Мы выпили по первой рюмке горькой. Потом по второй. Всплыли разговоры о детстве. Потом допили первую бутылку и ополовинили вторую. Дальше все было как в бреду. Начались споры и злые подколы моего старого друга.
И чем ты там, в Москве занимаешься? спросил Максим с ехидной усмешкой. Деньги чем зарабатываешь в свободное от безделья время?
Я занимаюсь рекламой, ответил я. Эта реклама приносит доход. Все довольны. Не работа мечта!
Родя, реклама эта чушь собачья! усмехнулся Максим. Если я не захочу что-то покупать, то и не буду. Не втюхаешь. Не заставишь. Ты че, мля, бездельник?
Ну, вот смотри, начал объяснять я. Люди смотрят рекламу. Видят, что зубную пасту надо наносить на всю поверхность волосков щетки, хотя достаточно и небольшого шарика. Люди будут делать как в рекламе. Поэтому зубная паста будет кончаться быстро и продажи ее увеличатся. Тебе говорят, что йогурт лучше выпивать не раз в неделю, а три раза в день. Средство от похмелья разводить двойной дозой. Телефон ты должен покупать всегда новый, более совершенный, более модный, более и более и более. Реклама это руководство к тому, как тебе надо жить, чтобы выглядеть как успешные и красивые люди из этой рекламы. Реклама продает образ лучшей жизни или надежду на нее.
Реклама это для гомосеков, злобно выпалил Максим пытаясь меня задеть и ему это легко удавалось. У вас там пол Москвы таких. Ты, пади, и сам себе там любовника нашел? Сидите там у себя в Москвах и под хвоста балуетесь. Тьфу, млять на вас.
И мой старый, ненавистный мне друг, расхохотался и сквозь смех сказал:
Ты даже в армии не служил. Понятно, почему тебя в Москву потянуло.
Я в Москву уехал зарабатывать, резко ответил я. Мне надоело бухать, уничтожать себя, губить свое здоровье и винить во всем всех, но только не себя. Кто виноват в том, что ты живешь вот так в дерьме? Только ты! Да и в Москве алкашни не меньше. Пол Москвы выродков.
Завали рыло, Родя! закричал, брызжа слюной Максим. Заткнись или я тебе всю морду разукрашу. Ты думаешь, мне хочется жить вот так? Без работы? С отцом овощем? Кто кроме меня, его будет кормить? Кто за ним дерьмо выносить будет?
Так найди работу нормальную, найми сиделку, иди на завод. Кто тебе мешает? возмутился я.
Какого черта я должен горбатиться на чужого дядю, если мне государство не помогает? снова вспылил Максим.
Как тебе государство поможет, если ты сам себе помочь не хочешь? повысил я голос.
Нефть и газ народное достояние! заорал Максим. Почему мне государство не отдает мою долю? Разворовали все! У самих карманы трещат, а у людей в животах урчит.
Бери лопату и иди, копай! сорвался я на крик. Выкапывай нефть и газ, накладывай себе хоть в карман, хоть в бутылку и живи счастливо!
Максим не смог привести мне объективных доводов в споре, и сделал то, что обычно делает тупое быдло, которое на словах не может доказать свою правоту он ударил меня по лицу. Не сильно, не особо больно, но обида, страх, ненависть и моя слабость проявились на краснеющей щеке.
Я, в порыве гнева, вскочил из-за стола и хотел ударить в ответ, но не смог. Не знаю почему. Может, испугался, может, не хотел дальнейшего развития конфликта. А может и то и другое.
Сядь, Родя, уже спокойней сказал Максим. Сядь. Или я тебя еще раз ударю. Понял? Сядь!
И я сел.
Слушай, Родя. У нас с тобой есть небольшой секретик, ухмыляясь, сказал Максим.
От этих слов у меня все похолодело внутри.
Это твой секрет, выпалил я. И если кто-то узнает, проблемы будут, прежде всего, у тебя.
И у тебя тоже будут, весело сказал Максим. Только мне терять нечего. А у тебя есть новая жизнь, Москва с подхвостыми, реклама и деньги. Понимаешь о чем я? Ты мотай на ус.
Сразу скажи, чего ты хочешь? спросил я.
Родя, я хочу всего десять тысяч рублей.
Хорошо, ответил я и спешно полез в карман за портмоне.
