Нет. Моя. Я же вижу. Особенно глаза.
Глаза у младенчика ясные, громадные, синие.
Ритэся, нежно говорила Тамарочка, сейчас я тебя покормлю.
Вынимала из-под лифчика нежную, полную грудь. Гусев отворачивался. Курил папиросу, сыпал пепел в форточку.
Тамарочка ребенка покормит, уложит и за сердце схватится.
Значит, опять в аптеку за лекарствами бежать.
За каплями пустырника; за настойкой валерьяны.
А денег-то где взять?
Однажды вечером гуляла Тамарочка с маленькой Ритой по Арбату. Уже зажгли фонари, темнело. Тамарочка боялась темноты, домой заспешила. Риту за руку тянула, а та упиралась: «Не надо домой! Хочу еще погулять!» Фонари горели цветно, странно искрились. Соблазн висел и таял в теплом вечернем воздухе. НЭП, и настежь открыты двери магазинов, лавок, ресторанчиков. Покупай не хочу, жри от пуза! Откуда-то все появилось: и шелка, и икра, и сдоба. У кого деньги водились, кто мошной звенел накупал всего, в ресторациях сидел допоздна, ел и пил, песни Петра Лещенко слушал.
Тамарочка, зубы сцепив, гордо шла мимо лавчонок и кабаков. Ни ногой сюда! Никогда!
А потому что у вас кошелек тощий, мадам.
Почуяла взгляд спиной. Остановилась. Осторожно глянула через плечо, кто за ней идет.
Человек приподнял вежливо котелок.
Мадам? Проводить вас?
Я не мадам.
Ах, прошу прощенья, товарищ.
Согнул руку колесом.
Обопритесь. Всюду бандиты. Вам со мной спокойнее будет гулять. Вы, извиняюсь, где проживаете?
А вот это вам не надо бы знать, покосилась Тамарочка, но руку опасливо на сгиб мужской руки положила.
Так шли по Арбату. Фонари бешено горели над их головами. Сыпали искры.
Что вы молчите? наконец спросила Тамара.
Человек в котелке сказал медленно, задумчиво:
А что говорить? Вы красивая женщина. Вижу, замужем. Кивнул на дешевое позолоченное колечко на безымянном пальце Тамары. Самое большее, что я могу сделать для вас, это до дому проводить.
А вы кто такой?
Улыбка изогнула печальные губы.
Я? Скажу не поверите все равно.
Тогда не говорите, выпалила Тамарочка, испугалась не на шутку.
Молча шли. Малышка Риточка семенила ножками, обутыми в шитые башмачки с кружевом.
Прошли весь Никитский бульвар. Потом Тверской. Постояли у памятника Пушкину. Вышли на Тверскую. Дошли до Газетного. Ночная тьма чернилами заливала Москву.
Я здесь живу, шепотом сказала Тамарочка, кивая на подъезд.
Тогда человек выпустил ее руку, снова приподнял котелок и вежливо сказал:
Сегодня я добрый. Я вас не тронул. А мог бы тронуть. Я все могу. Мне все подвластно. Не то что вы, слабенькая. Если бы вы по доброй воле со мной! Я бы показал вам мир. Роскошь. Счастье. Дальние страны. Вы бы узнали, что такое власть. И деньги. Вы бы поняли, какое это наслаждение. Но вы упрямая. Вы железная. Вы выбрали нищету и смерть. Ну и все тогда. Прощайте.
Шаг назад от нее, еще шаг, еще шаг.
Кто вы?! крикнула Тамарочка в ночь.
Из тьмы донеслось:
Вам не надо это знать, мадам. А вот я про вас все знаю. Вы умрете после большой войны. В день, когда война окончится.
Лунным светом блеснул из тьмы гладкий, мертвый котелок.
Тамарочка схватила на руки Риту и побежала по лестнице, будто за ней гнались.
Весь вечер продрожала. Пила бром.
К полночи пришел домой Ваня. Он дежурил на электростанции.
Потребовал супу горячего. Хлебал ложкой шумно, с присвистом.
Тамара сидела рядом и глядела, как он ест.
Спрашивала себя беззвучно ледяными губами: а ты хочешь быть богатой?
Фотография третья. Парад
Риточка на даче в новой матроске.
1935 год
Мамочка, а мы сможем купить мне белые танкетки?
Тамара Анатольевна приподнимается на локте, лежа на диване, тянется к ридикюлю, вынимает старинное польское портмоне из телячьей кожи.
Считает деньги.
Виновато поднимает глаза на Риту.
Ритэся знаешь
Мамочка! Мне на первомайский парад! На Красную площадь! Нас весь класс записали!
