У меня были ключи от отцовской квартиры, и с вокзала, я направился прямиком туда.
Мой город Розинск не балует гостей своей красотой и приветливыми лицами горожан. Официально в Розинске проживает тридцать пять тысяч человек, на самом деле вдвое меньше, все пытаются уехать на заработки в Москву, Питер, Нижний. Есть два градообразующих предприятия полуразрушенный завод, который каждый год перепродают и железная дорога с вокзалом, несколькими станциями, депо и ремонтными цехами. В СССР город назывался Путейск, потом Красно Путейск, и уже после, город стал Розинском, в честь какого-то поэта революционера. Город как город, унылая провинция, похож как под копирку на любой другой, ничего особенного. Серая хтонь.
Я шел по своей улице, видел знакомые лица мужчин и женщин, кого-то вспомнил, кого-то нет, но здоровался почти со всеми, кто узнавал меня.
Увидел вдалеке своего одноклассника Игоря Монькина, подходить не стал. Он был пьян и стоял с какими-то бичами, клянча мелочь у прохожих. Я брезгливо отвернулся. Помню у него в школе была кличка Шмонькин, как издевка над фамилией. В школьные годы почти у всех появляются клички, погоняла, погремухи, в основном складывающиеся из фамилий. Чертовкин получил кличку Черт, Пискарева Пискарь, Пьянзин Пьяный. Моих друзей, Максима Иларионова и Ваню Незванного, прозвали Лари и Звонарь. У меня было погоняло Волчков Крючков, а потом просто Крюк. У Ленки Манякиной, кличка изменялась много раз, Манякина Маньякина Живадеркина Психопаткина, в итоге ее звали просто Мясник. И только у Илюхи Сиськина клички не было, ребята иногда сокращали и звали его Сись или Сися.
Я не сразу узнал проходящего мимо Юрку, по кличке ВДВшник. Но, когда он остановился возле меня, разнося аромат перегара, и протянул жилистую, грязную руку, все мое тело обдало холодом, и я почувствовал, как волосы на голове поднялись от ужаса.
Здорова, Родион, сказал Юрка ВДВшник и улыбнулся полу беззубым ртом.
Здорова, Юр, ответил я, пытаясь скрыть страх.
Я уже взрослый мужчина, но при виде старого знакомого превратился в того испуганного юношу, которым я был «цать» лет назад.
Как дела? Давно тебя не было видно, сказал Юрка, продолжая улыбаться, а я вспоминал, как все детство мы его боялись, ведь он был старше нас на четыре года, а когда ты ребенок такой разрыв в возрасте кажется огромным.
Нормально, Юр. Как сам? спросил я и перед глазами проносились картины прошлого, на которых Юрка потрошил кошек и собак большим армейским ножом. А потом развешивал их тушки на деревьях как гирлянды. Летом воняло ужасно. Юрка был жестоким живодером, и я иногда представлял, что было бы здорово, если бы его, вот так же, тем же армейским ножом.
И я тоже не плохо, ответил Юрка. Ну ладно Родион. Я пойду. Сестра меня ждет. Переживает наверно.
Юрка хохотнул. Развернулся. Начал уходить и в моей голове закралась мысль, что я этому безмерно рад.
Хорошо, ответил я и зачем-то добавил: Еще увидимся.
Когда ВДВшник ушел, я радостно выдохнул. Видится с ним второй раз, мне совершенно не хотелось.
В квартире отца было грязно. Очень.
Воняло протухшей едой и грязным бельем.
Я помылся под душем, стоя в проржавевшей ванне, потом надел чистую одежду, которая была в моей сумке, и решил сходить в магазин. Свежих продуктов в этом мавзолее не было.
Через час, возвращаясь, домой с покупками, я встретил на улице бабушку, продававшую красные розы. Цветы начинали увядать.
Сынок, купи последний букетик, обратилась ко мне бабушка. Жене купи или маме.
Нет, бабуль. Спасибо. Не надо, улыбнулся я, пытаясь, поскорей вернутся в квартиру.
В сентябре начинало темнеть в семь и мне не хотелось возвращаться в полутьме, пока алкаши выбираются из притонов наружу, покрывая собой этот город словно сыпь.
Сыночек, пожалуйста, не унималась бабушка. Букетик из пяти роз всего за триста рублей. Очень дешево. Последний.
Нет бабуль
Пенсия маленькая, сынок. Торгую розами, перебиваюсь.
