Ну ведь не из-за меня же это!
Я глянул вслед студенткам, потом пихнул здоровяка локтем в бок.
Так и не помирились?
Не-а, с деланным безразличием выдал в ответ Карл.
У Мефодия уже в печёнках её выкрутасы сидят, объявил Ян.
И вызывает острую антипатию аполитичная позиция её окружения! добавил Костя.
Карл зло зыркнул на приятелей, дружинницы захихикали.
Всё, опаздываю! заторопился я, взглянув на часы.
Посидим «Под пальмой» вечерком? предложил Карл.
Нет, до ночи на дежурстве буду. Давай завтра на занятиях пересечёмся и всё решим.
Завтра тренировка у Малыша. Придёшь?
Во сколько?
Как обычно.
Да, подойду в зал. Там всё и решим.
Но распрощавшись с приятелями, двинулся я отнюдь не на дежурство вместо этого поднялся к Лизавете Наумовне. Ну а там всё как обычно: обращение к сверхсиле и обработка контрастным порошком, оценка состояния внутренней энергетики и нервозность в ожидании вердикта.
Тот не то что совсем не порадовал, но и от «всё прекрасно, свободен» определённым образом отличался.
Не так всё и плохо, отметила Лизавета Наумовна, отошла к шкафчику с медицинским инвентарём и вернулась с набором иголок. Думаю, за пару сеансов приведём тебя в норму. Ложись!
Я уселся на кушетку и зябко передёрнул плечами.
Да я и сам
Вижу, что сам! насмешливо хмыкнула Лизавета Наумовна. Но со стороны заметней, знаешь ли. Ничего-ничего! До субботы все отклонения выправим. Ложись!
Вы объясните просто
Ложись, кому сказано!
Пришлось повиноваться, и следующие четверть часа меня превращали в подушечку для булавок. Втыкали, воздействовали, смещали, расслабляли, подтягивали тут и там, снова и снова. И вроде не так уж и больно было, но такое впечатление всего наизнанку вывернули. Попутно Лизавета Наумовна акцентировала моё внимание на каких-то пропущенных при самолечении отклонениях от нормы незначительных, но чреватых серьёзными осложнения, а заодно поясняла свои действия, иногда даже позволяла самому привести состояние внутренней энергетики к оптимуму, заданному перенастройкой на источник-девять.
Под конец так и взмок весь, смывать контрастный порошок отправился на подгибающихся ногах. Сполоснулся, вытерся, оделся и Нет, так сразу покинуть кабинет не вышло.
Присядь-ка! указала Лизавета Наумовна на кресло с высокой спинкой и регулируемыми подлокотниками и подголовником. Давай-давай! Только пиджак сними.
Зачем это? засомневался я, поскольку вид кресла доверия не внушал.
Лизавета раздражённо постучала красным ноготком по стеклу золотых часиков.
Петя, у меня и другие пациенты имеются! Не тяни!
Так и займитесь ими! Я в порядке!
Пока да, согласилась дамочка. Но придётся немало потрудиться, чтобы так оставалось и впредь.
Я с обречённым вздохом убрал портфель на кушетку, положил рядом пиджак и устроился в кресле.
Удобно? подступила едва ли не вплотную Лизавета Наумовна, нос защекотал лёгкий аромат её цветочных духов.
Вполне, отозвался я, старательно отводя взгляд от обтянутой белым халатом груди.
И вот даже не знаю, то ли слишком усердно пытался это проделать, то ли напротив безуспешно. Как бы то ни было, резкого движения Лизаветы я не заметил, ощутил лишь укол в основание черепа и сразу утратил контроль над телом. В один момент руки и ноги отнялись!
Какого чёрта?!
И зачем же ты постригся под ноль, Петенька? шепнула мне на ухо Лизавета Наумовна.
От неожиданности я даже о своём возмущении позабыл, выдал в ответ:
Захотелось! И допустил ошибку, промедлил, упустил возможность взять ситуацию под контроль.
Укол очередной иглы, вернее сопроводивший его силовой импульс вдруг начисто отрезал меня от доступа к сверхсиле, но только лишь этим Лизавета Наумовна не ограничилась и принялась без всякой спешки притягивать мои предплечья к подлокотникам прочными кожаными ремнями.