Парад Первомайский Да
Мямлит. Слова ищет. Рита глаза виновато опускает.
Хорошо, мамочка. Я что-нибудь придумаю!
Я уже придумала, говорит Тамара Анатольевна тихонько. Накрась свои холщовые тапочки зубным порошком. И будут тебе белые танкетки.
Рита хлопает в ладоши. Прыгает восторженно на месте, будто через скакалку.
Да! Да! Как ты здорово придумала!
«Какой она еще ребенок. Как ей мало надо для счастья».
Весь вечер Рита разводит в воде зубной порошок «С добрым утром». То недоложит порошка, то переложит. Целую коробку извела. Получилась белая замазка. Ею Рита густо намазала тапочки из серой холстины. К утру замазка засохла, чем тебе не белые туфельки!
Встала рано, в пять утра. Долго гладила белую майку и белые шорты.
Мама Тамара пила сердечные капли, умиленно смотрела на дочку. Худышечка, а хорошенькая! На парад сегодня пойдет! Руку в салюте вскинет!
Рита и красный галстук прогладила. Ни складочки. Ни сучка, ни задоринки.
Перед зеркалом стояла, галстук, морщась, завязывала.
Дай я завяжу, слабо, задыхаясь, предложила мать.
Не надо, мама, лежи! Я сейчас тебе кофе принесу! И бутерброды с творогом!
Несла в постель матери на мельхиоровом подносе: чашку кофе с молоком, по-варшавски, молока больше, чем кофе, два куска ржаного хлеба намазаны белым творогом и чуть присыпаны солью.
«Замазка из зубного порошка», подумала Тамара Анатольевна и прижала руку к губам.
Мамочка, тебе плохо?! Тебя вырвет?! Ох!
Ринулась за полотенцем на кухню.
Вернулась мама Тамара лежит без сил, глаза ладонью прикрыла.
Ничего не хочу, детка. Ни кофе ни бутербродов. Поставь все на стол. Я подремлю. Ты на парад уйдешь я сама встану и поем.
Утро, ясное майское утро! Улицы Москвы запружены народом. Все идут глядеть парад!
Рита бежит в школу, опоздать боится: выход назначен на восемь утра.
Еще издали, пока бежала, увидела: стая белых голубей, да на земле!
А это девочки их школы в белых майках, в шортах снежно-белых.
Резвая, веселая юность страны!
Сейчас молчи, кто недоедает, у кого в семье родных в тюрьму забрали. Забрали значит, за дело! Молчи о плохом! Надо только о хорошем. Цены снижаются! Продуктов в магазинах все больше! Вон, народ наш, счастливый, идет под красными, прекрасными флагами! К новой жизни, к счастливой, идет!
Рита ежится в легкой майке. Ветерок-то прохладный. В конце апреля только снег сошел. Обнажился асфальт, умылись солнцем дома. Много в Москве новостроек! Растет город!
«Любимый город, любимый», сами шепчут губы.
Музыка звучит со всех сторон. Школьников выстроили попарно, учитель географии, Валентин Авдеевич, командует: вперед!
Из репродуктора раздается на всю ширь улицы, над усыпанными липкой первой зеленью тополями:
Холодок бежит за ворот,Шум на улицах сильнейС добрым утром, милый город,Сердце Родины моей!Рита поет вместе со всеми, в разноголосом ребячьем хоре, стараясь не сбиться с ноги:
Кипучая, могучая,Никем непобедимая!Страна моя, Москва моя,Ты самая лю-би-ма-я!Солнце восходит. Утренний холод разгоняет. Листва тополей тени на солнечный тротуар бросает. Лучи в лицо ударяют.
Дети! Крепче за руки держитесь! Не теряйте строй! Подходим к Красной площади! В колоннах строиться по восемь человек!
Ими умело дирижируют. И они слушаются.
Маргарита Гусева! Левее, левее! На левый фланг!
Рита послушно делает шаг влево.
Над их строем взвивается, разворачивается на ветру огромное красное знамя.
Древко держит в руках ученик их школы Максим Савенко.
Тяжелое знамя, Максим под его тяжестью шатается. Но держит.
И улыбается во весь рот.
«Вот он зубы точно сегодня порошком как следует начистил».
Идут колонны. Вздымаются, летят по ветру знамена. Не только красные. Белые, голубые, зеленые знамена спортивного общества «Трудовые резервы». Смех, улыбки. Ветер дует в свежие юные лица. Честь и молодость страны! Юность Москвы! И Рита среди них! И она поет! И рука вскинута над гладко причесанной русой головой в радостном пионерском салюте!