Но это для начала, радуясь своей победе, сказал Максим. Каждый месяц, Родя, ты будешь присылать мне из своей Москвы по тридцать тысяч рублей. Договорились?
Я промолчал. Я все понял, что просто так он от меня не отстанет.
Ох, Родя Родя, сказал Максим, вставая изза стола. А ведь ты всегда был трусом. Ты, Родя серая, тупая, трусливая крыса. Крыса! Пи-пи-пи! И никакая Москва из тебя не сделает мужика.
И он ударил меня снова. Сильно. Больно. Сука!
Родя Родя, издевался играючи Максим. Теперь твоя шкура в моих руках и ты будешь мне подчиняться как собачка! Ха-ха-ха! Родя, к ноге! Родя, принеси палку! Родя, жри дерьмо!
Передо мной промелькнула вся моя будущая жизнь я, трясущийся от страха из-за того, что откроется правда, выкладываю все деньги Максиму, а он умудряется переехать ко мне в Москву и продолжает надо мной издеваться, издеваться, издеваться
Новый удар по лицу вернул меня в реальность.
Моя рука схватила со стола нож, и я ударил им Максима в горло.
Он захрипел. Его раскрывшиеся от удивления глаза смотрели на меня с непониманием происходящего. Наверно он не ожидал от труса такого поступка. Я, в шоке от того, что совершил, встал из-за стола и отошел подальше от своего старого друга. Кровь из-под лезвия ножа, вошедшего почти по рукоятку в горло, текла не большой струйкой. Максим, наверно пытаясь спастись, вытащил нож руками, и из открывшейся раны кровь забрызгала фонтаном и попала на меня. Спустя мгновение он упал, а кровь продолжала хлестать, заливая пол.
Я не паниковал, страх и алкоголь сковали меня и сделали заторможенным. Я вспомнил, что почти ничего в квартире не трогал, отпечатков не должно было остаться. Я собрал в пакет бутылки, рюмки, нож и пошел в прихожую.
Остановился.
Подумал, что нельзя оставлять место преступления таким, будто тут произошла бытовая ссора иначе на меня сразу выйдет полиция. В голове всплыли кадры какого-то старого ужастика с ритуальными убийствами, и я не знаю почему, решил его воссоздать. В тот момент с логикой у меня было не все в порядке. Я нашел салфетку на кухне, обмакнул ее в крови Максима и нарисовал на стене и холодильнике перевернутые звезды пиктограммы. Потом начертил буквы и слова на неожиданно придуманном мной языке похожем на латинский. А завершил я все это надписью «Так будет с каждым грешником». Тогда мне это показалось уместным, я заметал следы как мог.
Я собрался уходить и, найдя забытый мной в прихожей букет, я вернулся на кухню, что бы раскидать лепестки роз. Наверно для убедительности ритуала. Стебли я засунул в тот же пакет, где были бутылки и рюмки. Я снова вернулся в прихожую и, надев обувь, услышал из зала мычание дяди Саши. Новый прилив страха затормозил мое тело.
Сука!
Есть живой свидетель и что с ним делать?
Я, держа в руках два своих пакета, с уликами и продуктами, прошел в зал. Дядя Саша смотрел на меня спокойно. Он не говорил, но я видел в его глазах то, что он все понимал и слышал.
Дядь Саш, виновато проскулил я и по моим щекам потекли слезы. Дядь Саш, прости меня, пожалуйста. Я не хотел. Так получилось.
Дядя Саша что-то промычал в ответ, и я вышел из квартиры, оставив дверь открытой. Я не хотел, что бы дядя Саша умер от голода. Я надеялся, что соседи быстро найдут бедного старика и позаботятся о нем.
Глава 2. Жека Иларионов
Моего двоюродного брата Максима Иларионова замочили. Убили короче. Дело мутное, ну а какие дела могут быть в Розинске?
Убийцу пока не нашли, да и походу не найдут, но есть две версии либо грохнул собутыльник, что не факт, либо сектант, что больше похоже на правду. Только я не помню, чтоб у нас в Розинске сектанты водились. Вот в соседнем городе были какие-то дебилы рядились в черные одежды, хороводы водили на кладбище, песни пели свои дебильные, все дела. А у нас нет, епта. У нас таких конченных нет. А ментам лишь бы ситуацию понагнетать, а журналюгам сенсации одни подавай. Тьфу, мля. Раздувают они хрен пойми что.