Вы чего? выдавил я из себя, но слова прозвучали невнятно, будто успокаивающим обкололи. Начало подкрадываться забытьё.
Лизавета Наумовна закрепила мне ноги, легонько похлопала по щекам, приводя в чувство и попросила:
Постарайся не отвечать на вопросы.
У меня от изумления даже в голове немного прояснилось.
Это как?
Что у тебя с рукой? спросила Лизавета. Откуда ожог?
Я попытался следовать её совету, но сумел продержаться лишь секунд пять или десять. С очередной воткнутой в меня иглой возникло непреодолимое желание исповедаться, пришлось ему уступить.
Обжёгся, сказал я.
Тут же последовал очередной укол и прозвучал следующий вопрос:
Каким образом?
И вновь захотелось выложить всё начистоту, и вновь я не смог сопротивляться наваждению, но, как и в прошлый раз, ответил совсем не то, чего от меня добивались.
На пожаре!
И не соврал ведь без пожара тоже не обошлось!
Лизавета Наумовна конечно же раскусила столь немудрёную уловку, незамедлительно изменила тактику воздействия, и на меня накатило мягкое тепло. Я ощутил невероятную безмятежность и провалился в полудрёму, но окончательно не отключился, смог и дальше поддерживать разговор, точнее отвечать на вопросы, а ещё точнее изворачиваться и юлить, дабы не сказать ничего по существу.
Это было невероятно сложно, я словно в детство вернулся, хотелось быть честным и откровенным, поведать обо всём без утайки, а Лизавета Наумовна перестала быть собой и превратилась в некий собирательный образ самого дорогого для меня человека, но нет, нет и ещё раз нет. Чем именно мы занимались с Альбертом Павловичем в столице, я ей не рассказал.
Зато узнал, с какой целью меня спеленали по рукам и ногам, если в любом случае утратил контроль над телом. Когда Лизавета начала выдёргивать иглы, мышцы так свело судорогой, что едва в три погибели не скрутило.
Зачем? хрипло выдохнул я, не спеша подниматься из кресла, поскольку отнюдь не был уверен, что сумею устоять на ногах.
Да уж не развлечения ради! фыркнула дамочка, протирая иглы. Альберта за новый опыт благодари.
Чего? нахмурился я, решив, будто ослышался. Вы нормально объяснить можете?
Вместо этого Лизавета Наумовна протянула какой-то листок. Дрожащей рукой я принял его, развернул и прочитал выведенные знакомым почерком куратора слова:
«Ты не абсолют»
Вспомнился давнишний спор Альберта Павловича с Георгием Ивановичем касательно моей ментальной устойчивости, и я поморщился.
Хорошо, что вы не стоматолог
Не дуйся! улыбнулась Лизавета. И хватит уже пялиться на мой зад!
Я хотел было отмести это обвинение, но неожиданно для себя сообразил, что именно этим сейчас и занят, вздохнул и спалил записку. Было самую малость обидно и немного страшно. Куратор ведь точно не просто так моей ментальной устойчивостью озаботился, а значит, кто-то может проявить неуместный интерес к неким столичным событиям.
Каким именно?
А так ли это важно? Как по мне так и не особо. Главное, чтобы вместо ментального воздействия при опросе не задействовали бормашину.
Ну а обижаться на Лизавету Наумовну было и вовсе глупо в конце концов, она на меня своё рабочее время тратила, так что я поднялся из кресла, взял с кушетки пиджак и спросил:
И каков вердикт?
Держался ты неплохо, но я сильно и не давила. В любом случае это во многом нарабатываемый навык, так что завтра ещё попрактикуемся. И не вздыхай так! Не вздыхай!
Пришлось пообещать быть как штык.
А что ещё оставалось? Тем более если навык нарабатываемый?
О-хо-хо
На дежурство я отправился сразу от Лизаветы Наумовны, пришёл на четверть часа раньше, но и правильно какое-то время ушло на бюрократические формальности, вроде обязательного инструктажа, точнее проставления подписи за ознакомление с оным, а потом я получил медицинскую униформу, переоделся в белые брюки и аналогичной расцветки халат, поменял туфли на тапочки и поступил в распоряжение Федоры Васильевны Беды.