Глава 4. Первые трудности
Бесконечная беготня по всей территории лагеря, необходимость за всеми уследить, никого не потерять, всё успеть строго по распорядку сделали своё дело: к концу второго дня после приезда детей я почувствовала себя нехорошо. А если точнее, впервые в жизни ощутила настоящую, упорную, разламывающую череп головную боль. Я пожаловалась Лиле, и она, перепугавшись, погнала меня в медпункт.
Медпункт небольшой деревянный, выкрашенный в весёленький голубой цвет домик располагался в сотне метров от нашего корпуса. Но идти туда мне не пришлось, поскольку наш местный эскулап отдыхал на скамеечке у воды прямо напротив корпуса, в компании лагерного ди-джея Сан Иваныча. Я подошла и несмело поздоровалась. Доктор вежливо ответил на моё приветствие и поднялся со скамьи, а Сан Иваныч только что-то буркнул себе под нос и продолжал сидеть, ссутулившись и втянув голову в плечи.
Константин Александрович, извините, что беспокою вас, но у меня страшно болит голова
Доктор подошел ко мне почти вплотную и стал изучать меня с высоты своего весьма немаленького роста. Шея у него была длинная, нос тонкий и острый того и гляди клюнет, а густые чёрные волосы щёткой торчали на голове, отчего он казался ещё выше. И ужасно был похож на журавля. Что там Старпеда про него говорила? «Он, кстати, очень неплохой специалист». Что ж, посмотрим
Голова кружится или просто болит?
Просто болит.
Подташнивает?
Я прислушалась к себе.
Нет, вроде.
Слабость есть?
Хмскорее, просто усталость.
Понятно. Идите пока прилягте, а я схожу за тонометром и приду к вам. Какой отряд?
Шестой
Я снова поплелась к корпусу, медленно поднялась на третий этаж и в вожатской улеглась на свою кровать. Мне казалось, что моя голова грецкий орех, который засунули в щипцы и давят на него изо всех сил. Так, ну если уже на второй день я так раскисла, что же дальше-то будет? Переоценила я, видать, свои возможности, когда поехала сюда. Но сегодня мне болеть никак нельзя: после ужина надо провести отрядный «огонёк», а Лиля одна не справится.
Так, угухм.. доктор-журавль внимательно следил за стрелкой тонометра. Странно.
Что странно? спросила я умирающим голосом.
Он перевёл взгляд на моё лицо и долго, пристально смотрел, продолжая держать мою руку в своей.
Давление-то нормальное. 120 на 80, идеальное, можно сказать.
Я хмыкнула. Всё понятно.
У меня нормальное 90 на 50, выше никогда не бывает.
Доктор поправил стетоскоп на шее. Вечно они ходят с этим стетоскопом, не расстаются с ним ни на миг, как будто всем вокруг собираются прослушать лёгкие.
А, ну если так, то конечно.будет голова болеть. Полежите пока, выпейте некрепкого чаю с сахаром. Таблеток я вам давать не буду, а то упадёт совсем давление, и ещё откачивать вас придётся. Вас, кстати, как зовут?
Алёна.
Очень приятно. Если позволите, я буду говорить вам «ты».
Да пожалуйста, равнодушно согласилась я.
Алёна, приду тебя проведать после отбоя.
И с этого самого вечера к моим вожатским заботам и проблемам добавилась ещё одна ухаживание местного доктора. Вернее, не ухаживание, а скорее умеренно-настойчивое приставание. Я, конечно, понимаю, что взрослому мужчине трудно выдержать целый месяц без женского общества, но ёлки-палки, я-то здесь при чём? У меня дети, целый отряд, неизбывный песок в палатах, крабики и ненормированный рабочий день. Да и вообще этому Константину уже за тридцать, да и женат он наверняка, и туда же по девочкам!.. Эх, не надо было мне при первом же недомогании идти к врачу! Наверняка он подумал, что я всё сочинила про головную боль, чтоб только привлечь его внимание и познакомиться
После ужина мы собрали наше небольшое племя охотников и собирателей в отрядной игровой. Сначала нам нужно было рассказать пионерам о правилах безопасности. Мы с Лилей записали эти правила на листочке и договорились, что я их зачитаю, а Лиля ответит на вопросы, если они возникнут.
