Свинцовым ритмом горя и печали,
Орды бесчисленной копыта,
И ими же была
Могила Правды рыта
И, как со дна вулкана газ,
Монгольский накрывает сказ
Мать Русь кровавой сетью,
И похотью горит раскосый глаз,
Впиваясь в душу плетью
И воя, из последних сил,
Монгол о Крепость бьется,
Ему уж смерти вкус не мил,
Ведь русский, умирая, не сдается
И Зверь, из тех князей,
Что Русью совладеют,
Вдруг создает себе друзей,
Что зерна как соблазна зреют;
И тот соблазн велик:
Для собственного возвышенья
Мать Русь отдать на поношенье,
И, хищных для утроб своих,
Как благо воспринять
Монголов нападенья обстоятельство,
И тот соблазн пророс
Гордыней и предательством
И каждый князь
Спокойным взором,
Глядит во помрачении зверином,
Как люд единокровный
Падает покойным
В монгольском растерзании тигрином
И брату в помощь руку не подав,
Чтоб на костях его подняться,
Очередной предатель
Жаждет за чужое взяться,
Но душит и его
Нашествия Удав
И Желтая Змея
Так, постепенно,
Русь охватив собой вокруг,
Как-то по-дьявольски степенно
Образовала ада круг,
И Золотая далось имя ей Орда,
На ига бесконечные года,
Ибо предрЕчено было Христом,
Что разделившееся царство
Само в себе пустеет,
Словно сухое дерево,
То, что рассталось
С последним опадающим листом,
И, разделившись сам в себе,
Дом выжить не сумеет,
Под трещины карающим хлыстом
И канули Руси обломки
В змеиный адовый котел,
И золотой луч света звонкий
Пал во ущелье тьмы,
Как гибнущий орел
И там его монголы травят
Огнем предательской напасти,
И из луча,
Из духа русского,
Из золотого света
Злато греха, порока плавят,
Как символ Зверя власти,
И выводок змеиной темной страсти:
Гордыня, похоть, воровство,
Коварство и разбой, убийство,
Злой умысел, безумство, богохульство
Свирепство и завистливое око
И сладострастие, и непотребство
Роем впивается кровососущих мух
В распятый полумертвый российский дух
И разделяется на три Дух силуэта:
Один Христа жемчужный Иисуса,
Другой кровавых дел поэта,
Весь черный от грехов искуса,
И на кресте,
Срамная оболочка эта
Лишь извивается для злобного укуса,
Без покаяния
И без надежды света
А третий силуэт разбойник тоже,
Насиловавший душу
На греховном ложе,
К чужому горлу приставив нож,
Под хохот бесов порочных рож
Но отблеск от Христа,
Жемчужный, невечерний,
Распятому упал разбойнику на грудь,
И все его грехи его ж пронзили сердце,
Обнаживши совесть,
Как скрытую Божественную Суть
И видит он себя в утробе,
Средь материнских вод,
Но вдруг желание,
Будто могильный червь во гробе,
Его сознания пронизывает Свод
И возжелал младенец тот ворваться
Во сотворенный Богом свет,
И в ход пуская Слово,
Будто острый нож,
Срезать, как мясо, золото
Со убиенных лет
И это пожеланье, отразившись
От утробных вод,
Развитие плода пустило
В обратный ход
И опустился потолок сознанья,
Выталкивая прочь из черепа уменье
Произносить слова, как совести познанье,
И речи музыка людской,
Весь свет объявшая любовью, -
Во превратилась рык,
Что разорвал планеты тело,
Словно звериный клык;
И черепа ломаются углы,
Сжимая мозг во маленький комок,
И закипают страсти, ада, как котлы,
И загоняют сердце
Под чешуи замок;
И хищная образовалась рыба,
Вся в чешуе из золотых монет,
Неумолимая, как смерти Глыба,
Неотвратимая, словно морщины
Шрамы от укусов лет
И зазвучал, как флейта,
Рыбы той хребет,
Матери Планете предвещая
Неисчислимость бед
И в светлой чистой глади материнских вод
Вскипел из спермы, испражнений,
Крови водоворот;
И обезумевших страстей
Кружащаяся гонка
Затягивает рыбу ту
Бездонною воронкой;
И все в воронку эту
Ушедшие цивилизации
Пропали безвозвратно в зверя глотке
Космоса канализации
И рыба падает в колодец тьмы кромешной,
Гордыня где правителей земных
Сквозит дырой потешной;
Так Зверь глумится
Над слепыми душами,
Материю свернув земную
В порочный круг,
И ломятся слепцы во западню,
Где наслажденье притаилось,
Как интимный друг;
И в возбуждении давя друг друга,
Все души рвутся к центру круга,
Чтоб захватить над миром Власть
И «Я» свое на ложе Наслажденья,
Снова и снова класть;
А если уж Душа,
Одна из многих,
Вдруг достигнет цели,
От своего могущества ликуя бесконечно,
Преодолев все рифы, ураганы, мели,
Людскою кровию омыв добытый трон беспечно, -
Тогда в такую душу проникает
Насилующий клык,
И рану сквозь
Звучит победный звериный рык,
И та Душа вопит кровящею дырой
Во центре наслаждений Круга,
И превратился вдруг во адский граммофон
Тех наслаждений рой,
И стал пластинкой круг,
На граммофон надетой туго
И завертелась та пластинка
Под острые страдания иглой,
И наслаждение мелькало на картинке,
Под душ истошный вой
А в центре воющей пластинки
Была дыра,
Для душ, туда доползших, последняя нора;
Дырой же дУши сделал звериный клык,
Их поголовно нанизавши
На обезличиванья штык,
И пустотой своей они удобны стали
Для сатанинской острой стали.
