гордилась тем, что у неё есть парень. Поженились они, когда им исполнилось по двадцать лет. Так сбылось проведённое в Немчиновке гадание. Девчонки брали чьё-нибудь обручальное кольцо (Анька стащила на время мамино), подвешивали на нитке и держали его над стаканом с водой. Через некоторое время кольцо начинало раскачиваться (по уверениям гадающих само по себе) и ударяться о стенки стакана. Сколько раз кольцо звякнет, во столько лет и выйдешь замуж. Аньке тогда выпало двадцать.
Замужеством она тоже гордилась. Ещё бы! Многие подружки до сих пор без официальных ухажёров, а она под руку с мужем проплывает по двору на зависть молодым соседкам и бабкозаврам у подъезда. Учиться Анька не хотела, закончила из-под палки курсы делопроизводства и на этом успокоилась. Родители её, сами люди простые, считали это нормальным, а вот Лёшка нервничал. Сын вузовских преподавателей, он, по мнению Аньки, преувеличивал роль образования. Лёшка поступил на истфак, пропадал в библиотеке и постоянно готовился к каким-то загадочным коллоквиумам («Вот так идиотское словечко», думала Анька и коверкала его на все лады: «кулёквиум», «каляквиум»). Пока она, щёлкая семечки, поглядывала одним глазом в телевизор, Лёшка закончил аспирантуру, а Анька не читала даже дамских романов. «Всё враньё в книжках-то этих», говорила она, словно старая неграмотная бабка.
Была в их жизни одна беда: у Аньки никак не получалось забеременеть. Шли годы, и она нервничала всё сильнее. Лёшка вроде смирился с бездетностью, а Анька не могла оторвать взгляда от женщин с колясками, часами бродила по отделам детской одежды и игрушек, разыскивала в Интернете советы по воспитанию, заговаривала с детьми на улицах, пугая порой их мамаш.