С листочком в руке я встала перед своим отрядом, но увидев двадцать три пары устремлённых на меня глаз внимательных, робких, спокойных, настороженно-недоверчивых, снисходительно-насмешливых, рассеянно-отсутствующих, весёлых, дерзких, равнодушных, я вдруг ужасно смутилась. Впервые в жизни я столкнулась с необходимостью говорить перед незнакомой аудиторией, и поняла, что это будет совсем нелегко. И неважно, что моя аудитория была детской. Думаю даже, что если бы передо мной сидели взрослые, мне было бы проще. Я стеснялась этих детей. Я боялась, что они не станут слушать. Была уверена, что они начнут смеяться. Во рту пересохло, а голос, когда я начала говорить, предательски задрожал. Конечно, можно было бы просто быстренько зачитать правила, уткнувшись носом в бумажку и не глядя на слушателей, но я всё-таки собрала всю свою волю в кулак и старалась смотреть ребятам в глаза, обращаться к ним. Они слушали. Почти не перебивая. Почти не вставляя своих реплик. А многие вообще никак не реагировали. Я подумала, что все эти правила, в общем-то, мало их волнуют. «Не ходить одним, без вожатых, на пляж. Не ходить самим в лес и на озеро. Не лазать по кустам из-за опасности подцепить клеща». Да они и не собираются никуда ходить и нигде лазать! Они будут крабиков ловить и коральки собирать с утра до вечера
А потом мы попросили наших ребят подумать, как назвать наш отряд. Ведь послезавтра открытие смены, и все отряды должны выступить, представить свои эмблему, девиз и спеть свою отрядную песню.
Ну, предлагайте свои варианты названий! мы с Лилей смотрим на своих подопечных и пытаемся изобразить улыбку.
Пытаемся, потому что уже настолько устали, что нам, если честно, не до улыбок. Да и потом, разве захочешь улыбаться, если видишь, что все твои призывы глас вопиющего в пустыне. Пионерам явно до лампочки, как будет называться их отряд, и особо напрягаться, придумывая название, они, судя по всему, не намерены. Но мы с Лилей договорились, что не станем предлагать свои варианты: пусть сами думают, пусть понемногу подключаются к лагерной жизни. А они не желают думать и не желают подключаться. И смотрят все уже не на нас, а мимо, и размышляют, наверное, каждый о своём.
Ну что? Наш отряд без названия останется? вопрошает Лиля и вдруг устало добавляет:
Что же, как хотите. Пусть будет без названия.
Конечно, мы знаем, мы отлично понимаем, что детей нужно заинтересовать, их нужно замотивировать, воодушевить! И сделать всё это наша прямая обязанность! Собираясь в лагерь, я проштудировала немало книжек по педагогике, по вожатскому делу, по психологии детей и подростковМечтала о том, как буду применять все эти знания на практике, как буду играть с детьми, беседовать с ними Но почему-то здесь, в лагере, столкнувшись с реалиями вожатской работы, я вдруг почувствовала, как весь мой воспитательный запал куда-то испарился. Нет, он ещё вернётся и окрепнет, но для этого нужно время, а сейчас я стою перед своим отрядом, перед ребятами, которые, возможно, неосознанно ждут какой-то поддержки, какого-то воодушевления с моей стороны, и понимаю, что не могу им этого дать. В самом деле, очень нелегко, если вообще возможно! кого-то вдохновлять, если сам не уверен в себе и своих силах, когда страдаешь от застенчивости, а ещё когда мечтаешь лишь о том, чтоб добраться до кровати и смежить веки!
Тут начинают раздаваться единичные вялые реплики:
«Дружба»
«Парус»
Может быть, «Моряк»?
«Якорёк»?
Мы с Лилей уныло переглядываемся: поступившие предложения банальны, неинтересны, и кроме того, мы знаем, что некоторые из них уже «заняты» другими отрядами. Впрочем, пионеры и сами это понимают и знают не хуже нас, поэтому и сидят, опустив плечи, сложив руки на коленях и понурившись.