Дьявольски хороша.
Обвиняешь меня в пренебрежительности, обзывая придурком? за саркастичным смехом прячу возбуждение. Кошечка моя, забыла, что ты здесь никто, и звать тебя никак? Побежишь как миленькая, даже на край света, если я того пожелаю. Я, тычу на себя пальцем в грудь, твой босс.
Должно быть, гордишься собой сейчас, она щурит красивые глаза, метая в меня сверкающие молнии из узких отверстий. Что, мстить будешь? Думаешь, напугаешь?
В брюках становится тесно, и я бы с удовольствием сейчас поправил член, но не промышлять же подобным перед леди? Хотя Дана, скорее, гопница, очутившаяся в теле сногсшибательной красавицы. Итальянские корни проявляются не только в чарующей внешней экзотике, но и в пылком темпераменте. Усмирить эту кобылку задача не из простых.
Сегодня твой первый день, поэтому я закрою глаза на твою неблаговоспитанность, со всем неприсущим мне великодушием и откровенным издевательством снисхожу до помилования. Чушь про соблюдение субординации еще наслушаешься от Ромы, или Феликса. Я же скажу по-простому. Запихни свое высокомерие поглубже в глотку и не смей перечить мне. Никогда, проговариваю пониженным, рычащим голосом, стирая с лица малейший намек на веселье. Даночка больше не кривит губы в отвращении и гневе, удивленно округлив глаза. Уяснила?
Я испытываю почти физическое удовлетворение от превосходства над Покровской. Поднимаюсь с кресла и подхожу к проглотившей язык девушке. Она пятится, а я корректирую траекторию ее отступления. Она прижимается попкой к краю моего стола и бормочет одними лишь губами: «Черт», понимая, что загнана в тупик.
Я кладу ладони близко к бедрам Даны по обеим сторонам, оставляя между нашими лицами неприлично мизерное пространство. Кисонька в растерянности, не смотрит мне в глаза, блуждая лихорадочно мечущимся взором по моему подбородку, скулам, но не поднимается выше. Она явно не ожидала от меня такой наглости.
Хочу поцеловать ее. Запихнуть свой язык ей в ротик и тщательно отполировать. Развернуть к себе спиной и нагнуть, чтобы пощупать задницу. Зуб даю, жопа у Даны упругая, и шлепки получатся звонкие, сочные, а следы на нежной оливковой коже яркие и розовые.
Рискую поплатиться за это побитыми яйцами, но попробовать стоит.
Черт возьми, мне нечего терять.
Я поднимаю руку, собираясь провести костяшками пальцев по щеке Даниэлы, но внезапно меня ведет в сторону.
Вот срань, я со стоном сжимаю переносицу.
За*бало
Жмурюсь и вслепую вожу свободной рукой перед собой, чтобы найти опору. Адская боль вспыхивает в лобной доле. Я не способен дышать, пропуская через свое напрягшееся естество мучительную пульсацию. Где-то на периферии звучит голос Даниэлы, но я не различаю слов из-за шума в ушах.
Немного отпускает, и я лезу во внутренний карман пиджака. Дрожащими пальцами откручиваю крышечку пластиковой баночки. Стряхиваю в раскрытую ладонь пару пилюль и закидываю в рот.
К моменту, когда моя агония рассеивается, Даниэлы в кабинете нет.
Глава девятая
ДАНА
Что за ерунда только что произошла с Макаром?
Ни с того ни с сего скрючился и замычал от боли. Я воспользовалась шансом и удрала. Броситься на помощь не додумалась. Мы даже не из той категории знакомых, в которой неприязнь перекрывается беспокойством в экстренных ситуациях.
Придурок напугал меня. Что хотел сделать, когда потянул к моему лицу свою грязную клешню? Поцеловать? В немедленном порядке получил бы по своим крошечным бубенцам.
На автомате перебирая ногами через приемную, размышляю: может, я ударила Макара и от шока, вызванного беспардонностью парня, не заметила не поняла, как именно защищалась?
Улавливаю краем зрения, что беловолосый цербер Кирсановых провожает меня неотрывным взором, двигая головой в том направлении, куда я держу курс.
Ты закончила с сортировкой? летит мне вдогонку. Опаздываешь по срокам. Я же сказала, что нужно сделать задание до обеда.
