На! Носи на здоровье подарок Степаныча, сказал он, протягивая мне два приличных на вид костыля. Только не задерживай их долго у себя. Они ещё другим пригодятся. Не ты первый, не ты и последний!
Спасибо, Степаныч, сказал я бойцу.
Ну вот, опять сказал Виктор. Я ему костыли достал, а спасибо Степанычу. Ну, никакой благодарности!
А какой благодарности тебе надо?
Вот что значит недавно на фронте. Тут благодарность одна водка или табачок. Уразумел?
Пока ни того, ни другого нет, но разживёмся, почему-то оптимистически ответил я.
Ужин Нетопленая баня, в которой просидел в мокрых от крови бинтах около двух часов в совершенном одиночестве
Отнесли в центральную перевязочную, в которой убаюканный матовым светом электрических колпаков и теплотой радиатора, согревшего повязки и как бы погрузившего меня в тёплую ванну, я уснул на лежавших рядом носилках. Проснулся под утро от прикосновения и нежного женского голоса: «Товарищ! Вы были на перевязке?» Смотрю: рядом стройные ноги, затянутые в чулки, уходящие под белизну халата. Белая косынка схватывает русые волосы, хирургическая маска из марли висит на груди, а глаза сверкают искорками задорного смеха.
Нет, отвечаю.
Раздевайтесь!
А если я не в состоянии сам раздеться?
Помогут! парировала она и, брызнув огоньками в глазах, процокала каблучками туфелек за стеклянную дверь, отделявшую операционную от перевязочной. Там, сев за стол лицом к двери, она углубилась в писанину.
С помощью санитара я разделся и с трудом взгромоздился на обтянутый клеёнкой операционный стол. Подошла крупная и несколько уже располневшая, несмотря на молодость, сестра и стала разматывать с меня бинты. Процедура довольно мучительная. Чтоб не кричать напевал.
Хирург русоволосая личность, разбудившая меня в перевязочной, так похожая на мою архангельскую Машеньку, сама делала перевязку, и от этого мне было легче.
После перевязки меня положили на носилки и отнесли в палату. Перина, подушка, две простыни, одеяло чистота и порядок во всём. Мягкий свет матового абажура и тишина, от которой с непривычки оглохнуть можно. После хвои на снегу в короткие передышки боя и деревянного кузова машины, такая благодать убаюкивала меня, и вскоре я уснул
Проснулся к обеду. Ноги успокоились после перевязки, ощущалась только тупая боль. Знакомлюсь с товарищами по палате. Лежим восемь человек на четырёх двухъярусных койках. Пулемётчик лейтенант Колбасин, доктор Валька Новак, контрразведчик Мишка, сестра госпиталя Маша, заболевшая какой-то хитрой болезнью, и ещё пара лейтенантов, очень скоро покинувших нас.
Лежу, выздоравливаю. Очистили раны, готовят ко шву. Всю работу проделывает Надежда Фёдоровна ординатор хирургического отделения, в которую я склонен был даже влюбиться, ибо по духовному облику она во многом напоминала мне Машеньку.
Испытал на себе процедуру сближения краёв ран клейким пластырем. Причём полоски пластыря рвал сам. Больно. Чтобы не заплакать, пришлось всё время шутить.
Вся жизнь для меня в госпитале сон и игра в преферанс, игра, которой нас выучил Новак, этот русский чех.
Госпиталь в Заверцах расположился в польской больнице, потеснив её в один угол. Познакомился с полячкой, жгучей брюнеткой Анной сестрой больницы. Вместе с ней коротали бессонные ночи. Дальше невинных шуток и бессистемных разговоров на русско-польско-немецком языках дело не пошло.
Сначала двигался по госпиталю на костылях, но после того, как кто-то их умыкнул, пришлось прыгать на одной ноге, а посему снискал себе кличку «воробей». Любим ранеными и обслуживающим персоналом за то, что много пою и шучу. Эх! Кабы не раненые ноги, я бы им ещё и станцевал! Люблю это дело!..
