Ночь давным-давно наступила, но сон никак не шёл. Ни мягкая перина, ни шелковая пижама, ни десятки подушек не помогали уснуть. Мысли о случившемся не давали Панкаджу покоя.
Мы не виноваты, шептал он. Джай поправится. Мы не виноваты. Никакого проклятья не существует.
Позолоченные часы мерно тикали на стене, а этажом выше похрапывали родители. Панкадж был готов провалиться в сон, но мерцающие огоньки на потолке нет-нет да и складывались в испуганное лицо Джая. И волнение накатывало по новой.
Диско-шар затрещал и выключился.
Панка-а-адж, позвал тихий женский голос.
М-м-м? лениво промычал он.
Панка-а-адж, повторился зов.
Мамуля? Я уже выпил молоко, сквозь дрёму пробурчал Панкадж.
Панкадж! голос позвал резко и с раздражением.
Ну что? Панкадж разлепил глаза и сел. Что со светом? Амир какуюто рухлядь подсунул. Мамуля, подожди.
Панкадж треснул по шару кулаком и тот снова зажегся. Посреди комнаты стояла Сандхия. С нечеловеческой скоростью она подлетела к кровати и протянула руки к Панкаджу. С пальцев сыпались пыль и песок, костяшки хрустели.
Спасите-е-е! завопил Панкадж.
Черные ногти Сандхии прикоснулись к щекам. Ледяные. Острые.
Панкадж забыл как дышать. Он уставился на мертвенно-бледно лицо Сандхии с черными жилами вокруг глаз. Мысли лихорадочно метались в голове. Куда бежать? Как спастись?
Панкадж оттолкнул Сандхию и соскочил с кровати, но ноги не слушались. Тело обмякло. Панкадж грохнулся в обморок.
***
Панкадж проснулся от звонких причитаний матери:
Панкаджик! Сыночек! Мой бедный Панкаджик! Я тебя убью, если ты умрёшь!
Панкадж открыл глаза. Он лежал в своей кровати, а вокруг собрались отец, мать и доктор Джохар.
Всё тело горело огнём. Панкадж скользнул взглядом: от шеи до пят он был покрыт кровавыми язвами. Зрелище настолько мерзкое, что чуть не стошнило.
Что с ним? Что? дрожащим голосом спросил отец.
Ничего подобного в своей жизни не видел, нахмурился доктор Джохар, протирая платочком лысину. Такой сыпи на свете не существует.
Пухлыми руками мать схватила врача за воротник, намерившись вытрясти из него душу:
Сделайте что-нибудь! Немедленно!
Дорогая, успокойся, вступился отец. Он был в три раза худее жены, но проворностью превосходил.
Панкадж открыл рот. Дар речи, наконец, вернулся:
Сандхия! прошептал он. Проклятье! Свечи! Лампа! Руки!
Родители изумленно уставились на сына. Из глаз матери прыснули слезы:
Ещё и дурачком стал!
Он и не был умным, деликатно заметил отец.