Хлопцы! Кто тут есть? послышалось с улицы. Не пристрелите своих!
В дверях показался майор, за ним виднелись солдаты.
Вы откуда такие «нарядные»? прокомментировал он наши пижамы.
А вы откуда такие пугливые? съязвил Витька.
Ты давай, паря, не забывайся. Тут майор, а не девка на свидании. Это вы что ли этих гадов уконтрапупили?
Нет, они сами от стыда друг друга постреляли, не мог успокоиться Виктор.
Звание? резко спросил майор.
Лейтенант Сазонов.
Ещё офицеры есть?
Да тут все офицеры, ответил Виктор, и ещё двое вон в том доме, он указал на здание напротив.
Грамотно распределил силы! похвалил майор. Чувствуется фронтовая школа. Давно воюешь?
Больше года.
Оно и видно, он засмеялся. В общем так, братки. Я начальник штаба батальона. Со мной два взвода, но без командиров. Все, зараза, разбежались. Пополнение, мать их в душу и он смачно выругался матом.
Значит так, он повернулся к Виктору, вот тебе отделение, занимай весь дом. Держи немчуру тут. Смотри, чтобы не обошли по другой улице. Тут ещё одна параллельно проходит. Кого туда пошлёшь?
Да вот с пулемётом лейтенант Сверлов. Тоже не новичок. Орден Красной Звезды имеет.
Давай, орденоносец, бери отделение и на соседнюю улицу. Ребята, немца нельзя пропустить пока госпиталь не эвакуируют. Вы, наверно, оттуда?
Я молча кивнул головой.
Упритесь, сынки. Наши должны контрударить. У вас задача не пустить немцев в госпиталь. Лады? и он, развернувшись, побежал с оставшимися у него солдатами за дома.
Так, вступил в командование Виктор, кто из вас побежит отсюда пристрелю! Я ясно изъясняюсь? спросил он у столпившихся солдат.
Ясно, послышалось в ответ.
Сержанты есть?
Вышли двое.
Это ваши отделения? Они молча кивнули головами.
Один со мной, он ткнул пальцем в одного из них, другой с лейтенантом Сверловым! Стоять насмерть. Поняли? повторил он. Все молча глядели на него.
Дима, обратился Виктор ко мне, давай-ка отойдём на минутку.
Мы отошли к побитой пулями стене.
Димка, братишка! Чую я, что попали мы с тобой в мясорубку. Немчура так просто не отстанет. Они видели, какая паника была у наших. Шанс выжить минимальный.
Я хотел его перебить, но он остановил меня жестом.
Да я всё понимаю и не призываю тебя быть стойким. Я вот что хочу сказать Дай мне слово, что если меня убьют, то ты поможешь моей Матрёне и ребёнку. Жаль, что могу и не узнать, кто у меня родился. Если с тобой случится что, то я твоих не забуду и буду им помогать. Сможешь? Договорились?
Я молча кивнул головой. Слёзы душили меня.
Ну, давай, брат! сглотнув комок в горле, сказал Виктор. Мы обнялись.
Беги! И стой там насмерть, а то твоя парикмахерша тебя не простит.
Я ткнул его в бок и направился к выходу из комнаты.
За мной! бросил я команду сержанту.
Мы выбежали из дома и дворами проскочили на соседнюю улицу, по дороге собрав разбросанное оружие и боеприпасы. Не успели занять позицию, как показались немцы. Теперь они шли крадучись, прячась за домами, столбами, разбитыми машинами. Со стороны Витьки раздались выстрелы. Немцы, вытянув шеи, прислушивались к звукам очередей, несущихся с соседней улицы.
Огонь! скомандовал я, и началась наша работа.
Минут двадцать мы перестреливались с залёгшими немецкими автоматчиками. На соседней улице ударила пушка. Потом второй, третий раз.
Сержант, позвал я, пошли бойца узнать, как дела у соседа. Сам ко мне.
Подползший сержант вопросительно глядел на меня.
Как зовут-то?
Сержант Воробьёв.
Меняй фамилию на Орлов, улыбнулся я сержанту. Тот кивнул головой.
Зовут-то как?
Димка.
Во! И меня Димка! На-ка тебе две гранатки, давай по крышам вон к тому перекрёстку, я показал рукой на перекрёсток, находившийся от нас метрах в ста. Там может появиться пушечка, тогда нам кранты. Вот ты её, когда она там появится, и уконтрапупь, повторил я слово майора. Понял?
Есть! Чего тут понимать?! Сделаем!
Возьми с собой бойца.