В феврале госпиталь погрузился в вагоны и двинулся вслед за далеко ушедшими частями. После двухсуточного переезда высадились в городе Бернштадт, Германия. Тут опять встретился с Витькой. Упросил хирургическую сестру принести нам немного спирта и выполнил своё обещание, данное в палатке при госпитале, угостив Витьку за костыли. Много смеялись, а потом попросились в одну палату. Разрешили. Прожили неделю, и нас отправили в госпиталь 5475 в город Оппельн, а Вальку Новака эвакуировали в тыл.
Перебирались мы в новый госпиталь на автомашинах вместе с Витькой, Женькой Богоявленским и Мишкой. В Оппельне расположились на окраине города. Причём правая его часть по Одеру в наших руках, а левая у немцев. Тут же нам с Витькой вручили ордена Красной Звезды за бои под Мехталём. Не ожидали! Пришлось вновь обращаться к знакомой медсестре. Обмыли награды прямо в палате. Чувствую себя отлично!
Через некоторое время сняли швы. Здесь я под музыку трофейного патефона впервые на фронте станцевал с льнувшей ко мне парикмахершей.
В один из таких послеобеденных музыкальных промежутков времени немец начал свой «концерт». Первый снаряд, лопнувший на ипподроме, что находился в центре лагеря, состоявшего из деревянных бараков, в которых нас и разместили, застал меня за фокстротом. Обстрел госпиталя штука для раненых страшная. На глазах у врачей умирать не хочется.
Первый снаряд приняли за случайность. Не успел я поделиться своим мнением с Витькой, как совсем рядом лопнул второй. Все стёкла со звоном выскочили на пол. Мы подхватились, и кто как мог, выбрались из бараков в каменные дома города. Страшная паника. Немцы форсировали Одер и совершенно неожиданно атаковали наши части. По улицам бежали солдаты и офицеры. Кто-то из них пытался остановить бегущую толпу, но их никто не слушал и не слышал.
Из окна приютившего нас дома мы увидели, как залп немецкой артиллерии накрыл бегущую толпу солдат. В разные стороны полетели клочья одежды и куски мяса. Страшно закричали раненые. Издали послышался стрёкот автоматов.
Немцы!.. Давай за мной! скомандовал Витька, и мы, семеро раненых в госпитальных пижамах, бросились на улицу.
Витька бежал туда, где лежали убитые и раненые солдаты. Зачем мы поняли только тогда, когда он стал подбирать оружие и патроны. Мы бросились вооружаться. Мне достался хорошо знакомый ручной пулемёт и пара дисков к нему. Женька подобрал автомат и несколько разбросанных дисков к пулемёту. Мишка нашёл где-то десятка полтора гранат, два автомата и пистолет. Другие раненые тоже нашли себе оружие. Мы вновь собрались в доме, укрывшем нас от артналёта.
Димка, давай на второй этаж. Оттуда тебе будет лучше видна улица, скомандовал Витька.
Так же чётко и лаконично он поставил задачу перед каждым из нас, находившимся в доме. Двое, после получения задания, перебежали улицу и обосновались в доме напротив. Таким образом мы прикрывали друг друга.
Ну, сейчас мы с тобой будем отрабатывать полученные награды! как-то весело крикнул мне Витька через пролом в потолке. Не дрейфишь?
Я молча мотнул головой.
Ну и правильно! Чего дрейфить?! и наклонившись к своему ручному пулемёту, добавил: Сейчас мы их умоем.
Я выглянул в окно и увидел идущих вдоль стен немецких автоматчиков. Внутри живота что-то булькнуло, и все внутренности подтянуло к горлу. Я прицелился
Не стрелять! крикнул Витька. Пусть подойдут поближе Димка!
Да!
Перекрёсток хорошо видишь?
Да вроде как не слепой.
Как только они его перейдут, так лупи от домов к середине улицы. Понял?
А чего тут непонятного?! Отрежем их от укрытия.
Молоток. А вы, парни, добивайте их на улице Всем товсь!
Я лупил по немцам короткими очередями, не давая заскочить в дом. Они рассыпались по улице, как зайцы, и метались от одного края тротуара к другому, хаотически отстреливаясь и паля из автоматов вслепую. Наконец, они просто побежали назад.