Я резко останавливаюсь. Поворачиваюсь к Насте на каблуках и иду к регистрационной стойке, за которой ей самое место. Она и секретарское кресло инь и янь.
У тебя какие-то проблемы? равнодушно спрашивает.
Да. Ты моя проблема. Кирсановы моя проблема. Моё нахождение здесь проблема, вываливаю на недоумевающую блондинку головной геморрой. Какого черта я делаю среди вас? с едким, хриплым смехом провожу ладонью по волосам. Цирк какой-то.
Высказавшись, шагаю в свой-не-свой кабинет, вспоминая наставление Макара мне: не рыпаться и быть хорошей девочкой. Кроткой, вежливой Он же понимает, что я скорее язык себе отрежу, чем выскажусь уважительно в его адрес и других братьев?
Они не заслужили
Они отняли у меня драгоценного человека.
Остаток дня вожусь с дурацкими бумагами. Изредка появляются на горизонте личные помощники Кирсановых. Тот мутный тип с похотливым взглядом, работающий на Феликса, больше не попадается мне на глаза. Другие секретари мужчина и женщина носятся туда-обратно, выполняя поручения начальства. Они сосредоточены, покорны перед боссами и неболтливы. Как ни увижу их ведут деловые переговоры через блютуз-гарнитуру, не выпускают из одной руки дипломат, а из другой стаканчик кофе.
Еле дождавшись вечера, я первая с этажа мчусь к лифтам. Блонди за стойкой что-то возмущенно мне крякает: «Ты не должна уходить раньше руководителей», «Ты должна спросить разрешения» Я должна показать ей нюдовый маниюр на среднем пальце и с удовольствием это делаю. Пусть катится к черту. Пусть пожалуется Кирсановым. Плевать. Я пережила этот день.
Я справилась.
Шикую и заказываю такси. Поездка на метро прикончит меня. Необходимо холить и лелеять последние нервные клетки.
Спускаюсь на цокольный этаж, читаю сообщение в чате с таксистом. Он подъедет через десять минут.
Но по истечению обещанного срока машина не появляется на парковке. Затем поступает сообщение о том, что таксист попал в дорожное происшествие.
Что б тебя! эмоционирую я, выкрикнув визгливо, и стискиваю телефон в ладони.
Осматриваюсь по сторонам. К счастью, не наблюдаю в обозримом пространстве случайных свидетелей моего маленького срыва.
Придется добираться домой на электричке.
Проклинаю тебя, бедность, ворчу я, подумывая о том, чтобы раскошелиться на пачку сигарет.
Я лезу в приложение с картой Московского метро и вздрагиваю от неожиданности. Рядом тормозит черный глянцевый спорткар с плавными линиями и непроницаемо-тонированными стеклами. Владелец железного коня не глушит мотор, но и не спешит показаться. Держит меня в напряжении и будоражит наличием роскошного транспортного средства. Я люблю машины. Спортивные тачки моя слабость.
Четырехместный жеребец «Ferrari GTC4Lusso», красующийся передо мной, так и манить провести по его соблазнительным изгибам ладонью.
Любопытно, кому принадлежит зверь?
Я задаюсь этим вопросом и немедленно получаю ответ.
Владелец машины опускает темное стекло.
Ждешь кого-то? звучит из салона голос Феликса.
Я чувствую, как напрягается моя челюсть.
Да, скрещиваю руки на груди и поворачиваю голову, делая вид, будто выискиваю взглядом определенный автомобиль.
Я могу подбросить тебя, вот так просто предлагает.
Я ищу в этом подвох. Он обязан быть в словах Феликса. Потому что он Кирсанов. Самый безобидный, миловидный, но поговорка «В тихом омуте черти водятся» с давних пор ассоциируется у меня с младшим из трех братьев. Его темные и большие, как у бэмби глаза кофейного оттенка телепорт во тьму ледяной, зыбкой бездны, скрывающейся за внешней умиротворенностью.
Так что? Я могу тебе помочь? спрашивает Феликс. Он терпеливо всматривается в мое лицо, бархатистый тенор звучит непривычно ровно и доброжелательно по сравнению с язвительной и злобной интонацией его родственничков. Такой контраст сбивает с толку, признаюсь.