Хорошо, согласился я из жалости. Вот, пятьсот рублей. Сдачи не надо.
Я взял розы, намереваясь их выкинуть за ближайшим углом.
Дай бог тебе здоровья, сынок, пожелала мне вслед бабушка.
Впереди показался еще один знакомый. Вот его я уж точно не хотел видеть, но сбежать я уже не мог. Радостно улыбаясь, и выдыхая перегар, он подошел ко мне. Это был мой друг из прошлого Максим Иларионов.
О! завопил он. Вот он Родион Волчков! Мой старый друг! Мы уже лет семь не виделись.
Здорова, Макс, я попытался придать «веселости» своему голосу.
Родя, дружище, как я рад! Как я рад! продолжал Максим. Слышал про твоего отца, пусть земля ему будет пухом. Но, мы то живем дальше и нам надо выпить за встречу.
Я сейчас спешу, попытался я отвязаться от назойливого друга. Но, через пару дней обязательно выпьем. Обещаю.
Родя, не гони, я сам весь в делах. Нельзя терять не минуты. Давай выпьем прямо сейчас. Приглашаю тебя к себе. Отказа не приму. Понял?
Макс, я только приехал. Только с поезда. Устал
У меня и отдохнешь, епт. Батя тебя давно не видел, уважь старика.
Я согласился, хотя и знал, что ничем хорошим это не закончится. Это была моя первая и самая главная ошибка.
Только это вновь начал Максим оправдываясь. У меня сейчас с деньгами проблемно. Не фартит, братуля. Купи пару бутылок водки, по старой дружбе. Тебе же не внапряг.
Когда я расплачивался в магазине, почему-то не прикрывал свой бумажник, это была моя вторая ошибка, и Максим увидел в моем кошельке наличку, у меня с собою было тысяч пятьдесят.
Помню, еще до отъезда в Москву, отца Максима, дядю Сашу уволили из милиции за пьянку, до льготной пенсии он не доработал два года. Мать Максима, устав от мужа пропойцы, уехала строить свою личную жизнь в Самару, забрав с собой сына. С личной жизнью у нее не сложилось, зарплата на новом месте работы была мала, сын Максим начал пить, употреблять наркотики и мать отправила сына к отцу в Розинск. Вот и пили они вдвоем, отец и сын, Максим и дядя Саша. Слышал, они часто дрались, и дядя Саша не раз выгонял сына из дома. Максим в это время ночевал, где придется и в притонах, и в подвалах, и на улице. Потом дядю Сашу полностью парализовало после двух инсультов, и он больше не смог выгонять сына, а стал в нем нуждаться.
Вот так и живем, сказал Максим, когда мы зашли к нему в квартиру. Он забрал у меня пакет с водкой. Пакет с продуктами, которые я купил себе домой, а букет роз, я оставил в коридоре.
Знакомые, немного выцветшие с зеленоватым оттенком, кое-где ободранные обои, еще с тех времен, когда я приходил к ним в гости. Грязь, казалась, изъела всю квартиру. Запах мочи проникал в ноздри, и я подумал, что вся моя одежда пропитана этой въедливой вонью. Я старался ничего не касаться. От хорошей жизни в столице я стал максимально брезглив.
В зале, на диване, лежал обездвиженный болезнями дядя Саша и еле слышно промычал, когда меня увидел.
Он уже не говорит ничего, усмехнулся Максим. Мычит, сыт и срет. Я уже устал за ним убирать. Ой, надо его покормить. Совсем забыл.
Здравствуйте, дядь Саш, поприветствовал я старого, больного знакомого.
Он, еле заметно кивнул мне в ответ и что-то промычал.
Максим принес с кухни неизвестно когда сваренные макароны и начал ими кормить отца. Дядя Саша немного поел, а потом начал выплевывать, еда не особо пришлась ему по вкусу.
Ешь тварь, злобно прошипел Максим и ударил отца ладонью по лицу, так что послышался громкий шлепок, и этот звук эхом пронесся в моей голове.
Ты зачем так начал я.
Родь, заткнись, буркнул на меня мой старый друг. Ты там, в Мосвах живешь и в хер не дуешь, а у меня тут Розинск за окном и жизнь моя не жизнь, а существование. Ты совсем забыл о том, как тяжело тут бывает.
Мне хотелось побыстрей уйти из квартиры Максима, мне хотелось забыть все то, что я увидел. Но я боялся гнева моего друга, я не хотел конфликтовать и мы пошли с ним пить на кухню.