И вкруг стальной, звериной воли той
И кружится веками
Желаний человечьих диск,
И какофония на нем
Вопит греховной глоткой,
Она рев Хищника
И Жертвы смертный писк
И в рыбу, что разбойником была,
Зверь загоняет клык.
И содрогнувшись от страданья, Рыба
В Жизни и Смерти уткнулась стык;
И был тот стык пересеченьем бАлок
Вознесшегося над Землей Креста,
И тело там распято Иисуса,
Кровоточащее Христа;
И легионом падших душ,
Во Иисуса дьявол впился Повелитель Мух,
И, как грехов кислотный душ,
Те души мухи жаждут Иисуса
Расплавить драгоценный дух
И распадаться Рыба стала
На рой беснующихся мух
Но взор Христа ее коснулся,
Как ласки материнской пух
И свет жемчужный проникает
Сквозь Рыбы грудь,
И, словно воск, он сердце расплавляет,
И глаз из рыбьих прогоняет
Порока муть
И, прозревая, видит Рыба,
Что Иисус
Ко всем Его терзающим врагам,
Как ко заблудшим детям Божьим,
Испытывает братскую Любовь,
И розой ко Христа ногам
Та опадает муха, что впитала
Его, Любовью переполненную, кровь
И судоргой взошло во Рыбе со-страданье
К Тому, кто во Вселенной любит всех
И за Адама Смертный Грех,
Терпит безропотно страданье.
И Рыбы хищные губительные страсти
Как хвори стали уходить
И превратились во горячку, во катАрсис,
Во болью очищающие страсти
И с болью ощутила Рыба
Своего обличья срам,
И в покаяньи просится обратно
В лика человеческого Храм
И разрывает покаяние
Порочный Хищника и Жертвы круг,
И из лучей,
Сеть солнечных сплетенная,
Рыбу поймала вдруг,
И жгущие ячейки сети
Тело кромсают рыбье,
Как Прощенья плети;
И плавники стают руками,
Ногами вытянулся хвост,
И мозг, развития рывками,
От Рыбы к Человеку тянет мост
И сердца рыбьего
Холоднокровный ток
В любови превратился
Огненный цветок,
И сердце, обновленное рисует
Черты раскаянья Лица
Спасителя по Образу Исуса,
В сиянии тернового венца;
И солнечная сеть на сатану проруха
Вытаскивает душу в Божий Свет,
Рожденье то второе Духа,
Несущего Христа Завет;
И заново родившийся разбойник,
Воскресший во Христе покойник,
По имени ОптА Макарий,
Все золото кладет свое,
Как Кесаря денарий,
В обители духовной основополОжье
Богу воздавши Божье;
И во кровавом золоте, добытом грабежами,
Словно в навозе удобренья,
Макария взрастает монастырь
Вершиной вдохновенья,
Цветку подобный с розовой главой,
В котором Благодатью дышит Мир иной
И нарекли тот монастырь, возросший
В Русской земле,
Что выжжена была монголами,
Как смерти пУстынь,
В раскаяния честь Макария Опты
ОптИна ПУстынь
В пустыне же, во одиночестве смертельном,
Пытку Христос переносил душИ,
И там Его Материя душила
В тисках космической глуши;
Но над материальным злом возрос
Словом Божественным Христос
И, раковиной, Оптиная ПУстынь