Есть! и он, пригнувшись, побежал из дома, на ходу скомандовав: Сарычев, за мной!
Солдат, вскинув на плечо автомат, молча побежал за ним.
Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! услышал я за спиной шёпот.
Повернувшись, увидел присевшего бойца. За ним присело ещё человек пять-шесть.
Ну?
Там погибли все. Вот только эти и остались. Они, он кивнул головой в немецкую сторону, пушку вкатили в дом и оттуда из окна ахнули по дому, где был Ваш лейтенант. Потом два раза добавили, и дом обрушился.
Ну?
Что «ну»? Вот все, кто остался жив.
Сержант здесь?
Я сержант, поднял руку один из сидевших солдат.
Присягу принимал? я в упор глядел на него.
Принимал, отвечая, стал подниматься с земли сержант.
Сидеть! скомандовал я. Так какого чёрта оставил позицию без приказа? Ты слышал, что сказал лейтенант? За отход расстрел на месте. Тебя тут шлёпнуть, или ты сам вернёшься на своё место? Там люди, раненые, я указал в сторону госпиталя, а он в штаны наложил. Марш на место! И пушку уничтожить!
Есть! резко ответил сержант.
Да не рискуй сам и людьми, добавил я примирительно. У тебя же, наверно, мама есть?
Есть. И сестры две. А батя погиб.
Ну, так ты иди и живи. Но фашистов не пропусти. Понял?
Так точно! Ну, я пойду? он вопросительно смотрел на меня.
Идите! скомандовал я.
В это время раздался взрыв гранаты, потом второй. Я бросился к окну. На перекрёстке валялась пушка и её расчёт. «Ай да, Димка! подумал я, Молодчага парень!.. Теперь не дать этим крысам нас продавить!»
Мы ещё держались минут тридцать-сорок, отбивая атаки немцев, но из-за реки вдруг ударила батарея.
Все из дома на улицу, скомандовал я, и это было последнее, что запомнил. Какая-то сила ударила меня в грудь, и я потерял сознание. Как потом узнал, немцы обстреливали город ещё двое суток, но наши госпиталь сумели эвакуировать и меня вместе с ним. Вытащил меня из-под обломков дома тёзка Димка. Уж как он умудрился это сделать, не знаю. Я получил серьёзное ранение в грудь. Осколок снаряда прошёл через лёгкое и, слава Богу, вышел насквозь.
А Витька погиб. Когда я очнулся после операции, мне передали письмо, пришедшее в госпиталь на его имя. Жена писала, что у них родилась девочка, и что она назвала её Лилей, в честь его матери.
Нас, оставшихся в живых после бойни в Оппельне, привезли в город Бриг, передав в госпиталь 5474.
«Машенька!
Дня два-три тому назад я разрядился в душе успокаивающим письмом в твой адрес. А вчера успокоился ещё больше, получив от тебя письмо. После довольно-таки болезненной перевязки вернулся в палату, а тут меня ждёт твоё письмо! И, несмотря на боль, принялся читать его. Боль сразу же куда-то ушла, а я читал и читал твоё письмо, испытывая какое-то душевное удовлетворение. А сегодня утром прочёл его ещё пару раз и стал писать ответ.
Ты пишешь о шаблонности интересов молодых людей, к плеяде которых и я, кажется, ещё имею право причислять себя. Меня не затрагивает это и не ущемляет моего самолюбия. Но ты строго судишь молодёжь, родная. Так нельзя. Возможно, что ты вынесла своё заключение о молодых представителях нашего века, исходя из отталкивающих сторон отдельных типов, а не берёшь в основу заключения многогранную жизнь большой массы молодых людей и забываешь учение Дарвина о том, что в природе нет двух особей одного рода, вида, класса совершенно похожих друг на друга.
Я ещё молод и живу в среде молодых людей, знаю их духовные потребности, подчас «влезал» в их интимную жизнь и вынес мнение, которое противоречит твоему. Или, может быть, на гражданке за год молодёжь изменилась? Мало вероятности, хотя война до некоторой степени обесцветила жизнь молодёжи в любых её проявлениях.
О тебе. Всё скучаешь? Думаешь, что твои года ушли, или интереса в жизни не находишь? Если только первое, то знай, что ты любима, что к тебе рвутся, о тебе мечтают, не то что думают. Встретимся, и жить будет интересно. Так что не приучай себя к скуке, ибо она превратится в привычку. А привычка вторая натура! Скучной ты никогда не была, а твой смех до сих пор серебряным колокольчиком звенит в моих ушах.